Огненные кресты

Огненные кресты
фр. Les Croix de Feu
Тип организации:	военизированная националистическая организация
Официальные языки:	французский, немецкий
Основание
1927

«Огненные кресты» (фр. Les Croix de Feu) или «Боевые кресты» — военизированная националистическая организация во Франции в период между двумя мировыми войнами.

История

Основана 26 ноября 1927 года как ассоциация бывших фронтовиков, награждённых боевыми орденами. Основателем организации выступил ветеран Первой мировой войны лейтенант Морис д'Артой, будущий известный писатель. Финансовую поддержку оказал реакционный парфюмерный фабрикант Франсуа Коти.

С 1932 года во главе организации стоял полковник Франсуа де ля Рок, по руководством которого небольшая аполитичная организация достигла 300-тысячной численности и заняла чёткие политические позиции в духе крайне правого консерватизма. Были выдвинуты лозунги авторитарной перестройки государственной системы и социальных реформ в русле корпоративизма и патернализма. «Огненные кресты» располагали прочной организационной структурой военизированного характера, активно участвовали в уличных беспорядках 6 февраля 1934 года. В то же время де ля Рок, выступая под лозунгами порядка и стабильности, не допускал нарушений законности и дистанцировался от фашистского путча.

Имели ряд филиалов («Национальные добровольцы», «Сыновья Огненные кресты» и т. д.). Распущенная декретом правительства Народного фронта от 18 июня 1936 организация преобразовалась 11 июля во Французскую социальную партию, которая прекратила существование во время Второй мировой войны 1939—45.

Отрывок, характеризующий Огненные кресты

Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.