Огановский, Николай Петрович

Николай Петрович Огановский
Дата рождения:	1 (13) ноября 1874(1874-11-13)
Место рождения:	Вильно
Дата смерти:	1938(1938)
Научная сфера:	экономика
Альма-матер:	Петербургский университет

Николай Петрович Огановский (1 ноября (13 ноября) 1874, Вильно — 1938) — российский экономист-аграрник, статистик и политический деятель.

Биография

Отец — офицер Генерального штаба.

Николай Огановский учился в Киевском кадетском корпусе. Окончил историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета (1897).

Служил секретарём областного и войскового статистического комитета Уральского областного правления, чиновником особых поручений при военном губернаторе области. В 1901—1902 работал в статистическом бюро Воронежского земства, затем проводил обследование общины по земским материалам тридцати губерний России. В 1903—1904 вновь служил в Уральске, в 1905 вышел в отставку.

Придерживался народнических взглядов, во время революции 1905—1907 участвовал в создании Всероссийского крестьянского союза. Был редактором-издателем газет «Голос деревни» и «Народный листок» (Саратов, 1906), дважды привлекался к суду. Публиковал брошюры по аграрному вопросу, экономике и политики, сторонник сохранения крестьянской общины и её адаптации к новым экономическим условиям, критик столыпинской аграрной реформы с народнических позиций. Работал в Вольном экономическом обществе, за научные исследования был удостоен ряда премий. Автор труда «Закономерность аграрной эволюции» (ч. 1 — 3, Саратов — М., 1909—1914).

В 1910 арестован по обвинению к принадлежности к Партии социалистов-революционеров, но затем освобождён за отсутствием улик. В 1908—1912 — заведующий библиотекой, в 1914—1916 — приват-доцент кафедры политической экономии Московского коммерческого института. Публиковал работы в журналах «Русское Богатство», «Заветы» и других, в книгоиздательском товариществе «Задруга», был редактором журнала «Новый колос» (1916). В 1915—1916 — заведующий статистическим бюро Всероссийского земского союза. Сотрудничал с Трудовой группой в Государственной думе, был близок к Народно-социалистической партии (НСП), был сторонником сотрудничества с левыми кадетами.

Деятельность в 1917

После Февральской революции 1917 вошёл в состав организационного комитета НСП, участвовал в деятельности Всероссийского крестьянского союза. Был редактором газеты «Крестьянский союз». С апреля 1917 — член Главного земельного комитета Исполкома Всероссийского съезда крестьянских депутатов, член распорядительного комитета Лиги аграрных реформ, входил в состав редколлегии газеты «Народное слово» (органа НСП). С мая 1917 — член исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов. Сторонник ликвидации частной собственности на землю и её передачи в общенародное достояние, противник самовольных захватов земель, которые могли бы помешать наделению ими нуждающихся малоземельных крестьян. Считал, что основную роль в справедливом разрешении земельного вопроса должна играть сильная и авторитетная местная власть. Первоначально полагал, что соответствующее законодательство должно принять Учредительное собрание, но уже в июле выступал за скорейшее узаконение земельных отношений, чтобы избежать анархии.

В июне 1917 был избран членом Центрального комитета Трудовой народно-социалистической партии (ТНСП), созданной в результате слияния НСП и Трудовой группы. Автор проекта аграрной части программы партии, включавшего в себя создание национального земельного фонда, из которого должны наделяться землёй безземельные и малоземельные крестьяне. Полагал, что в распоряжении государства должны оставаться «лесные угодья, хозяйства заводского типа, имения с высокоинтенсивной культурой, племенные питомники, семенные хозяйства». Предлагал принимать меры для того, чтобы избежать концентрации земель в одних руках сверх пределов трудовой нормы. Как сторонник уравнительного землепользования, находился левее многих деятелей ТНСП и сблизился с эсерами.

В сентябре 1917 участвовал во Всероссийском демократическом совещании, член Всероссийского демократического совета, затем вошёл в состав Временного совета Российской республики (Предпарламента). В сентябре 1917 вышел из состава ТНСП и присоединился к Партии социалистов-революционеров, от которой в ноябре был избран членом Учредительного собрания.

Во время гражданской войны

После прихода к власти большевиков находился в оппозиции к новому режиму. Сотрудничал в газете «Земля и Воля» (органе московской организации эсеров), читал лекции по аграрным проблемам в Московском университете. Летом 1918 уехал в Поволжье, сотрудничал с Комитетом членов Учредительного собрания (Комучем), в сентябре 1918 участвовал в Государственном совещании в Уфе, стал товарищем министра земледелия в правительстве Директории. Подал в отставку 21 ноября 1918, после роспуска Директории и установления диктатуры адмирала Александра Колчака, затем работал в кооперации. В июне 1919 стал председателем земельной комиссии Государственного экономического совещания, вновь выступал в качестве сторонника аграрной реформы, однако уже в сентябре того же года был арестован колчаковскими властями в Томске по обвинению в противоправительственной деятельности.

В советское время

В 1918—1920 — заведовал экономическим отделом Сибцентросоюза.

Был профессором Омского сельскохозяйственного института и Томского университета. В 1921 возглавил экспедицию в Рудный Алтай (ныне в Казахстане), по итогам которой опубликовал работу «Южный Алтай. Как можно использовать его богатства», в которой на основании полевых исследований предложил план развития производительных сил региона.

С сентября 1921 жил в Москве, работал в Народном комиссариате земледелия. В 1921—1924 — заведующий статистическим отделом Наркомзема, входил в особое экономическое совещание Наркомзема

Был профессором экономической географии в 1-м Московском государственном университете, Московском институте народного хозяйства имени Г. В. Плеханова, в Московском промышленно-экономическом институте имени А. И. Рыкова.

В мае 1922 опубликовал в газете «Сельскохозяйственная жизнь» статью «Десница и шуйца (системы натурналога)», в которой выступил за снижение норм продналога. После выхода этой статьи В. И. Ленин потребовал взять Огановского под особый надзор и проверить его на предмет принадлежности к правым эсерам.

В октябре 1922 был арестован, коллегия ГПУ постановила выслать его за границу на три года, однако он был освобождён по ходатайству Наркомзема и 1-го МГУ.

Участвовал в подготовке «Генерального плана Наркомзема на 1921—1922 гг.», одобренного 23 ноября 1921 г. на объединенном заседании президиума Госплана с сельскохозяйственной секцией Госплана.

Автор работ по экономической географии. Участвовал в разработке 1-го перспективного плана развития сельского хозяйства СССР на 1923/24 — 1927/28 (так называемой «пятилетки Кондратьева»), сторонник сбалансированного экономического роста, противник слишком высоких темпов индустриализации.

Был арестован и в марте 1931 приговорён коллегией ОГПУ к пяти годам лишения свободы. В 1933 на оставшийся срок был выслан в Башкирию, после освобождения из ссылки в 1935 остался жить в Уфе.

Реабилитирован в 1989 г.

Труды

• Закономерность аграрной эволюции. Ч. 1 — 3, Саратов — М., 1909—1914.
• Откуда пошла крестьянская земельная нужда (История земельного вопроса со второй половины XVIII в.), 2-е издание. М., 1917.
• Революция наоборот (Разрушение общины), П., 1917.
• Аграрный вопрос и кооперация. М., 1917.
• Война и земельная кооперация. П.-М., 1917
• Земельный вопрос и земельная политика, 2 издание. М., 1917.
• Огановский Н. Дневник члена Учредительного Собрания / Н.Огановский // Голос минувшего. — 1918. — № 4 — 6. — С.143 — 172.
• Народное хозяйство Сибири. Омск, 1921.
• Южный Алтай. Как можно использовать его богатства. М., 1922.
• Народное хозяйство СССР в связи с мировым. М., 1925.
• Популярные очерки экономической географии СССР в связи с мировой. М., 1926.
• Перспективы развития сельского хозяйства СССР / Совместно с Н. Д. Кондратьевым. М.: Новая деревня, 1924. — [13] + 173 с.: табл., диагр. — (РСФСР. НКЗ. Тр. Земплана, Вып.1).

Ссылки

• [mirslovarei.com/content_pol/OGANOVSKIJ-NIKOLAJ-PETROVICH-6679.html Биография]
• [www.portalus.ru/modules/economics/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1102326089&archive=1120044529&start_from=&ucat=2& Н. П. Огановский — экономист и географ]
• [www.zaimka.ru/01_2003/shishkin_omsk/ Биографическая справка]
• Н. П. Огановский [aleks-melnikov.livejournal.com/1308.html Последняя армянская резня. «Русские Ведомости», 9 мая 1915 года, № 105, с.2]

Отрывок, характеризующий Огановский, Николай Петрович

– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.