Овер, Александр Иванович
| Александр Иванович Овер | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
с. Панино, Крапивенский уезд, Тульская губерния |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Страна: |
Российская империя |
| Научная сфера: | |
Александр Иванович Овер (1804—1864) — врач, заслуженный профессор терапевтической клиники и директор терапевтического отделения факультетской клиники Московского университета, инспектор Московских больниц гражданского ведомства. Тайный советник.
Биография
Родился в семье французского эмигранта, доктора права и королевского адвоката при парламенте в Нанси, который за свои политические убеждения был вынужден искать убежище в России, где и умер в 1809 году.
Первоначальное образование А. И. Овер получил дома, затем учился в Московской практической коммерческой академии и в гимназии. В возрасте 15 лет поступил вольнослушателем в Московское отделение Петербургской медико-хирургической академии, но через год, по совету профессора Х. И. Лодера, перевёлся в Московский университет. В университете за студенческую работу «Historia animalium aspandyloideorum» физико-математический факультет наградил его золотой медалью. В 1823 году он окончил курс, всё-таки — в Медико-хирургической академии. В октябре 1823 года Овер на два года отправился за границу, где слушал лекции профессоров медицинской школы в Страсбурге.
В 1825 году, вернувшись в Москву, Овер защитил в медико-хирургической академии диссертацию на степень доктора медицины о трахеотомии: «De incisione ductus aërei», после чего снова отправился за границу, на этот раз в Париж, где два года занимался у известных профессоров хирургией, терапией и патологической анатомией. Потом Овер побывал в Лондоне, Монпелье, Италии, Германий, вторично в Страсбурге, и в мае 1829 года возвратился в Москву, которую избрал постоянным местом своей медицинской деятельности. Здесь на первых порах ему пришлось пережить немало огорчений и разочарований. В 1830 году во время эпидемии холеры он был назначен старшим врачом Басманной временной холерной больницы. В том же году, по ходатайству Ф. Рихтера, начались его практические занятия в хирургическом отделении Екатерининской больницы под руководством её главного врача И. И. Поля.
В 1832——1833 академическом году Овер исправлял должность помощника профессора хирургической клиники Московского университета — А. А. Альфонского и, по его поручению читал курс оперативной хирургии. В 1833 году А. И. Овер поступил старшим врачом на службу в Первую градскую больницу, главным врачом которой был Эвениус. В этой больнице Овер впервые в Москве произвёл операции: перевязку подключичной артерии, перевязку сонной артерии, полную и частичную резекцию верхней и нижней челюсти, отсечение маточной шейки. За время службы в городской больнице Овер составил коллекцию анатомо-патологических препаратов и атлас картин наиболее интересных случаев в больнице — коллекция не уступала лучшим иностранным аналогам. В 1838 году он представил Московской медико-хирургической академий отчёт о 150 важнейших своих операциях с объяснительными рисунками, а также статью, представлявшую описание 5 полных удалений верхней челюсти, за что был удостоен в декабре того же года степени доктора медицины и хирургии. Однако в дальнейшем он работал не хирургом, а терапевтом.
В 1839 году А. И. Овер был утверждён ординарным профессором терапевтической клиники при Московской медико-хирургической академий. В 1842 году Овер перешёл в московский университет и занял кафедру профессора Бунге, некогда — его любимого учителя М. Я. Мудрова. Одновременно он стал директором терапевтической клиники университета.
Осенью 1846 года Оверу выпала честь открытия терапевтической клиники на Рождественке, которая стала называться Факультетская терапевтическая клиника Московского университета. В этом же году Овер был назначен медицинским инспектором московских учреждений ведомства Императрицы Марии.
В холерную эпидемию 1847—1848 гг. А. И. Овер был главным врачом временной Сретенской больницы (в Каретном ряду) и, как профессор терапевтической клиники, заведовал её холерным отделением; был также главным врачом временной больницы на Плющихе.
В 1850 году Овер был назначен инспектором Московских больниц гражданского ведомства, и в этой должности в третий раз ему пришлось бороться с холерной эпидемией — в 1853 году. Проанализировав свои наблюдения, он твёрдо убедился в том, что холера заразительна, и настойчиво отстаивал своё мнение против многочисленных возражений оппонентов.
В 1849 году он получил звание гоф-медика, а в 1850 — звание члена медицинского совета; в 1851 году был произведён в действительные статские советники, а в 1853 году награждён орденом Св. Станислава 1-й степени. 
Как медицинский инспектор, Овер ясно сознавал необходимость соединить все московские больницы гражданского ведомства под одним управлением, организовать центральное справочное бюро. Имя Овера было весьма популярным в Москве. Впрочем, в воспоминаниях бывших слушателей А. И. Овера встречаются и сетования на него, за то, что он, будучи обременён громадной практикой, уделял слишком мало внимания и времени студентам, будучи замечательным и как лектор.
А. И. Овер член ряда научных обществ: Физико-медицинского при Московском университете (1825), Королевского французского общества наук и художеств в Страсбурге (1825), Королевского Баварского ботанического общества (1825), Московского общества испытателей природы (1833).
Женат с 24 октября 1858 года на фрейлине Анне Сергеевне Цуриковой. Похоронен на Введенском кладбище.
В 1847 году в Москве был издан первый том главного научного труда А. И. Овера на латинском языке — паталого-анатомический атлас под заглавием: «Selecta praxis medico-chirurgicale quam Mosquae exercet Alexander Auver» (4-й последний том издан в 1852 году). Этот труд был удостоен лестных отзывов медицинской критики за границей и награждён по заслугам как нашим, так и очень многими иностранными монархами и учеными обществами: Николай I наградил Овера бриллиантовым перстнем.
Источники
- Овер, Александр Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Давидович И. Овер, Александр Иванович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Волков В. А., Куликова М. В. Московские профессора XVIII — начала XX веков. Естественные и технические науки. — М.: Янус-К; Московские учебники и картолитография, 2003. — С. 173—174. — 294 с. — 2 000 экз. — ISBN 5—8037—0164—5.
Напишите отзыв о статье "Овер, Александр Иванович"
Отрывок, характеризующий Овер, Александр Иванович
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
