Огарь

Огарь
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Новонёбные Отряд:  Гусеобразные Подотряд:  Пластинчатоклювые Надсемейство:  Anatoidea Семейство:  Утиные Подсемейство:  Tadorninae Триба:  Tadornini Род:  Пеганки Вид:  Огарь
Международное научное название
Tadorna ferruginea (Pallas, 1764)
Синонимы
Anas ferruginea Pallas, 1764
Охранный статус
Вызывающие наименьшие опасения IUCN 3.1 Least Concern: [www.iucnredlist.org/details/100600397 100600397 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

О́гарь, или кра́сная у́тка (лат. Tadorna ferruginea) — водоплавающая птица семейства утиных, родственная пеганке. Птица имеет оранжево-коричневое оперение с более светлой головой. Крылья белые с чёрными маховыми перьями. Красные утки хорошо плавают, а в полёте выглядят тяжёлыми, больше похожими на гусей, чем на уток. У самцов в период гнездования, летом, появляется тёмное кольцо на шее, а у самок обычно есть белое пятно на голове. Их голос — громкий крик, похожий на гогот гусей.

Обычно красные утки живут парами или маленькими группами, гораздо реже — большой стаей. Но на время линьки и зимовки они могут собираться большими группами на озёрах или медленных реках. В неволе эти птицы как правило агрессивные и необщительные, лучше их держать в паре или на очень большой территории. Огарок можно держать вместе с другими видами уток, но они все равно могут быть очень агрессивными в период гнездования.

Описание

Внешний вид

Огарь — одна из наиболее узнаваемых уток, прежде всего по характерной ярко-рыжей окраске оперения. Все её ближайшие родственники, обитающие в южном полушарии и также имеющие рыжие детали оперения — сероголовый огарь, австралийская и новозеландская пеганки, а также жительница Евразии обыкновенная пеганка — заметно отличаются друг от друга окрасом головы.

Это крупная и высокая на ногах утка, своей осанкой, длинной шеей, коротким клювом и редкими взмахами широких туповатых крыльев больше напоминает небольшого гуся, нежели чем типичную утку. Размеры и пропорции сравнимые с таковыми у пеганки: длина 61—67 см, размах крыльев 121—145 см, масса 1000—1600 г. Оперение большей части тела интенсивно рыжего цвета, переходящее в беловато-охристое на голове и шее. Маховые, надхвостье и хвост чёрные, в последних двух случаях с зеленоватым отливом. В верхней и нижней части крыла на кроющих развиты большие белые пятна, хорошо заметные у летящей птицы. По переднему краю второстепенных маховых имеется пятно зелёного цвета — так называемое «зеркальце». Радужина, клюв и ноги чёрные. По краям надклювья и подклювья имеются тонкие, редкие и крупные зубцы.

В брачном наряде самец выделяется наличием тонкого чёрного «ошейника» в верхней части шеи, а самка в свою очередь более светлыми, почти белыми перьями по бокам головы. В остальном сезонная смена нарядов у обоих полов практически не выражена, разве что яркие детали оперения самца становятся немного более тусклыми. Молодые птицы похожи на взрослую самку, но в сравнении с ней выглядят ещё более блеклыми, с кроющими крыла скорее серыми, чем белыми.

Голос

Криклив в течение года. Обладает характерной вокализацией, по которой птицу можно сравнить лишь с голосом канадской казарки или ещё более отдалённо с ржанием домашнего осла. Наиболее частый крик, издаваемый на земле и в полёте — звучное глубокое «анг…» или «ганг…», иногда растянутое на два слога и звучащее как «аак…» или «ваак…». По окончании этого крика нередко можно услышать глухую трель «арррр…». Звуки, издаваемые птицами разного пола, можно отличить друг от друга: у самки голос обычно громче, глубже и резче, в нём превалирует звук «а», тогда как у самца идёт ударение на звук «о».

Распространение

Гнездовой ареал

Основная область гнездования охватывает полосу степей и пустынь Евразии от Греции к востоку до западной части Маньчжурии, китайских провинций Ганьсу и Сычуань. Кроме того, небольшие изолированные поселения этих птиц имеются в северо-западной Африке и в Эфиопии.

Популяция северо-западной Африки, насчитывающая около 2500 птиц, распространена большей частью на территории Марокко к югу до залива Дахлы и прилегающих солончаковых пустынях в средней части Сахары на юге Алжира. Кроме того, начиная с середины 1990-х годов единичные гнездовья регистрируют Тунисе в районе озера Шотт-эль-Джерид. Эфиопский участок ареала, на котором согласно оценкам обитают от 200 до 500 птиц, фактически ограничен территорией национального парка Bale Mountains в горных районах страны. В Европе огарь гнездится на северном побережье Эгейского моря в Греции и Турции, и на западном побережье Чёрного моря в Болгарии и Румынии — общая численность огарей в этом регионе оценивается в 20 тыс..

Огарь достаточно широко распространён в Турции и далее на юго-восток — в Ираке, Иране, Афганистане и, возможно, Сирии. К настоящему времени сохранилась лишь небольшая популяция в Крыму и на Украине, в заповеднике Аскания-Нова, хотя ещё в конце XVIII века огарь охотно гнездился далеко за пределами этого полуострова в степных районах, в частности в долинах рек Свиная (Одесский уезд), Южный Буг, Тягинка, Днепр, Конка, Орель и других, расположенных в пределах нынешних Днепропетровской и Харьковской областей, а также по рекам Айдар и Белая.

В России огарь распространён в южной части страны от восточного Приазовья, Отрадненского и Кавказского районов Краснодарского края к востоку до Зейско-Буреинской равнины в западной части Амурской области. Северная граница гнездовий, местами уходящая в пределы Казахстана и Китая, примерно совпадает с южной границей лесов — в тайге птицы не гнездятся, но местами по долинам крупных рек залетают на север вплоть до арктических побережий. В промежутке между Волгой и Уралом она проходит в районе Камыш-Самарских озёр и устья Илека, в северном Казахстане и промежутке между верхним Иртышом и верхним Енисеем вдоль 54-й параллели, на Байкале в районе устья Баргузина, восточнее через долину Муи. Южная периферия гнездового ареала находится в засушливых районах Центральной Азии и юго-восточной части Китая к югу до северных склонов Гималаев (Ладакх), южного Тибета, центральных китайских провинций Сычуань и Ганьсу. Наибольшей численности утка достигает как раз в юго-восточной аридной части ареала — Монголии, Тыве, Центральной и Средней Азии.

За пределами природного ареала одичавшие огари иногда селятся в городской черте, при этом приобретают признаки синантропных животных. В частности, этих птиц можно встретить на прудах некоторых парковых ансамблей города Москвы, например, в Тимирязевском парке, парке усадьбы Покровское-Стрешнево, на каскаде Красногвардейских прудов, на Москве-реке в районе музея-усадьбы Коломенское, в лесопарке Кусково, на Амбулаторном пруду в районе метро "Аэропорт", а также в парке «Дружба» в районе метро «Речной вокзал». Полагают, что эти птицы являются потомками жителей Московского зоопарка, покинувших его территорию после 1948 года, когда им перестали подрезать крылья. В отличие от диких сородичей городские огари не отлетают на зимовку, а концентрируются на незамерзающих участках водоёмов, в том числе на территории зоопарков, где их подкармливают служащие.

Зимний ареал

В Азии (за исключением Малой Азии и Ближнего Востока), где гнездится подавляющее большинство огарей, утки совершают регулярные сезонные миграции в южном направлении, зимуя на южном Прикаспии, озере Иссык-Куль, в южной и юго-восточной части материка от подножий Гималаев и равнин в северной и центральной Индии к востоку до Корейского полуострова и восточных провинций Китая, а также Тайваня. Популяции юго-восточной Европы и Турции ведут преимущественно оседлый образ жизни, совершая лишь нерегулярные кочёвки в поисках подходящего водоёма. В былые годы большое количество птиц, предположительно из Турции, зимовала на берегах Белого Нила, однако в последние десятилетия огари появляются в этих местах редко и нерегулярно. В северо-западной Африке огари совершают вертикальные кочёвки, в холодное время года спускаясь с вершин Атласских гор на побережье. Часть гнездящихся здесь птиц вплоть до середины 1970-х годов регулярно перемещалась на Пиренейский полуостров в дельту реки Гвадалквивир.

Места обитания

В гнездовой период населяет самые разнообразные внутренние водоёмы с солоноватой или солёной, но также местами и пресной водой, от мелких до очень крупных. В отличие от многих уток, для кормёжки и отдыха огарь не требует больших водных пространств, и по этой причине нередко селится даже на большом расстоянии от воды (вероятно, поэтому птица не встречается на большей части Европы). При всём разнообразии птица всё же выбирает открытые водоёмы с редкой водной, околоводной растительностью или без неё, часто в степи, холмистой местности или в горах до 5000 м над уровнем моря. Избегает таёжных, сильно заросших водоёмов и морских побережий. Вне сезона размножения селится на временных разливах, вялотекущих равнинных реках, обмелённых в отсутствие муссонных осадков, болотах, прудах и водохранилищах поблизости от пашен.

Питание

Питается растительной и животной пищей, в целом отдавая предпочтение первой. Тем не менее, соотношение между этими двумя группами кормов может варьировать в отдельных частях ареала и в различное время года. Кормится на воде и на суше, при этом чаще на суше, что отличает этот вид от близкородственной пеганки.

Весной огари часто добывают корм на зелёных лужайках и между барханами, где выщипывают зелёные побеги и семена травянистых растений, таких как солянка или различных видов злаков. В середине лета, когда пары обзаводятся потомством, выводки нередко можно встретить на солонцах, где они добывают насекомых (главным образом, кобылок и других видов саранчовых). На озёрах кормится рачками (включая Artemia salina), водными насекомыми, моллюсками, мелкой рыбой, лягушками (в том числе головастиками), червями. Во второй половине лета и осенью птицы посещают засеянные озимыми или убранные поля, где добывают семена зерновых культур — пшеницу, просо и т. п. Охотно подбирают просыпанное на дорогах зерно.

Известны случаи, когда утки подобно воронам и другим синантропным птицам питались пищевыми отходами и даже падалью В поисках пищи утки активны в основном в сумерки и ночные часы, тогда как днём отдыхают.

Размножение

Образование пары

Большинство птиц приступает к размножению на втором году жизни. Моногамен. Пары, по всей видимости, сохраняются несколько лет; их образование происходит на зимовках либо в первые дни появления на гнездовых участках. Как и кряквы, огари весной прилетают очень рано, когда водоёмы ещё покрыты льдом — в марте или первой половине апреля. Спариванию предшествуют брачные игры, в которых, судя по наблюдениям, не самец выбирает самку, а наоборот — самка самца. Возбуждённая утка с раскрытым клювом и постоянными криками перемещается вокруг селезня, привлекая его внимание. Время от времени она принимает так называемую «позу защиты» от воображаемого противника, при которой вытягивает шею и прижимает голову к поверхности воды или земли. Селезень ведёт себя более пассивно — либо стоит на одном месте с высоко вытянутой шеей, либо сгорбившись и опустив голову, волоча крылья ходит возле самки. После спаривания обе птицы кричат, а самец к тому же приподнимает крыло, обращённое к самке. Для брачного поведения также характерны парные полёты.

Гнездо

Подобно пеганке огарь устраивает гнездо в различных нишах, иногда в нескольких километрах от воды и довольно высоко, до 10 м и выше от поверхности земли. Укрытия могут быть самыми разнообразными — вымоины глинистых обрывистых берегов, расщелины скал, старые скирды соломы, дупла лиственницы, заброшенные (а иногда и жилые) норы степных животных — лисиц, корсаков, степных кошек, барсуков, сурков и т. п.. В горах зачастую устраивает гнёзда рядом с горными вьюрками и клушицами на скалистых обрывах на высоте нескольких десятков метров от дна ущелья. При случае используются и искусственные постройки — например, в казахской степи гнездо нередко можно обнаружить в могильнике. В городских кварталах утки селятся в специально изготовленных для них домиках на воде, но также могут устроить гнездо в старом сарае, на заброшенном чердаке многоэтажного дома. На водоёме самцы огарей ведут себя очень агрессивно по отношению к другим уткам, выгоняя их за его пределы. При соперничестве за кормовую территорию огаря и кряквы зачастую выигрывает первый, как более массивный и напористый. Агрессия проявляется и в отношении селезней того же вида, между ними случаются потасовки, включающие неожиданные атаки с воздуха, удары крыльями и клювом. В этом случае чаще всего победителем в драке выходит «хозяин» водоёма, в то время как побеждённый ретируется либо занимает небольшой участок на периферии. Одно и то же гнездо может использоваться несколько лет подряд одними и теми же птицами.

Насиживание и выведение потомства

Откладка яиц начинается через месяц-полтора после прилёта. Самка откладывает по одному яйцу в сутки или двое, полная кладка содержит от семи до семнадцати (чаще восьми — двенадцати) яиц. Скорлупа окрашена в кремовый либо сливочно-белый цвет, размер яиц составляет (61—72) х (45—50) мм. Насиживает одна самка, начиная с последнего яйца, в течение 27—30 дней, самец сторожит неподалёку от гнезда. Как и многие другие гнездяшиеся в норах птицы, самка при приближении к гнезду постороннего животного способна издавать громкое шипение, напоминающее таковое крупной змеи — этот сигнал, по мнению орнитологов, способен отпугнуть лисиц и других наземных хищников. Находящийся поблизости самец заранее предупреждает о приближающейся опасности и при необходимости набрасывается на пришельца, даже на такого крупного, как орлан-белохвост или человек.

Пуховики появляются на свет почти одновременно и, едва обсохнув, вскоре покидают гнездо. В случае надобности птенцы безбоязненно прыгают с большой высоты, раскрыв крылья наподобие парашюта, а затем следуют за самкой к близлежащему водоёму. Иногда в городских условиях можно наблюдать выводок, шествующий к пруду прямо по городским улицам. Бывает, что водоём, на который прибывает семейство, уже оказывается занятым другой парой огарей, и тогда неизбежны конфликты между новыми хозяевами пруда и старыми, включая пуховичков. Заботятся о потомстве оба родителя до момента поднятия первых на крыло, которое происходит примерно в возрасте 8 с половиной недель.

Литература

• Дементьев, Г. П., Гладков Н. А. Птицы Советского Союза. — Советская наука, 1953. — Т. 4. — 635 с.
• Коблик Е. А. Разнообразие птиц (по материалам экспозиции Зоологического музея МГУ. — Изд. МГУ, 2001. — Т. Ч. 1 (Класс Птицы, Отряды Страусообразные, Тинамуобразные, Пингвинообразные, Гагарообразные, Поганкообразные, Буревестникообразные, Пеликанообразные, Аистообразные, Фламингообразные, Гусеобразные, Грифы Нового Света, Соколообразные). — 358 с. — ISBN 5-211-04072-4.
• Лысенко, В. И. Том 5 — Птицы. Вып. 3 — Гусеобразные // Фауна Украины. — Киев: Наукова думка, 1991.
• Рябицев В. К. Птицы Урала, Приуралья и Западной Сибири: Справочник-определитель. — Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2001. — 608 с. — ISBN 5-7525-0825-8.
• Степанян Л. С. Конспект орнитологической фауны России и сопредельных территорий. — Москва: Академкнига, 2003. — ISBN 5-94628-093-7.
• Carboneras C. 1992. Family Anatidae (Ducks, Geese and Swans) in del Hoyo, J., Elliott, A., & Sargatal, J., eds. Vol. 1. // Путеводитель по птицам мира = Handbook of the birds of the world. — Barcelona: Lynx Edicions, 1992. — ISBN 84-96553-42-6. (англ.)
• Cramp S., Simmons K. E L. Volume 1. Ostrich to ducks. // The Birds of the Western Palearctic. — Oxford: Oxford University Press, 1977. — 722 с. — ISBN 9780198573586. (англ.)
• Gooders, John; Trevor Boyer. Ducks of Britain and the Northern Hemisphere. — London: Collins & Brown, 1997. — ISBN 1855855704. (англ.)
• Johnsgard, Paul A. Ducks, Geese, and Swans of the World. — Lincoln and London: University of Nebraska Press, 1978. — ISBN 978-0-8032-0953-4. (англ.)
• Mullarney, Killian; Lars Svensson; Dan Zetterström & Peter J. Grant. Птицы Европы = Birds of Europe. — United States: Princeton University Press, 2000. — 400 с. — ISBN 978-0-691-05054-6. (англ.)
• Scott, Derek A., Rose, Paul M. Атлас популяций утиных в Африке и западной Евразии = Atlas of Anatidae populations in Africa and Western Eurasia. — Wetlands International, 1996. — 336 с. — ISBN 1 900442 09 4. (англ.)

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?birds/84.html Позвоночные животные России: Огарь]

Отрывок, характеризующий Огарь

Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.