Огай, Дмитрий Алексеевич

Дмитрий Огай
Общая информация
Полное имя	Дмитрий Алексеевич Огай
Родился	14 мая 1960(1960-05-14) (63 года) Джамбул, Казахская ССР, СССР
Гражданство	СССР Казахстан
Рост	185 см
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	без клуба
Карьера
Клубная карьера*
1978—1979	Химик (Джамбул)	31 (1)
1980	Кайрат	1 (0)
1981—1983	Пахтакор	32 (0)
1984—1986	Химик (Джамбул)	67 (13)
1986—1988	Кайрат	65 (1)
1989	Химик (Джамбул)	29 (0)
1990—1992	Шахтёр	98 (7)
1993	Достык	29 (1)
1993/1994	Пройссен Хамельн-07	12 (0)
1994	Актюбинец	18 (1)
1995	Кайрат	20 (1)
1996	Мунайши	14 (0)
1996—1997	Тараз	23 (0)
Тренерская карьера
2000—2001	Есиль-Богатырь
2002—2004	Иртыш
2005—2009	Тобол
2010	Тараз
2010—2011	Урал
2012	Кайрат
2012—2013	Нефтехимик
2013—2015	Кайсар
2016	Тобол
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Дми́трий Алексе́евич Ога́й (14 мая 1960, Джамбул, Казахская ССР, СССР) — советский и казахстанский футболист корейского происхождения, футбольный тренер. Выступал на позиции полузащитника. Мастер спорта СССР. Самый титулованный тренер казахстанского футбола.

Карьера

Клубная

Воспитанник джамбульского футбола, начинал в ДЮСШ Джамбула. В 18 лет был принят в состав местного «Химика» и в сезоне 1979 года провёл за клуб 31 матч на первенство Казахской ССР, забил один гол. Огая пригласили в столичный «Кайрат», выступавший в высшей лиге, но выпустили лишь на одну игру. Он уехал в Ташкент и сыграл за три сезона 32 игры за «Пахтакор» в высшей лиге. Затем вернулся в Джамбул и почти три года провёл в «Химике», забив 13 голов в 67 матчах. Его снова позвали в «Кайрат» в 1986 году. Дмитрий сыграл за клуб за три сезона 65 матчей и забил гол. В 1989 году Огай снова в родном клубе. Следующие три сезона 1990—1992 он провёл в карагандинском «Шахтёре» и забил 7 мячей в 98 встречах. В 1993 году выступил в новой команде «Достык» Алма-Ата. В конце сезона Огай и ещё 4 футболиста поиграли полсезона в Германии за клуб «Пройссен Хамельн-07» из Оберлиги Норд (пятый уровень). Далее Огай сыграл по сезону в «Актюбинце», снова в «Кайрате» и актауском «Мунайши». Два последних в карьере сезона провёл в в родном «Таразе», когда клуб под предводительством Ваита Талгаева стал чемпионом (1996) и вице-чемпионом (1997) Казахстана.

Тренерская

Тренерской деятельностью Огай занялся с 1998 года, когда вошёл в штаб земляка Вахида Масудова в клубе «ЦСКА-Кайрат». В 1999 году петропавловский клуб «Аксесс-Есиль» вернулся в высшую лигу казахстанского футбола. Огай стал ассистентом главного тренера Владимира Стрижевского. И клуб, усиленный опытным чемпионом России Сергеем Тимофеевым и молодым, но перспективным кайратовцем Русланом Балтиевым, с ходу завоевал серебряные медали. В 2000 году Огай сам стал главным тренером команды, изменившей название на «Аксесс-Голден-Грейн», и только в дополнительном матче северяне уступили чемпионство астанинскому «Женису» 0:2, а в финале Кубка Казахстана — алматинскому «Кайрату». В сезоне 2001 года клуб, теперь названный уже «Есиль-Богатырь», взял бронзовые медали.

С павлодарским «Иртышом» Огай брал два золота подряд (2002—2003) и серебро (2004) в казахстанской Суперлиге, был финалистом Кубка Казахстана 2002. По итогам сезона—2002 Огай был признан лучшим тренером года и направлен на краткую стажировку в испанский клуб «Валенсия», а в 2003 году — в голландский «Аякс».

В мае 2005 года Огай принял слабо стартовавший костанайский «Тобол» и на финише лишь очко уступил чемпиону «Актобе». Был снова назван лучшим тренером года и направлен на стажировку в испанскую «Барселону». При нём «Тобол» за четыре года стал трёхкратным серебряным, а также бронзовым призёром, взял Кубок Казахстана 2007 года, стал победителем Кубка Интертото 2007, но в 2009 году занял только четвёртое место и не попал в Лигу Европы. Огай подал в отставку, хотя в следующем сезоне новый тренер россиянин Равиль Сабитов довёл кустанайскую дружину до золотых медалей.

К руководству сборной Казахстана не привлекался из-за конфликта с Федерацией футбола Казахстана в 2008 году (тогда президентом ФФК назначили вместо Рахата Алиева Адильбека Джаксыбекова).

Огай в ноябре 2009 года уехал на свою четвёртую стажировку, теперь в Казань к главному тренеру «Рубина» Курбану Бердыеву. Отдохнув полгода, он с августа по ноябрь 2010 года поднимал утопающий «Тараз» и помог землякам остаться в Премьер-лиге.

13 декабря 2010 года Огай принял предложение стать главным тренером середняка ФНЛ екатеринбургского «Урала». Поставленную задачу сразу выйти в Премьер-лигу России выполнить не удалось и в мае 2011 года Огай сам подал в отставку.

В декабре 2011 года возглавил «Кайрат». Привести клуб-аутсайдер сразу к медалям не вышло и уже в мае Огай расстался с «Кайратом».

В июне 2012 года по приглашению Курбана Бердыева возглавил фарм-клуб казанского «Рубина» — «Нефтехимик» из Нижнекамска. Казахстанский тренер вывел дебютанта ФНЛ на 7 место и по окончании сезона в июне 2013 года покинул клуб.

В декабре 2013 года Огай принял кзылординский «Кайсар», только вернувшийся в казахстанскую Премьер-лигу. В сезоне 2014 года клуб занял пятое место и только по дополнительным показателям уступил «Ордабасы» путевку в первый квалификационный раунд Лиги Европы. Но в 2015 году игра не задалась (10 место после 21 тура), и Огай в июле покинул клуб вместе с директором Русланом Балтиевым и начальником команды Евгением Веретновым , а клуб в ноябре занял последнее 12 место и вылетел в Первую лигу.

В январе 2016 года Дмитрий Огай через десять лет снова пришёл в костанайский «Тобол» . Однако уже в апреле после всего 7 туров тренер был освобождён от занимаемой должности. Клуб в этот момент занимал 5 место из 12, но неожиданно выбыл из розыгрыша Кубка Казахстана, проиграв по пенальти в 1/8 финала ФК «Кызыл-Жар СК» (Петропавловск) из Первой лиги. Вместе с Огаем ушли тренер Руслан Балтиев и ассистент главного тренера Сергей Кулинич .

Достижения

Футболист

• 1 Чемпион Казахстана 1996
• 2 Вице-чемпион Казахстана 1997

Тренер

• 11 Дважды чемпион Казахстана 2002, 2003
• 22222 Пять раз вице-чемпион Казахстана: 2000, 2004, 2005, 2007, 2008
• 33 Дважды бронзовый призёр чемпионата Казахстана: 2001, 2006
• Обладатель Кубка Казахстана: 2007
• Обладатель Кубка Интертото 2007
• Финалист Кубка Казахстана 2000
• Финалист Кубка Казахстана 2002

Награды

• Мастер спорта СССР: 1982
• Тренер года в Казахстане: 2002, 2003, 2005
• Рекордсмен среди тренеров Казахстана по количеству завоёванных медалей — 9 подряд с 2000 по 2008. Его догнал в 2012 году тренер «Актобе» Владимир Муханов — тоже 9 наград, но у Огая есть ещё две медали, как футболиста.

Семейное положение

Дмитрий Огай женат, две взрослые дочери.

Ссылки

• [biografia.kz/famous/2923 Профиль на сайте]
• [news.yandex.ru/people/ogaj_dmitrij.html Пресс-портрет]

Отрывок, характеризующий Огай, Дмитрий Алексеевич

Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.
– И наконец, в знак чистосердечия, я прошу вас открыть мне главное ваше пристрастие, – сказал он.
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.