Одесская стрелковая бригада

Оде́сская стрелко́вая брига́да (полное название Отде́льная Оде́сская стрелко́вая брига́да Доброво́льческой а́рмии Оде́сского райо́на) — соединение Добровольческой армии, сформированное в Одессе зимой 1918—19 гг. Принимала участие в обороне Одессы от большевиков весной 1919 г. Отошла в Румынию, откуда была морем эвакуирована в Новороссийск, где после переформирования в 7-ю пехотную дивизию ВСЮР продолжила борьбу с большевизмом.

История

Осенью 1918 года после поражения стран Четверного союза в Великой войне Одесса была оставлена войсками Австро-Венгерской империи, оккупировавшими Новороссийский край по просьбе Украинского правительства. На их место стали прибывать подразделения Антанты и их русских союзников — Добровольческой армии. Прибывший на пароходе «Саратов» представитель генерала А. И. Деникина А. Н. Гришин-Алмазов начал формирование добровольческих частей из русских офицеров и военнослужащих бывшего гетманского 3-го Одесского корпуса. Эти части, при поддержке прибывших французских и греческих войск, освободили Одессу от петлюровцев, захвативших к тому моменту власть на Украине.

В начале 1919 года генерал-майором Н. С. Тимановским, присланным командованием Добровольческой армии в Одессу специально для этой цели, из этих частей была сформирована Одесская стрелковая бригада. В неё вошли:

• Два сводно-стрелковых полка (Полк 4-й стрелковой дивизии (на базе гетманской 5-й дивизии), Полк 6-й пехотной дивизии (на базе 6-й дивизии) 42-й пехотный Якутский полк (на базе 2-го Волынского полка 1-го Волынского корпуса));
• Сводно-кавалерийский полк (в составе трёх конных (11-го драгунского Рижского, 3-го Смоленского и 11-го Чугуевского уланских полков) и трёх пеших (1-го Сумского, 3-го Елисаветградского и 7-го Белорусского гусарских полков) эскадронов) под командованием полковника Самсонова;
• 4-х орудийная конная батарея.

27 января 1919 года считается официальным днём формирования бригады. Формирование шло очень быстро, к началу марта в бригаде было 3350 штыков и 1600 сабель, но в кавалерийском полку был большой не-комплект лошадей. Главнокомандующего войсками Добровольческой армии в Одессе генерал А. С. Санников так описывал состояние и вооружение Одесской бригады:

Добровольческая армия располагала в Одессе в общем силами до 5 тыс. человек, главным образом мобилизованных офицеров, и состояла из полка пехоты 4-х батальонного состава, конного 6-ти эскадронного полка, дивизиона легкой артиллерии, формировавшихся дивизиона тяжелой артиллерии и вспомогательных частей саперной и железнодорожной рот. Эти части составляли сводную бригаду под начальством генерал-майора Тимановского и представляли боевую силу в 3350 штыков, 1600 шашек, 18 легких орудий, 8 гаубиц и 8 броневых машин. Но все эти части далеко не кончили своего формированья и снаряжения… Ощущался, сильный недостаток в белье, обуви и тёплой одежде. Обоза не было, за исключеньем одной обозной роты, занятой всё время перевозкой разного рода воинских грузов в городе и на пристани. Пулемётные двуколки не были запряжены и пулеметы носились на руках. За недостатком лошадей и седельных уборов в конном полку 4 эскадрона были пешими. Приобретение лошадей ремонтной комиссией, несмотря на высокие цены, велось крайне неуспешно вследствие малой зоны, занятой французами, и нежеланием крестьян продавать лошадей. В артиллерии были сформированы 3 легкие батареи и одна батарея шестидюймовых гаубиц, но без зарядных ящиков; формирование двух других тяжёлых батарей задерживалось также недостатком лошадей.

6 марта 1919 года бригада выступила на фронт под Одессой. Ей был поручен участок от Черноморского побережья в районе Очакова до железнодорожной линии Одесса — Николаев. Далее на север позиции занимали французские, греческие и польские войска. Моральное состояние этих войск (за исключением греков, которые желали сражаться с большевиками за «поругание православной веры») было низким — солдаты, разложенные большевистской пропагандой, устали после Великой войны и не понимали зачем они воюют в чужой гражданской войне. Против петлюровцев, которые не предпринимали активных действий, фронт ещё держался, но когда в соприкосновение с союзниками вступили большевистские банды атамана Григорьева, фронт рухнул. Хотя Одесская бригада мужественно отражала атаки красных на своём участке, 20 марта 1919 года союзное командование, в подчинении которому находилась и Одесская бригада, приняло решение оставить Одессу.

Бригаде Тимановского было приказано отступить в Бессарабию, которая в тот момент была аннексирована Румынией. В посадке на суда в Одессе было отказано, то ли по причине нехватки тоннажа, то ли потому, что о бригаде французское командование просто забыло. Ввиду незначительности сил красных бригада вполне могла бы самостоятельно защищать Одессу, но Тимановский подчинился приказу французов и начал отход к границам с Румынией. Большевики бригаду почти не преследовали. При попытке перейти на румынскую территорию через Днестр в районе сёл Беляевка — Маяки выяснилось, что румыны запрещают переход бригады на их территорию. В процессе переговоров с румынами и командованием союзников бригада начала продвижение на юг, в район Аккермана, где переправилась по разобранному железнодорожному мосту через Днестровский лиман. При этом были покалечены почти все лошади. Личный состав бригады тоже сильно поредел — наименее выдержанные добровольцы, не понимая дальнейшей судьбы бригады, дезертировали. 30 марта бригада была посажена на французский крейсер и доставлена в румынский порт Тульча.

В Тульче румыны попытались разоружить бригаду, но Тимановскому удалось отстоять своё оружие, правда оно было всё сложено в городской ратуше, но караул помещения был из состава самой бригады. 13 апреля прибыло транспортное судно, которое приняло на борт чинов бригады и доставило их в Новороссийск в состав Добровольческой армии. Перед отправкой всё оружие было возвращено.

По прибытии в Новороссийск Отдельная Одесская Стрелковая бригада состояла из Сводного полка 15-й пехотной дивизии, 42-го пехотного Якутского полка, стрелкового и Сводного кавалерийского полка и 4-й стрелковой артиллерийской бригады. 18 мая 1919 года была переформирована в 7-ю пехотную дивизию ВСЮР.

Командный состав

Командир

• Тимановский, Николай Степанович, генерал-майор — 21 января — 18 мая 1919 г. — весь период существования Бригады

Начальник штаба

• Капнин, Константин Львович, капитан

Литература

• д. и. н. Волков С.В. Возрождённые полки Русской армии в Белой борьбе на Юге России. — 1-е. — Москва: ЗАО Центрполиграф, 2002. — 574 с. — (Россия забытая и неизвестная — Белое движение). — 3 000 экз. — ISBN 5-227-01764-6.
• Революция и гражданская война в России: 1917—1923 гг. Энциклопедия в 4 томах. — Москва: Терра, 2008. — Т. 3. — С. 181. — 560 с. — (Большая энциклопедия). — 100 000 экз. — ISBN 978-5-273-00563-1.

Отрывок, характеризующий Одесская стрелковая бригада

– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.