Огаки (княжество)
Поделись знанием:
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Княжество Огаки (яп. 大垣藩 Огаки-хан) — феодальное княжество (хан) в Японии периода Эдо (1600—1871), в провинции Мино региона Тосандо на острове Хонсю (современная префектура Гифу).
История княжества
Административный центр княжества: замок Огаки (современный город Огаки, префектура Гифу).
Доход хана:
- 1600—1616 годы — 50 000 коку риса
- 1616—1624 годы — 20 000 коку
- 1624—1633 годы — 50 000 коку риса
- 1633—1635 годы — 60 000 коку
- 1635—1871 годы — 100 000 коку риса
Исторически сложилось, что район Огаки был очень важным транзитным пунктом из провинции Мино в провинцию Оми. Эта территория была жизненно важна для Сайто Досана, а затем для Оды Нобунаги. В период Эдо (1603—1868) княжество Огаки правители домена менялись несколько раз, пока в замке Огаки не утвердился род Тода, владевший ханом до Реставрации Мэйдзи.
Княжество Огаки было образовано в 1600 году после битвы при Сэкигахара. Его первым правителем стал Исикава Ясумити (1554—1607), с 1590 года владевший доменом Наруто (провинция Кодзукэ) с доходом 20 000 коку. В 1607 году ему наследовал отец Исикава Иэнари (1534—1609), генерал Токугава Иэясу. В 1609 году третьим правителем Огаки-хана стал Исикава Тадафуса (1572—1659), приёмный сын Исикавы Иэнари. В 1616 году Исикава Тадафуса был переведён в Хита-хан (провинция Бунго).
В 1616 году Огаки-хан получил во владение Мацудайра Тадаёси (1582—1624), бывший правитель Сэкиядо-хана в провинции Симоса. В 1624 году ему наследовал второй сын Мацудайра Норинага (1620—1647), который в том же году был переведён в Коморо-хан (провинция Синано).
В 1624 году княжество было передано Абэ Наганори (1568—1632), ранее правившему в Фукутияма-хана (провинция Тамба). В 1632 году вторым даймё Огаки-хана стал его старший сын Абэ Нобукацу (1597—1668), который в 1633 году был переведён в Тацуно-хан (провинция Харима).
В 1633—1635 годах Огаки-ханом владел Мацудайра Садацуна (1592—1652), ранее правивший в Ёдо-хане (провинция Ямасиро). В 1635 году он был переведён в Кувана-хан (провинция Исэ).
С 1635 по 1871 год княжеством управлял род Тода. В 1635 году первым даймё стал Тода Удзиканэ (1576—1655), ранее правивший в Амагасаки-хане (провинция Сэтцу). Его потомки правили в домене вплоть до 1871 года.
Во время Войны Босин (1868—1869) Огаки-хан вначале находился на стороне сёгуната Токугава, а затем перешел на сторону императорского правительства Мэйдзи и участвовал в военных действиях против Айдзу-хана и других северных княжеств. В период Мэйдзи семья Тода из Огаки-хана получила титул виконта (伯爵).
Огаки-хан был ликвидирован в 1871 году.
Правители княжества
| № | Имя | Годы правления | Годы жизни | Примечания | |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Исикава Ясумити | 石川康通 | 1600 — 1607 | 1554 — 1607 | Старший сын Исикавы Иэнари (Кадзумасы) |
| 2 | Исикава Иэнари | 石川家成 | 1607 — 1609 | 1534 — 1609 | Военачальник Токугавы Иэясу, участвовал во всех его военных кампаниях |
| 3 | Исикава Тадафуса[1] | 石川忠総 | 1609 — 1616 | 1582 — 1651 | Сын Окубо Тадатика, был усыновлён Исикавой Иэнари |
| № | Имя | Годы правления | Годы жизни | Примечания | |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Мацудайра Тадаёси[2] | 松平忠良 | 1616 — 1624 | 1582 — 1624 | Второй сын Мацудайры Ясумото[3] |
| 2 | Мацудайра Норинага[4] | 松平憲良 | 1624 | 1620 — 1647 | Второй сын и преемник Мацудайры Тадаёси |
| № | Имя | Годы правления | Годы жизни | Примечания | |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Абэ Нагамори[5] | 岡部長盛 | 1616 — 1624 | 1568 — 1632 | Старший сын Абэ Тоцуна (1542—1584) |
| 2 | Абэ Нобукацу[6] | 岡部宣勝 | 1632 — 1633 | 1597 — 1668 | Старший сын и преемник Абэ Нагамори |
| № | Имя | Годы правления | Годы жизни | Примечания | |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Мацудайра Садацуна[7] | 松平定綱 | 1633 — 1635 | 1592 — 1652 | Третий сын Мацудайры Садакацу[8] |
| № | Имя | Годы правления | Годы жизни | Примечания | |
|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Тода Удзиканэ[9] | 戸田 氏鉄 | 1635 — 1651 | 1576 — 1655 | Старший сын и преемник Тоды Кадзуаки[10] |
| 2 | Тода Удзинобу | 戸田氏信 | 1651 — 1671 | 1600 — 1681 | Старший сын Тоды Удзиканэ |
| 3 | Тода Удзиаки | 戸田氏西 | 1671 — 1684 | 1627 — 1684 | Старший сын и преемник Тоды Удзинобу |
| 4 | Тода Удзисада | 戸田氏定 | 1684 — 1723 | 1657 — 1733 | Старший сын Тоды Удзиаки |
| 5 | Тода Удзинага | 戸田氏長 | 1723 — 1735 | 1687 — 1735 | Второй сын и преемник Тоды Удзисады |
| 6 | Тода Удзихидэ | 戸田氏英 | 1735 — 1768 | 1730 — 1768 | Второй сын Тоды Удзинаги |
| 7 | Тода Удзинори | 戸田氏教 | 1768 — 1806 | 1756 — 1806 | Сын Мацудайры Такэтики[11], усыновлён Тодой Удзихидэ |
| 8 | Тода Удзиканэ | 戸田氏庸 | 1806 — 1841 | 1780 — 1841 | Старший сын и преемник Тоды Удзинори |
| 9 | Тода Удзимаса | 戸田氏正 | 1841 — 1856 | 1814 — 1876 | Старший сын Тоды Удзиканэ |
| 10 | Тода Удзиакира | 戸田氏彬 | 1858 — 1865 | 1831 — 1865 | Старший сын и преемник Тоды Удзимасы |
| 11 | Тода Удзитака | 戸田氏共 | 1865 — 1871 | 1854 — 1936 | Четвертый сын Тоды Удзимасы |
Напишите отзыв о статье "Огаки (княжество)"
Примечания
- ↑ Даймё Хита-хана (1616—1623), Сакура-хан (1633—1634) и Дзэдзэ-хана (1634—1650)
- ↑ 2-й даймё Сэкиядо-хана в провинции Симоса (1603—1616)
- ↑ Мацудайра Ясумото (1552—1603) — 1-й даймё Сэкиядо-хана (1590—1603)
- ↑ В 1624—1647 годах даймё Коморо-хана в провинции Синано
- ↑ Даймё Ямадзаки-хана (1590—1609), Тамба Камэяма-хана (1609—1621) и Фукутияма-хана (1621—1624)
- ↑ Даймё Тацуно-хана (1633—1635), Такацуки-хана (1635—1640) и Кисивада-хана (1640—1661)
- ↑ Даймё Симоса Ямакава-хана (1609—1616), Симоцума-хана (1616—1619), Какэгава-хана (1619—1623), Ёдо-хана (1623—1633) и Кувана-хана (1635—1651)
- ↑ Мацудайра Садакацу (1560—1624) — даймё Какэгава-хана (1601—1607), Фусими-хана (1607—1616) и Кувана-хана (1616—1624)
- ↑ Даймё Дзэдзэ-хана (1604—1616) и Амагасаки-хана (1617—1635)
- ↑ Тода Кадзуаки (1542—1604) — даймё Оцу-хана (1601) и Дзэдзэ-хана (1601—1604)
- ↑ Мацудайра Такэтика (1714—1779) — даймё Татэбаяси-хана (1728, 1746—1779) и Танагура-хана (1728—1746)
Литература
- Рубель В. А. Японська цивілізація: традиційне суспільство і державність. — Київ: «Аквілон-Прес», 1997.
Ссылки
- [www.asahi-net.or.jp/~me4k-skri/han/hantop.html 江戸三百藩] (яп.). — Список трёхсот ханов периода Эдо. [web.archive.org/web/20141105132143/www.asahi-net.or.jp/~me4k-skri/han/hantop.html Архивировано из первоисточника 5 ноября 2014].
Отрывок, характеризующий Огаки (княжество)
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
