Одеонсплац
| Одеонсплац нем. Odeonsplatz | |
| Мюнхен | |
| Общая информация | |
 | |
| Одеонсплац. Открытка прибл. 1890—1905 гг. |
Одео́нсплац (нем. Odeonsplatz) — площадь в центре Мюнхена.
Площадь Одеонсплац была заложена королём Баварии Максимилианом I на месте разрушенной в 1791 году городской стены рядом с церковью Театинеркирхе. Строительство продолжалось в 1816—1828 гг.[1] В 1817 году были разрушены Швабингские ворота, площадь стала началом улиц Бриеннерштрассе и Людвигштрассе. В оформлении площади активное участие принимал знаменитый архитектор Лео фон Кленце, построивший в 1826—1828 годах концертный зал «Одеон». В 1817—1821 годах был построен дворец Лойхтенберг, во многом копирующий палаццо Фарнезе. Архитектурный ансамбль площади дополняет лоджия Фельдхернхалле, возведенная в 1841—1844 годах по проекту Гертнера. В 1862 году Макс фон Виднман установил конный памятник королю Людвигу I.
Известность площади добавил и трагически завершившийся здесь известный марш НСДАП по Мюнхену 9 ноября 1923 года, заключительная часть «Пивного путча»[2].
Напишите отзыв о статье "Одеонсплац"
Примечания
Ссылки
- [www.muenchen.de/sehenswuerdigkeiten/orte/120341.html Одеонсплац на официальном сайте Мюнхена (нем.)]
Отрывок, характеризующий Одеонсплац
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
