Огинский, Тадеуш Франтишек

Тадеуш Франтишек Огинский
польск. Tadeusz Franciszek Ogiński лит. Tadas Pranciškus Oginskis
Тадеуш Франтишек Огинский. К. Минтер, XIX век.
Дата рождения:	1712(1712)
Дата смерти:	25 ноября 1783(1783-11-25)
Место смерти:	Ручица (ныне Нарочанский сельсовет Вилейского района Минской области Белоруссии)
Отец:	Мартиан Михаил Огинский
Мать:	Тереза Бжостовская
Супруга:	1) Изабелла Радзивилл 2) Ядвига Залуская
Дети:	от первого брака: Анджей и Франтишек Ксаверий
Награды и премии:

Князь Таде́уш Франти́шек Оги́нский (польск. Tadeusz Franciszek Ogiński; 1712 — 25 ноября 1783) — государственный деятель Речи Посполитой, каштелян трокский (с 1733), писарь великий литовский (с 1737), староста ошмянский (с 1740), вежбовский и пшевальский, маршал (председатель) сейма Речи Посполитой в Гродно (5 октября — 19 ноября 1744), воевода трокский (с 1770), член Постоянного Совета Речи Посполитой (1776—1778).

Биография

Представитель ретовской ветви литовско-русского княжеского рода Огинских. Третий сын воеводы витебского, князя Мартиана Михаила Огинского (1672—1750), и Терезы Бжостовской (ум. 1721).

Активный сторонник избрания в 1733 года на престол Речи Посполитой Станислава Лещинского.

В 1764 — член конфедерации Великого княжества Литовского, возглавляемой Чарторыйскими в поддержку возведения на трон Станислава Августа Понятовского.

Автор опубликованного «Дневника», содержащего, в частности, его речи и выступления как депутата на многих сеймах.

Умер в имении Огинских Ганута (ныне деревня Ручица Нарочанский сельсовет Вилейского района Минской области Республики Беларусь.

Похоронен в Вильнюсе в склепе часовни Божьего тела, в составе комплекса костёла святого Яна, который он сам и построил.

Семья

Был женат на Изабелле (урожденной Радзивилл; 1711—1761), дочери князя Михаила Антония Радзивилла.

После смерти Тадеуша Франтишека Огинского его имения в Молодечно, Залесье, Гануте (теперь д.Ручица) отошли младшему сыну, Франтишеку Ксаверию Огинскому, после которого в 1802 году - Залесье, а в 1814 году - Молодечно и Ганута стали владением внука Тадеуша — композитора Михаила Клеофаса Огинского.

Награды

• Кавалер Ордена Белого орла (1742).
• Кавалер Ордена Святого Станислава (1765).

Ссылки

• [www.enotes.com/topic/Tadeusz_Franciszek_Ogiński Tadeusz Franciszek Ogiński] (англ.)
• [www.ctv.by/новости/ручица-вилейский-район-—-здесь-находилась-летняя-резиденция-знаменитого-белорусского Столичное ТВ. Видеоновости. Ручица, Вилейский район — здесь находилась летняя резиденция знаменитого белорусского композитора Огинского]

Отрывок, характеризующий Огинский, Тадеуш Франтишек

Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.