Огава, Кунио

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Огава Кунио»)
Перейти к: навигация, поиск
Кунио Огава
小川 国夫
Дата рождения:

21 декабря 1927(1927-12-21)

Место рождения:

Фудзиэда (Сидзуока)

Дата смерти:

8 апреля 2008(2008-04-08) (80 лет)

Род деятельности:

прозаик

Годы творчества:

19532008

Направление:

«поколение интровертов»

Жанр:

рассказ

Дебют:

«Восточное побережье» (東海のほとり)

Премии:

премия Танидзаки</br>премия Кавабаты</br>премия Ёмиури</br>премия Ито

Кунио Огава (яп. 小川 国夫 Огава Кунио?, 21 декабря 19278 апреля 2008) — японский писатель, представитель литературного «поколения интровертов». Известен написанными ясным, отточенным стилем рассказами с яркими образами Сидзуоки, Средиземноморья и христианскими и почвенническими мотивами. Основные произведения: «Береговые опыты» (試みの岸, 1972), сборник рассказов «Затворник» (逸民, 1986), «Торговцы гашишем» (ハシッシ・ギャング, 1998) и др. На русский язык не переводился.



Биография

Родился в городе Фудзиэда, префектура Сидзуока. В военные годы вместе с другими школьниками и студентами участвовал в принудительных работах в порту, опыт, позднее переосмысленный в его художественном творчестве. В 1946 году поступил на филологический факультет университета Сидзуоки (по дореформенной системе образования — школа повышенной ступени). В те же годы принял крещение по католическому обряду. Имя, полученное при крещении, — Августин.

В 1950 году поступил в Токийский университет (филологический факультет, отделение японской литературы). Как писатель дебютировал в 1953 году с рассказом «Восточное побережье» (東海のほとり), опубликованном в журнале «Современная литература» (近代文学). В октябре того же года уехал во Францию, где учился за свой счёт в Парижском университете в течение трёх последующих лет. В году пребывания в Европе много путешествовал, переезжая из страны в страну на своём мотороллере Vespa, таким способом побывав в Испании, Северной Африке, Италии, Греции и ряде других стран. В 1956 году, возвратившись в Японию, не восстанавливаясь в университете, начал жизнь свободного художника.

В год своего возвращение создал додзинси «Бронзовый век» (青銅時代). В 1957 году издал на собственные средства повесть «Остров Аполлона» (アポロンの島), написанную в автобиографической манере по мотивам своих скитаний по Европе. Однако продать хотя бы один экземпляр книги не удалось. Он был куплен лишь спустя 8 лет после её издания: сделал это писатель Тосио Симао, разглядевший в Огаве литературное дарование и способствовавший его признанию. Усилиями Симао «Остров Аполлона» был напечатан в одном деловом журнале. Публикация привлекла к себе внимание и заставила говорить о писателе, как о представителе «поколения интровертов», группе новых писателей, к которой уже примыкали Ёсикити Фуруи, Сэндзи Курои, Мэйсэй Гото и ряд других талантливых авторов.

Широкое признание и всевозможные регалии к Огаве пришли в 1980-х1990-х годах с публикацией рассказа «Пенсионер» (逸民, 1986, премия Кавабаты), «Гавани печали» (悲しみの港, 1994, премия Ито), «Торговцев гашишом» (ハシッシ・ギャング, 1998, премия Ёмиури). С 2005 года являлся членом Японской академии искусств. В 2006 году был награждён Орденом восходящего солнца. В последние годы жизни много времени и сил уделял преподавательской деятельности. Скончался в муниципальной больнице города Сидзуока от пневмонии в возрасте 80 лет.

Творчество

Будучи близким эстетике круга писателей «поколения интровертов», Огава всё же сохранял и свои индивидуальные черты. Основными источниками специфических для него тем и образов произведений стали пейзажи и люди родной Сидзуоки, картины средиземноморья, библейские мотивы. Определённое влияние на Огаву оказало и основательное знание традиции театра Но, а также творчество Фолкнера. Стиль произведений отличается прозрачностью и простотой, ёмкостью образов и убеждённостью в возможность полноценного выражения скупыми средствами. Как и многие писатели—интроверты тяготел к малой форме.

Напишите отзыв о статье "Огава, Кунио"

Ссылки

  • [www.yaizu-shinkin.co.jp/bunka/ogw.htm Сайт «Мир Огава Кунио»] (яп.) Био- и библиография, а также полный текст одного сборника эссе
  • [book.asahi.com/news/TKY200804080267.html Некролог на сайте газеты «Асахи симбун»] (яп.)
  • [atlantic.gssc.nihon-u.ac.jp/~ISHCC/bulletin/11/b002_Ishii.pdf Статья «Огава Кунио и Уильям Фолкнер»] (яп.)


Отрывок, характеризующий Огава, Кунио

Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему: