Овальная трасса

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Овальная трасса, или трасса овального типа — тип замкнутой гоночной трассы, отличающийся наличием поворотов только в одну сторону, как правило, влево.

Своё происхождение эти трассы ведут от ипподромов, на которых проводились первые гонки автомобилей, а также других замкнутых трасс овального типа — велосипедных треков, беговых дорожек стадионов.

Впоследствии, однако, овалы для авто- и мото-гонок практически полностью отделились от других овальных трасс, и эволюционировали самостоятельно.

Классификация овалов

Овальные трассы различаются как по назначению, так и по устройству.

Овалы для мотогонок

В мотоспорте по овальным трассам гоняются в спидвее. Используются плоские овальные трассы небольшой длины (260—400 м, иногда до 1км), с различным покрытием — гаревым, ледяным, иногда травяным или грунтовым.

Овалы для автогонок

В автоспорте существует множество различных видов гонок по трассам овальной формы, выдвигающих к их устройству самые различные требования.

В России в зимний период проводятся трековые гонки на ледовых овалах, сооруженных на базе пустующих зимой ипподромов.

Первый специализированный овал был сооружен в 1907 году в Бруклендсе (Англия), он был второй автогоночной трассой этого типа после трека в Милуоки (США, штат Висконсин), перестроенного из бывшего ипподрома и места проведения ярмарок в 1903 году.

Наибольшее распространение овальные трассы для автогонок получили именно в США, хотя и в Европе до Второй мировой войны они были не редкостью. В пользу овалов говорила их простота и дешевизна, хотя наибольшие из них используются сериями высокого уровня — НАСКАР, IndyCar, и представляют собой сложные сооружения.

Треки с твердым покрытием

Наибольшие из овалов имеют твердое покрытие (paved-tracks) (асфальт, бетон, кирпичи, в первой трети XX в. — доски (board-tracks)) и длину от 0,5 до 2,66 мили (0,8-4,2 км). Повороты таких овалов имеют наклон — вираж — для большей устойчивости автомобилей, которые благодаря этому могут развивать большие скорости — наибольшая средняя скорость на круге сток-каров НАСКАР зарегистрирована на отметке 352 км/ч («Талладега Суперспидвей»), а чампкары разгонялись до 388 км/ч («Калифорния Спидвей»).

Кроме материала покрытия, треки различаются также по длине, форме, углу виража.

Овалы длиной 0,5—1 мили (800—1600 м) называются шорт-треками (short-tracks), более 1 мили — спидвеями, а более 2 миль (3,2 км) — суперспидвеями, хотя эта классификация достаточно условна.

Треки с углом наклона виража менее 12° называются плоскими (flat-tracks). Вираж более 24° дает право овалу называться высокопрофилированным. Кроме того, угол наклона виража может различаться как в разных поворотах, так и по ширине трассы. Наибольшим углом виража из действующих овалов обладает суперспидвей Талладега — 33°, Северная петля трека в АФУСе в Берлине в 30-х гг. имела вираж с углом наклона 43°, а дощатые треки имели наклон до 60°.

Форма треков, несмотря на название, далеко не всегда бывает овальной — наиболее распространены случаи, когда одна прямая (старт-финишная, расположенная вдоль главной трибуны) изогнута и имеет большую длину. По форме этого изгиба различают — D-овалы (плавный изгиб), три-овалы (выраженные две прямые, соединенные под небольшим углом), quad-овалы (три-овалы с небольшими прямыми (dog-leg — «собачьи коленца»)). Кроме того, есть и действительно прямоугольные овалы (Индианаполис Мотор Спидвей), треугольные овалы (Поконо Рейсвэй, Евроспидвей Лаузиц), овалы неправильной формы (Рокингем).

Большинство овалов с твердым покрытием расположено в Северной Америке, наиболее известные не-американские — Лаузицринг в Германии, Рокингем в Англии, Мотеги в Японии, Колдер Парк Рейсвей в Австралии, Родригес Бразерс Рейстрек в Мексике. Массовое строительство D-овалов и три-овалов 1,5-2 мили длиной, со средним углом виража в пределах 12—24° в США в 1990—2000-х годах дало повод назвать их куки-каттерами (cookie-cutter) — средними овалами.

Иногда во внутренней части — инфилде — овальных треков дополнительно прокладывается дорожная трасса, которая может быть связана с овальной трассой. Также дорожная трасса может выходить по туннелю за пределы овала или полностью располагаться вне его. Так, на дорожном варианте Дайтоны проводится гонка 24 часа Дайтоны, в Мотеги проводится этап MotoGP, а в Индианаполисе — Гран-при Формулы-1 (в 2000—2007 годах), а также МотоГП (с 2008).

Гаревые треки

Гаревые или грунтовые треки (dirt-tracks) — наиболее многочисленная разновидность овальных треков, только в США их насчитывается более тысячи, немало также в Канаде, Австралии, Англии и континентальной Европе. По длине такие треки не превышают милю, в большинстве случаев и пол-мили (800 м), нижняя граница размеров — около 1/8 мили (200 м). По форме, чаще всего, правильный овал. Покрытие чаще всего утрамбованный грунт (clay-tracks), также трассу поливают водой во избежание рассыхания и образования пыли. Чаще всего трассы лишены виража или имеют слабовыраженный наклон поворотов, но иногда встречаются и крутые виражи.

Гонки по овалам

Плоские треки

Несмотря на то, что овалы объединяет форма трассы, гонки на них различаются очень сильно. Плоские треки американцы сравнивают с дорожными трассами, за схожую методику прохождения поворотов — у них, как правило, одна траектория в поворотах, и на прямых пилоты борются за неё. Причем на шорт-треках, где скорости невысоки, борьба может принимать и контактные формы, особенно в гонках кузовных автомобилей.

Треки с высоким углом виража

На треках со средним или высоким углом виража, как правило, всегда наличествует несколько траекторий — гонщик, идущий по внешней траектории, у стены, хоть и проделывает больший путь, но имеет лучший выход на прямые (в том числе и за счет «спуска» с виража) и соответственно лучший разгон. Это делает возможной езду бок о бок, на протяжении достаточно длительного времени, пока один из гонщиков не допустит ошибку на торможении или разгоне, выпустив соперника вперед, или же осуществлять обгоны даже при незначительном преимуществе в скорости.

Драфт (драфтинг)

Возможность длительной езды с высокой скоростью делает очень важной проблему аэродинамического взаимодействия автомобилей. Езда в воздушном мешке (драфте, как говорят американцы) может позволить экономить топливо или развивать более высокие скорости, необходимые для обгона. При этом на высокопрофилированных суперспидвеях, таких как Дайтона или Талладега, драфт влияет не только на автомобиль, идущий сзади, но и на идущий спереди — имея на хвосте преследователя, он не тратит энергию на создание кормовых завихрений и тоже может идти быстрее, чем одиночный автомобиль. Это создает удивительную возможность идти вместе большому количеству машин буквально бампер к бамперу на скоростях свыше 300 км/ч, причем в несколько (3—5) рядов. Выпавшая из общего ряда машина сильно теряет в эффективности и скорости, и быстро проваливается назад в пелетоне.

В NASCAR драфт на суперспидвеях Дайтона и Талладега принимает вид бамп-драфта. При бамп-драфте едущий сзади автомобиль в прямом смысле толкает впереди идущего. Это довольно тонкая работа. Слишком большая нагрузка от толкающего на задний бампер толкаемого приводит к развороту последнего вследствие разгрузки задней (ведущей) оси.

Овалы в дождь

Особенности езды по овалам не допускают их использование в дождь — вода постоянно стекает с виража, оставляя дождевые шины с мягким компаундом без охлаждения, и те быстро разрушаются, особенно ввиду высоких нагрузок в вираже. Все попытки создать дождевые шины для овальных трасс до сих пор терпели неудачу.

Безопасность на овалах

Вопросы безопасности в гонках на овальных треках стоят очень высоко — все вылеты происходят в направлении внешней стороны овала, ограниченной бетонной стеной. На большой скорости такие удары представляют большую угрозу и прежде было очень много трагических исходов. Поэтому организаторы овальных гонок проводят большую работу по повышению безопасности и внедряют различные новации. Так, именно на овальных трассах впервые появились автомобили безопасности, замедляющие пелетон и собирающие его вместе, с тем чтобы дать работникам трассы возможность провести аварийно-спасательные и восстановительные работы — на овалах невозможно замедлить гонку только на одном участке, поэтому автомобиль безопасности выпускают всегда, когда есть опасность аварий — при пролитом масле, дожде, валяющихся обломках и т. п. В последнее время практически на всех овалах повороты стали оснащаться SAFER-барьерами — ударопоглощающими секциями поверх бетонной стены, помогающими ослабить и распределить удар.

23.02.2013 на финальном круге первого этапа NASCAR Xfinity Series в Дайтоне произошла серьезная авария. Автомобиль новичка Кайла Ларсона взлетел в воздух, и врезался в сетку. Удар пришелся в калитку, сделанную для прохода людей внутрь трека. В результате столкновения сток-кар Ларсона разорвало на части. Капот с двигателем пробил калитку, и запутался в сетке. Переднее колесо и множество мелких обломков улетели на трибуны. Кайл Ларсон никаких травм не получил, в отличие от зрителей. Три десятка болельщиков были травмированы, но обошлось без жертв.

Работа с КПП

При езде по овальным трекам не требуется или требуется весьма незначительно работа с КПП, что накладывает на её устройство свои особенности. В том числе и поэтому старт на овальных трассах дается с ходу, после обычно трёх прогревочных кругов.

Контрольная телеметрия

Окружающая трассу бетонная стена позволяет располагать вблизи трассы много контрольного оборудования, поэтому на овальных трассах, и так более коротких, нежели трассы дорожного типа, имеется значительно больше контрольных засечек — до 20 — что позволяет при выбросе желтых флагов судьям оперативно определять положение гонщиков и соответственно определять позиции машин при рестарте. Также на стене закреплены светофоры с желтыми сигналами — судьи не могут размахивать желтыми флагами по всей трассе.

Вечерние гонки

Также на внешней стене могут располагаться осветительные приборы, что делает возможными гонки в ночное время суток. Это время наиболее удобно для зрителей, а гонщики имеют возможность ехать по холодной трассе, что положительно влияет на скорость и управляемость машин.

Пит-стопы

Тактика пит-стопов на овальных трассах имеет особое значение, позволяя выигрывать гонки даже на слабых машинах. Пит-стопы под зелёным флагом могут стоить гонщикам одного-двух кругов отставания, тогда как под жёлтым флагом они не теряют круг, только позиции, которые могут быть отыграны за счет преимущества свежих покрышек.

Гонки на грунтовых треках

Гонки на грунтовых овалах не достигают таких скоростей, однако их малая длина приводит к очень большому числу контактов между участниками. А более высокий центр масс машин приводит нередко к переворотам. Однако легкий дождь уже не является помехой при проведении гонок на грунтовых овалах. Езда на грунтовых овалах требует особой техники прохождения поворотов — с заносом задней оси, что позволяет не сбрасывать газ и иметь лучший разгон на выходе. На грунтовых треках пит-стопы не проводятся, для обслуживания машин гонку прерывают на небольшое время, после чего возобновляют. Самые популярные гонки проводятся на машинах категории Спринт-сар и Миджет-кар.

Устройство овалов

Первоначально полотно трассы на овалах устраивалось на специальных насыпях, затем стали монтировать на опорах.

Внешняя стена

С внешней стороны треки с твердым покрытием всегда ограничены бетонной стеной, которая сверху переходит в прочную, загнутую вовнутрь сетку, призванную улавливать летящие обломки. С начала XXI в. в поворотах стены снабжаются SAFER-барьерами — ударопоглощающими секциями, которые не позволяют машинам отскакивать обратно на трассу, смягчают (примерно на 50—60 %) и распределяют удары. Также на стене закреплено контрольное оборудование, причем вместо желтых флагов используются желтые сигнальные огни. Все больше треков оснащаются системами освещения, позволяющими проводить гонки в темное время суток. Верхняя часть стены снабжена стальной сеткой на мощной раме, призванной сдерживать подскакивающие при авариях автомобили. Рама и сетка достаточно прочны, чтобы сдержать мощный касательный удар машин, а их высота не позволяет обломкам перелетать на трибуны. На грунтовых треках внешняя сторона сеткой часто не ограничена и трибун в том месте нет.

Вираж

Вираж (англ. banking, рус. бэнкинг) — основная, «рабочая» часть поворотов на овальной трассе. Имеет тот или иной угол наклона (9°—33°), постоянный или переменный. Наклон характерен больше для поворотов, но и прямые также могут быть виражированными. С внешней (правой) стороны вираж ограничен внешней стеной, с внутренней (левой) стороны — апроном. В последнее время все чаще используется идея переменного по ширине виража — больше к внешней стороне трассы и меньше к внутренней. Таковы, например, треки в Айове (12°—14°) и Бристоле (22°—30°). Большой угол наклона позволяет автомобилям компенсировать часть сил инерции и развивать большие скорости. Кроме того, езда по внешней траектории в вираже не всегда проигрышна и позволяет машинам идти бок о бок на протяжении длительного времени. В Америке, по традиции, вход и выход из поворотов обозначают отдельно, то есть входы получают нечетные номера — 1 и 3 — а выходы получают четные — 2 и 4. Это не относится к треугольными и четырёхугольным овалам типа Поконо или Индианаполис.

Апрон

Наклонный вираж от инфилда^[что?] отделяет плоская часть трассы — апрон. Апрон используется для покидания и возвращения на трассу при проведении пит-стопов. От виража апрон отделяется белой или жёлтой линией, за которой на некоторых трассах (Дайтона, Талладега) гонщик не имеет права обгонять. Впрочем, попадание на плоский апрон с крутого виража и так может дестабилизировать машину, особенно если её правая часть все ещё на вираже, а левая уже на плоском апроне.

Инфилд

Внутренняя часть овальной трассы называется инфилдом. Обычно она используется для обустройства пит-комплекса и паддока, а также для стоянки автомобилей зрителей. На шорт-треках в инфилде может разместиться лишь часть пит-комплекса. На грунтовых треках в большинстве это место никак не занято — оно слишком мало и опасно. Также в инфилде может располагаться дополнительная дорожная трасса, соединяющаяся или не соединяющаяся с овалом. На Индианаполис Мотор Спидвей в инфилде вдоль главной прямой позади пит-комплекса стоит трибуна.

Трибуны

Трибуны на овалах могут иметь разный вид. В основном они располагаются вдоль главной прямой, но в дальнейшем могут быть расширены в обе стороны, охватывая трассу (как на треке в Шарлотте). Иногда, если трек невелик, они могут и вовсе окружить его целиком, образуя форму стадиона (Бристоль). Но трибуны могут располагаться и нестандартно — так, на треке в Мартинсвилле две главные трибуны расположены с обоих концов овала, образуя вместе с овалом вытянутое сооружение. Расположение трибун в инфилде (как в Индианаполисе) не распространено, так как тогда загораживается обзор на заднюю прямую. Так делают, если вместимость основных трибун совершенно не удовлетворяет — трек в Индианаполисе может принять до 400 тыс. болельщиков. Самые большие треки США имеют вместимость трибун намного больше 100 тыс. человек. И с трибун обычно видна вся трасса. На грунтовых треках трибуны напротив поворотов не устанавливаются — это слишком опасно, тем более в отсутствие бетонной стены. Например, автомобили категории Sprint car во время аварии запросто могут подлететь вверх на 10 метров и перелететь через сетку.

Отрывок, характеризующий Овальная трасса

– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.