Огнемётный танк
Огнемётный танк (химический танк) — танк, или, реже, другая броневая машина, чьим основным вооружением является огнемёт[1].
Его основное назначение — поддержка пехоты при штурме укреплённых позиций противника. Как правило, огнемётный танк создаётся на основе серийных танков путём установки огнемёта на месте основного или вспомогательного вооружения (в отличие от боевой машины огнемётчиков, где огнемёт является вооружением команды огнемётчиков, а не самой машины).
Относится к танкам особого назначения или специальным танкам.
Первые опыты с установкой огнемётов на танки производились в годы Первой мировой войны, но широкое распространение огнемётные танки получили только к 1930-м годам. Они активно использовались во Второй мировой войне, а также в послевоенные десятилетия. К концу XX века огнемётные танки в основном были сняты с вооружения.
Содержание
История огнемётных танков
Первая мировая война
Идея оснащения танка огнемётом впервые появилась в 1916 году, уже вскоре после того, как в бой вступили первые танки. Проекты огнемётных танков разрабатывались в Германии и в США, однако практической реализации они в то время так и не получили, во многом из-за несовершенства как танков, так и огнемётов того времени[2].
Межвоенный период
Успехи советской оборонной промышленности, в конце 1920-х годов, позволили начать моторизацию и механизацию ВС СССР, сначала подразделений, а позже частей и соединений Красной Армии и Флота.
Постановлением Совета Труда и Обороны от 1 августа 1931 года была принята так называемая большая танковая программа, которая исходила из того, что технические достижения в области танкостроения в СССР «создали прочные предпосылки к коренному изменению общей оперативно-тактической доктрины по применению танков и потребовали решительных организационных изменений автобронетанковых войск в сторону создания высших механизированных соединений, способных самостоятельно решать задачи как на поле сражения, так и на всей оперативной глубине современного боевого фронта.
— А. И. Радзиевский, «Танковый удар», М., Воениздат, 1977 год.[3]
В 1932 году РВС СССР принял постановление «О придании мехбригаде химических и других средств для борьбы с закрепившейся пехотой противника», тем самым задав направление для проектирование химических танков (огнемётные средства относятся к химвойскам). В качестве основы для химического танка был выбран танк Т-26, в 1931 году поставленный на массовое производство в СССР. Эта бронированная машина, на тот период времени, отличалась хорошими характеристиками, превосходя зарубежные танки, по бронированию и ходовым качествам. Задание на разработку боевой химической машины (БХМ-3/ХТ-26) поручили Военно-химическому управлению (ВОХИМУ) РККА, в свою очередь ВОХИМ, доверил эту работу КБ-2 завода № 174 в Ленинграде (основные танковые агрегаты) и КБ завода «Компрессор» (химическое оборудование). БХМ-3 помимо огнемёта оснащалась приборами дымового пуска и распылителями отравляющих веществ, поэтому такие танки именовались не огнемётными, а «химическими».[4]
Первые боеспособные огнемётные танки появились в начале 1930-х годов: ХТ-27, ХТ-26 и ряд других — в СССР, CV3 L.F. — в Италии. Всерьёз занимались созданием современного парка огнемётных танков в межвоенные годы только в СССР — до начала Второй мировой войны советской промышленностью было выпущено более 1 300 огнемётных танков различных видов. В других же странах, в том числе и обладавших развитой танкостроительной промышленностью, новый вид вооружения вплоть до начала Второй мировой войны не получил практически никакого развития. Исключение составляла только Италия, обладавшая небольшим количеством огнемётных CV3 L.F на базе танкетки CV3/33[5].
К середине 1930-х годов состоялось и первое боевое применение огнемётных танков. Италия применяла свои огнемётные танкетки во Второй итало-эфиопской войне 1935—1936 годов, также CV3 L.F использовались итальянским экспедиционным корпусом в ходе Гражданской войны в Испании в 1936—1938 годах[5][6].
Советские войска же впервые применили огнемётные танки в Хасанских боях в 1938 году и позднее в боях на Халхин-Голе в 1939 году[5].
Вторая мировая война
СССР
К началу Второй мировой войны СССР обладал значительным количеством химических танков, однако состоял он почти полностью из устаревших машин, в подавляющем большинстве использовавших шасси Т-26. Тем не менее, велись активные работы по установке огнемётов в современные танки. Уже в 1939 году началась разработка огнемётного танка на базе танка А-32, ставшего прообразом Т-34[7]. Начало войны и массовая эвакуация предприятий на Восток задержали запуск танка в производство, но уже к началу 1942 года был развёрнут серийный выпуск ОТ-34, ставшего наиболее массовым огнемётным танком Второй мировой войны[8].
Послевоенный период
Список огнемётных танков по странам
- Bren-carrier-latrun-1.jpg
Огнемётная модификация бронетранспортёра Universal Carrier.
- Marineflametank1968.jpg
Огнемётный танк M67 во Вьетнаме.
- Ronson flame tank Iwo Jima.jpg
Огнемётная модификация танка «Шерман» во время битвы за Иводзиму
См. также
Напишите отзыв о статье "Огнемётный танк"
Примечания
- ↑ Отдельные образцы бронетехники, для которых огнемёт являлся лишь вспомогательным вооружением, как например, танк «Маус», к огнемётным не причисляются
- ↑ А. Н. Ардашев, С. Л. Федосеев. Огнемётные танки Второй мировой войны. — М.: Бронеколлекция, спецвыпуск № 8, 2005, стр 2
- ↑ [militera.lib.ru/science/radzievsky_ai/index.html Милитера, А. И. Радзиевский, Танковый удар., Москва, Воениздат, 1977 год.]
- ↑ [www.aviarmor.net/tww2/tanks/ussr/ht26.htm Химический танк — 26 / боевая химическая машина — 3 (ХТ-26/БХМ-3)]
- ↑ 1 2 3 А. Н. Ардашев, С. Л. Федосеев. Огнемётные танки Второй мировой войны. — М.: Бронеколлекция, спецвыпуск № 8, 2005, стр 3
- ↑ А. Н. Ардашев, С. Л. Федосеев. Огнемётные танки Второй мировой войны. — М.: Бронеколлекция, спецвыпуск № 8, 2005, стр 40
- ↑ А. Н. Ардашев, С. Л. Федосеев. Огнемётные танки Второй мировой войны. — М.: Бронеколлекция, спецвыпуск № 8, 2005, стр 19
- ↑ А. Н. Ардашев, С. Л. Федосеев. Огнемётные танки Второй мировой войны. — М.: Бронеколлекция, спецвыпуск № 8, 2005, стр 20
- ↑ А. Н. Ардашев, С. Л. Федосеев. Огнемётные танки Второй мировой войны. — М.: Бронеколлекция, спецвыпуск № 8, 2005
Литература
- М. Барятинский, «Лёгкий танк Т-26», Бронеколлекция, Спецвыпуск № 2;
- М. Коломиец, «Танки в зимней войне 1939-1940», Фронтовая иллюстрация № 3, 2001 год;
- М. Коломиец, «Бои у реки Халхин-Гол», Фронтовая иллюстрация № 2, 2002 год;
- М. Коломиец, М.Свирин «Т-26: машины на его базе», Фронтовая иллюстрация № 4, 2003 год;
- А. Н. Ардашев, С. Л. Федосеев, Огнемётные танки Второй мировой войны. — М..: Бронеколлекция, спецвыпуск № 8, 2005.
- М. Свирин, М.Барятинский, «Советские танки в бою», ЯУЗА\ЭКСМО, Москва, 2007. Москва. Яуза\ЭКСМО. 2008
Ссылки
- [www.aviarmor.net/tww2/tanks/ussr/ht26.htm Химический танк — 26 / боевая химическая машина — 3 (ХТ-26/БХМ-3)]
Отрывок, характеризующий Огнемётный танк
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
