Огородников, Николай Александрович

Огородников Николай Александрович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Депутат I Государственной думы, 1906.</td></tr>
Рождение:	1872(1872) Юрьевский уезд (Владимирская губерния), Российская империя
Смерть:	1919(1919) Москва, РСФСР
Автограф:

Никола́й Алекса́ндрович Огоро́дников (1872, село Никольское, Юрьевский уезд, Владимирская губерния — сентябрь 1919, Москва) — российский политик и адвокат, депутат I Государственной думы. Расстрелян в 1919 г. по делу «Национального центра».

Образование

Окончил Ярославскую гимназию. Учился на Юридическом факультете Московского университета. Окончил Демидовский юридический лицей со степенью кандидата прав (тема кандидатской работы: «О свободе печати и цензуре»).

Адвокат

В 1894—1895 годах помощник секретаря Костромского окружного суда. С 1895 года занимался адвокатской практикой, присяжный поверенный. Участвовал в крупных политических и уголовных процессах, получил известность защитой на процессе о забастовке на фабрике костромских предпринимателей братьев Зотовых в 1897 году (добился оправдания подсудимых). Учредил консультацию присяжных поверенных при Костромском окружном суде, участник адвокатских съездов.

Политик

Был членом либерального «Союза Освобождения», участвовал в земских съездах. Член Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы).

В 1906 году был избран членом I Государственной думы от Костромской губернии, член кадетской фракции. Будучи депутатом, выступал за полную политическую амнистию, приостановление исполнения смертных приговоров вплоть до законодательной отмены смертной казни, в поддержку принципа отчуждения частновладельческих земель. Подписал Выборгское воззвание с призывом не платить налоги и бойкотировать призыв в армию, за что был приговорён к трём месяцам лишения свободы — это привело к лишению политических прав.

После Февральской революции был, как и другие «выборжцы», восстановлен в правах, с июня 1917 года — гласный Костромской городской думы. Осенью 1917 года входил в состав Временного совета Российской республики («предпарламента»).

Участник антибольшевистской деятельности

После прихода к власти большевиков пытался организовать в Костроме саботаж государственных служащих, агитировал за всеобщую забастовку. Участвовал в деятельности нелегальных антибольшевистских организаций. Был одним из руководителей московского отделения либеральной организации «Национальный центр», фактически исполнял обязанности его секретаря. Был членом военной комиссии, осуществлял связь с участниками антисоветского заговора в Москве из числа военнослужащих.

В 1919 году был арестован. Участник антибольшевистского движения, историк С. П. Мельгунов, некоторое время находившийся вместе с ним в тюрьме, вспоминал об аресте Огородникова:

Н. А. Огородников, связанный непосредственно с военной организацией, влип совсем глупо со своей психологией человека, далёкого от конспирации, с психологией нежелания скрываться. Этот предрассудок у многих из нас был силён. Он жил в Трубниковском пер. один в квартире. Возвращаясь ночью, видит свет у себя. Ясно, что засада. И всё-таки идёт. Оставить тюрьму ему уже было не суждено.

Осенью того же года расстрелян вместе с сыном Александром, студентом, также принимавшим участие в деятельности «Национального центра».

Семья

• Мать Александра Андреевна, на 1912 проживала в Костроме.
  • Братья:
    • Дмитрий Александрович (1879 с. Никольское, Юрьевский у, Владимирская губ. — ?) — в 1912 году помощник присяжного поверенного, окончил юридический факультет Санкт Петербургского университета.
    • Владимир, на 1912 жил в Казани,
    • Евгений, на 1912 жил в Костроме,
    • Сергей, на 1912 жил в Ярославле.
  • Сёстры:
    • Зинаида, на 1912 жила в Санкт-Петербурге,
    • Анна, на 1912 жила в Москве.
  • Дети:
    • Александр, сын, студент расстрелян вместе с отцом.

Библиография

• Государственная Дума Российской империи. 1906—1917. М., 2006. С. 442—443.
• Всероссийский Национальный центр. М., 2001.
• Мельгунов С. П. Воспоминания и дневники. М., 2003.
• Государственная Дума первого призыва. Портреты, краткие биографии и характеристики депутатов. — Москва: «Возрождение», 1906. С. 112.

Отрывок, характеризующий Огородников, Николай Александрович

– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.