Огарково (Ярославская область)

Село Огарково Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Ярославская областьЯрославская область Муниципальный район Рыбинский район Сельское поселение Огарковское Координаты 58°14′22″ с. ш. 38°51′43″ в. д.58.239362° с. ш. 38.861947° в. д. / 58.239362; 38.861947    Высота центра 125 м Население 173 человека (2007) Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 4855 Почтовый индекс 152952 Автомобильный код 76 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=78240860001 78 240 860 001] Показать/скрыть карты

Огарково — село, центр Огарковского сельского поселения Рыбинского района Ярославской области.

Село расположено на обоих берегах реки Нахта, при её пересечении с автомобильной трассой Р104 Рыбинск-Пошехонье, на расстоянии 17 км от Рыбинска. Следующая деревня в сторону Пошехонья — Лаврентьево, а в сторону Рыбинска - Дымовское. Устье реки, при её впадении в Рыбинское водохранилище расположено примерно в 2 км к западу. Некоторые топокарты показывают Огарково на правом берегу реки, а поселение на левом называет деревней Гавриловка. Очевидно, что Гавриловка вошла в состав Огарково. Другие карты и современные документы деревню Гавриловка не называют, но центральная улица Огарково называется Гавриловской. На правом берегу Нахты, выше по течению расположена деревня Косково. В настоящее время Огарково и Косково — единственные населённые пункты на берегах Нахты. На места исчезнувших деревень указывают урочища Белавино, на правом берегу, между Огарково и устьем - Ладыгино, примерно в 4 км выше Косково. Село располагается в лесной местности, сельскохозяйственные угодья имеются только вокруг деревень.

Село Агарково и деревня Гавриловская указаны на плане Генерального межевания Рыбинского уезда 1792 года.

В Огарково находится разрушенная церковь Воскресения Христова, построенная в 1787г. - 1799г. Она объявлена памятником истории и культуры Рыбинского района.

На 1 января 2007 года в селе числилось 173 постоянных жителя . Село обслуживает почтовое отделение Милюшино. По почтовым данным в селе 3 улицы: Гавриловская (80 домов), Центральная (4 дома), Казанская (7 домов) .

Отрывок, характеризующий Огарково (Ярославская область)

– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»