Овандо, Франсиско Хосе де

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Франсиско Хосе де Овандо
Francisco José de Ovando
Губернатор Чили
28 июня 1745 — 26 марта 1746
Предшественник: Хосе Антонио Мансо де Веласко
Преемник: Доминго Ортис де Росас
Генерал-губернатор Филиппин
20 июля 1750 — июль 1754
Предшественник: Хуан де Арречедерра
Преемник: Педро Мануэль де Аррандиа
 
Вероисповедание: католицизм
Профессия: военный
У этого человека испанская фамилия; здесь Овандо — фамилия отца, а Солис Рол де Ла Серда — фамилия матери.

Франсиско Хосе де Овандо и Солис Рол де Ла Серда (исп. Francisco José de Ovando y Solís Rol de La Cerda, 1693 — 9 декабря 1755) — испанский колониальный администратор.



Биография

Родился примерно в 1693 году в Касересе. В 1710 году вступил в испанскую армию, в 1717 году перешёл в морскую пехоту. В июле 1718 года во время войны четверного альянса принял участие в захвате Сицилии. Впоследствии занимал административные должности.

В 1728 году перешёл во флот, и в звании лейтенанта принял командование над фрегатом «Génova». Два года спустя был отправлен в Кадис изучать судостроение. В 1731 году принял командование над фрегатом «Guipúzcoa», который в составе флота адмирала Корнехо принял участие в нападении на Ливорно. В 1733 году был произведён в капитаны и получил под командование фрегат «Galga», на котором во время войны за польское наследство в составе флота маркиза де Клавихо принял участие в захвате Неаполя. В 1734 году был отправлен на захват крепости Бриндизи, во время которого лично возглавил десантную партию. По возвращению в Неаполь инфант Карлос за выдающуюся доблесть даровал ему титул «маркиз де Бриндизи», произвёл в подполковники и дал под командование 70-пушечный линкор «El León».

В 1736 году получил под командование фрегат «San Cayetano» и был направлен в Веракрус, где стал бороться с пиратами Карибского моря. В 1740 году на барке «Dragón» принял участие в обороне Картахены от британского адмирала Вернона. В 1743 году Овандо был произведён в командующие флотом, и ему была поручена инспекция всех крепостей, гаваней и арсеналов в вице-королевстве Перу.

В 1744 году губернатор Чили Хосе Антонио Мансо де Веласко был повышен до вице-короля Перу. В свою очередь он назначил Овандо временным губернатором Чили. Сопроводив нового вице-короля из Вальпараисо в Перу, Овандо 28 июля 1745 года приступил к своим обязанностям, и выполнял их до 26 марта следующего года, когда прибыл новый губернатор Доминго Ортис де Росас. После этого Овандо немедленно вернулся на флот, совершив на судне «San Fermín» рекогносцировочное плавание к островам Хуан-Фернандес. Оттуда он вернулся в Лиму, где ему пришлось принять участие в ликвидации последствия страшного землетрясения.

В 1750 году Овандо был назначен генерал-губернатором Филиппин, и 20 июля 1750 года прибыл в Манилу. Ввиду слабости испанских позиций по сравнению с окрестными державами, ему пришлось срочно заняться наращиванием вооружённых сил. Он делал импровизированные установки залпового огня из имевшейся устаревшей артиллерии, и строил мелкие суда.

Овандо пришлось иметь дело с султанатом Сулу, продолжая политику своего предшественника. В 1748 году султан Алим ад-дин I был обвинен своими приближенными в происпанской политике и свергнут заговорщиками. Он с семьей бежал на остров Минданао, в испанскую крепость Замбоангу, откуда его переправили в Манилу. В Маниле он в 1750 году был крещён в католическую веру и получил имя «Фердинанд». Испанцы завоевали Сулу, но заподозрили «Фердинанда» в неблагонадёжности, и арестовали его. После этого под власть испанцев перешли острова Балабак и Палаван, но их колонизация шла струдом из-за высокой смертности среди испанских поселенцев.

Из-за своего характера Овандо во время пребывания на посту губернатора постоянно вступал в конфликты с королевской аудиенсией Манилы и местным архиепископом. По окончании губернаторского срока отправился назад в Акапулько на борту галеона «Santísima Trinidad», и скончался во время плавания.

Память

В честь Франсиско Хосе де Овандо назван город Обандо в филиппинской провинции Булакан.

Напишите отзыв о статье "Овандо, Франсиско Хосе де"

Отрывок, характеризующий Овандо, Франсиско Хосе де

В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.