Одержимая (фильм, 1947)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Одержимая
Possessed
Жанр

нуар
драма
триллер
криминальный фильм

Режиссёр

Кёртис Бернхардт

Продюсер

Джерри Уолд
Джек Л. Уорнер

Автор
сценария

Сильвия Ричардс
Рэналд Макдагалл
Рита Уэймен

В главных
ролях

Джоан Кроуфорд
Ван Хефлин
Рэймонд Мэсси
Джеральдин Брукс

Оператор

Джозеф А. Валентайн
Сидни Хикокс

Композитор

Франц Ваксман

Кинокомпания

Warner Bros.

Длительность

108 мин.

Бюджет

2 592 000 $[1]

Страна

США США

Язык

английский

Год

1947

К:Фильмы 1947 года

«Одержимая» (англ. Possessed) — фильм в жанре нуар режиссёра Кёртиса Бернхардта, премьера которого состоялась 26 июля 1947 года. Фильм рассказывает о женщине, одержимой своим бывшим любовником. Сценарий фильма основан на истории Риты Уэймен.





Сюжет

Главная героиня — женщина (Джоан Кроуфорд), найденная блуждающей по Лос-Анджелесу, которая не может не проронить ни слова, кроме «Дэвид». Госпитализированная в больницу, она рассказывает про свою жизнь.

Она говорит, что она Луиза Хауэлл — психически неуравновешенная женщина, которая работала сиделкой в доме Грэхемов, ухаживая за женой-инвалидом (Джеральдин Брукс) Дина Грэхема (Рэймонд Мэсси). Луиза влюбилась в своего соседа Дэвида Саттона (Ван Хефлин) — инженер, который ненавидит её удушающую одержимость к нему. Он разрывает отношения и оставляет Луизу с огромной болью. Вскоре, после этого, тонет жена Грэхема. Луиза остаётся в семье Грэхемов даже после переезда в город Вашингтон, чтобы ухаживать за маленьким Винном и юной Кэрол. Хотя и неясно, покончила ли жизнь самоубийством жена Грэхема, Кэрол обвиняет Луизу в кончине её матери, после которой Грэхем влюбляется в Луизу.

Через какое-то время вновь появляется Дэвид, устроившись на работу инженером у Грэхема. Он удивлён тому, что Луиза живёт в его семье. Луиза, по-прежнему одержимая Дэвидом, уклоняется от него в сторону. Время спустя, Грэхем делает Луизе предложение, и она принимает его, чтобы спасти свою репутацию, хотя признаётся ему, что не любит его, но Грэхем согласен, несмотря на это.

Кэрол отлично проводит время с Дэвидом, что пугает Луизу, которая пытается отговорить её от завязывания отношений с ним. Одержимость Луизы Дэвидом идёт на спад, и она начинает слышать голоса, видеть галлюцинации и верить, что первая жена Грэхема — жива. Когда Дэвид и Кэрол планируют пожениться, то Луиза пытается помешать им. Грэхем обеспокоен душевным состоянием Луизы и пытается убедить её обратиться к доктору. Полагая, что Грэхем, Дэвид и Кэрол пытаются избавиться от неё, Луиза врывается в квартиру Дэвида и убивает его в шизофреническом припадке.

Психиатр, которому Луиза рассказала свою историю, заявил ей, что она невменяема и не отдаёт отчёт своим действиям. Он сожалеет, что не смог обследовать её раньше, так как он уверен, что трагедии можно было бы избежать. Он говорит Грэхему, что поможет Луизе прийти в себя, хотя процесс будет очень долгим и трудным, очень болезненным для неё. Грэхем заверяет его в своей полной поддержке ему и клянётся, что будет всегда рядом с ней и неважно, насколько трудно это будет.

В ролях

Производство

Джоан Кроуфорд, чтобы войти в роль Луизы, посещала душевнобольных пациентов и общалась с психиатрами[2]. Она сказала, что для неё эта роль была одной из самых сложных когда-либо.

Во время производства фильма Кёртис Бернхардт случайно намекнул на то, что роль Кроуфорд чем-то похожа на Бетт из недавно вышедшего фильма «Украденная жизнь» с Бетт Дейвис. Кроуфорд безуспешно пыталась уговорить компанию «Warner Bros.» изменить название фильма на «Тайна» (англ. The Secret), так как она уже снималась в фильме «Одержимая» в 1931 году[2].

Награды

Джоан Кроуфорд была номинирована на премию «Оскар» за лучшую женскую роль, уступив Лоретте Янг (фильм — «Дочь фермера»).

Критика

Когда фильм вышел в прокат, журнал «Variety» высоко оценил работу Кроуфорд, но подверг критике режиссуру Бернхардта, написав, что Джоан Кроуфорд получила все почести в этом фильме, виртуозно исполняя женщину, находящуюся во власти безумия. Актриса позволила себе затмить всех, даже таких опытных актёров, как Ван Хефлин и Рэймонд Мэсси. Несмотря на всеобъемлющее превосходство актрисы в фильме, «Одержимая» несколько подпорчена сомнительным подходом Кёртиса Бернхардта в своей режиссуре. Фильм колеблется между холодным клиническим анализом психического расстройства и высокомелодраматичной игрой Кроуфорд[3].

Джеймс Эйджи в журнале «Time» написал, что большая часть фильма — это необычная фантастичность и сила. Фильм необычайно хорошо исполнен. В то же время Говард Барнс в «New York Herald Tribune» написал, что Кроуфорд, в целом, хорошо изучила все аспекты безумия, чтобы создать довольно-таки ужасающий портрет женщины, одержимой дьяволами[4].

Кинокритик Деннис Шварц дал смешанную рецензию, написав, что в мелодраме «Одержимая» режиссёра Кёртиса Бернхардта, эмигрировавшего из Германии, Джоан Кроуфорд играет психически-расстроенного человека, который не может отличить реальность от воображения. Через использование экспрессионизма и хорошо знакомых съёмок в стиле нуар, чёрно-белый фильм захватывает своим проникающим психологическим тоном и делает невозможным наказание за убийство, потому что героиня безумна. Хотя Джоан впечатляюще сыграла в этом фильме, она исполняла свою сумасшедшую роль в слишком холодном и манерном тоне, чтобы сложилось хорошее впечатление о персонаже. Все попытки обратиться за помощью к врачу прозвучали как невнятный лепет, а игра Джоан была растянутой, хотя местами её больное воображение заставляло обратить на себя моё внимание. Слишком тяжёлый, с немецким настроением, фильм, всё-таки остаётся интересным для просмотра мелодраматической пьесы из этой сказки безумной любви, болезненного отклонения, паранойи и убийства[5].

Киноисторик Боб Порфирио отметил, что развивая сюжета сточки зрения невротического и умело используемого обратного кадра и фантастических сцен в откровенной манере, различие между реальностью и воображением Луизы становится расплывчатыми. Это делает «Одержимую» ярким примером ониризма, подобный сну — тону, являющийся оригинальной особенностью нуаровских фильмов[6].

Сборы и показ

В мировом прокате фильм стал хитом, заработав 3 027 000 долларов при бюджете в 2 592 000[1].

Фильм также принял участие на «Каннском кинофестивале 1947»[7].

Напишите отзыв о статье "Одержимая (фильм, 1947)"

Примечания

  1. 1 2 [www.imdb.com/title/tt0039725/business IMDb], business section. Accessed: July 14, 2013.
  2. 1 2 Quirk Lawrence J. Joan Crawford: the essential biography. — 0813122546, 2002. — P. 139–41. — ISBN 0-8131-2254-6.
  3. [variety.com/1946/film/reviews/possessed-1200415024/ Variety], film review, 1947. Accessed: July 14, 2013.
  4. Quirk, Lawrence J.. The Films of Joan Crawford. The Citadel Press, 1968.
  5. [homepages.sover.net/~ozus/possessed.htm Schwartz, Dennis]. Ozus' World Movie Reviews, film review, December 20, 2003. Accessed: July 14, 2013.
  6. Alain Silver and Elizabeth Ward. Film Noir An Encyclopedic Reference to the American Style ("Possessed" article, page 231). — The Overlook Press, 1992. — ISBN 0-87951-479-5..
  7. [www.festival-cannes.com/en/archives/ficheFilm/id/4227/year/1947.html Festival de Cannes: Possessed]. festival-cannes.com. Проверено 1 мая 2009.

Ссылки

  • Possessed (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.dvdbeaver.com/film/DVDReviews14/joan_crawford_collection.htm#Possessed Possessed] informational site and DVD review at DVD Beaver (includes images)
  • [www.youtube.com/watch?v=-no_LEETVXk Possessed] film trailer at YouTube

Отрывок, характеризующий Одержимая (фильм, 1947)

Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]