Главы Одессы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Одесское градоначальство»)
Перейти к: навигация, поиск

Здесь представлена информация по всем градоначальникам, председателям, городским головам за более чем 200-летнюю историю города.

Одесские градоначальники ведали дела, касающиеся местной полиции, торговли и судоходства. В состав управления соответствующих градоначальств входили канцелярия и чиновники особых поручений.

С самого рождения Одессы — южного «окна в Европу», город стал основным поставщиком украинского зерна в страны Европы и Передней Азии. За период с 1795 года по 1814 год население города увеличилось в 15 раз и достигло почти 20 тысяч человек. И это несмотря на эпидемию чумы, унесшую жизни каждого восьмого жителя города.

К 1850 году Одесса — крупный промышленный центр со 100-тысячным населением. Февральская революция 1917 года упразднила институт градоначальства, заменив градоначальников на комиссаров Временного правительства.





Российская империя и Временное правительство

Градоначальники

Портрет Имя Срок Характеристика
Иосиф де Рибас
(1751-1800)
17941797 Основатель города, под его руководством проводилось строительство города и порта.

Самые первые деревья в степной Одессе посадили братья Де-Рибас. Дерибас занимался строительством молодой Одессы: насадил по берегам Буга леса для нужд флота. Всегда его помощниками были 3 брата.
В 1795 г. учредил «особый для российских купцов магистрат».

Павел Пустошкин
(1749-1828)
17971803
Герцог де Ришельё
(1766-1822)
8 октября 180327 августа 1814 Особым письмом к царю, герцог попросил разрешение постоянно находиться в Одессе. Таким образом, от личного усмотрения герцога зависело сделать Одессу административным центром Новоросии. Избирая Одессу, он показал, что успел оценить её значение, уже в первые годы своего пребывания. Указ 13 марта, соединявший в руках Ришелье власть градоначальника с властью над целым краем, был для Одессы новой эрой. Прилагая одинаковые старания к развитию производительных сил всей Новороссии, герцог привлекал в город новых переселенцев, которые приносили с собой самые разнообразные занятия. Сам Ришелье в мемуарах, написанных им в 1813 году, говорит, что Одесса и Новороссия за очень короткое время сделали такие успехи, как ни одна страна. Из городов Новороссии, по его словам, самый значительный — Одесса.

Он занимался торговыми отношениями города, при этом не упускал из виду других сторон жизни нашего города. В городе были открыты гимназии с тремя отделениями и «благородные институты» для детей дворян.
Благодаря стараниям Ришелье в городе начинают строительство церквей, возобновлены по постройке собора, в 1804 году был построен театр. Подаренный братом Де-Рибаса — Феликсом Де-Рибасом сад на Дерибасовской улице в 1811 году осветился 200 фонарями. В 1814 году открыта городская типография.
Герцог Ришелье, лично обратившийся в Париже к Александру I с просьбой разрешить преобразование Одесского Благородного института в лицей.

Томас Кобле
(1761–1833)
(в.о.)
26 сентября 1814 - 31 декабря 1815 В 1792 году за успешное завершение Турецкой кампании и отменную службу Екатериной II Фоме (Томасу) Кобле были пожалованы земли (12 десятин) на левом берегу Тилигульского лимана, в честь которого и по сей день и названо село Коблево в Николаевской области. Также в честь градоначальника названа улица Коблевская в центре Одессы.
Граф Александр Ланжерон
(1763-1831)
1 января 181622 мая 1820 Граф воплотил в жизнь ряд важных начинаний, сделанных ранее Ришелье, одним из которых было введение порто-франко. При нём же появилась и первая городская газета — «Мессаже де ля Руси меридиональ», было открыто заведение минеральных вод в городском саду, разбит ботанический сад, сыгравший огромную роль в озеленении как собственно Одессы, так и всего края. К числу наиболее значительных деяний Ланжерона в Одессе, без сомнения, можно отнести открытие в 1817 Ришельевского лицея, второго в России после Царскосельского. Правда, эту честь с ним по праву разделил тот же герцог Ришелье, лично обратившийся в Париже к Александру I с просьбой разрешить преобразование Одесского Благородного института в лицей.
Николай Трегубов
(1756—1845)
22 мая 18201822 Как известно, до 1819 года Общая Дума практически не существовала, вопрос о возобновлении этой Думы в Одессе поднят был самими гражданами, и в ноябре 1820, по предписанию Трегубова, проходили «выборы со всех сословий, как то: от купечества, цеховых, мещан, иногородних и иностранных торговцев депутатов для составления Общей думы». Состав Думы на тот момент: от двух купеческих гильдий по восемь депутатов; третья купеческая гильдия, иногородние и иностранные торговцы, и мещане — по девять; ремесленники — три депутата. После этой Общей думы избирали ещё и вторую, но эта дума была уже последней.
Граф Александр Гурьев
(1785–1865)
18221825 Возглавлял комитет по установки памятнику герцогу Де-Ришелье. Памятник был торжественно открыт 22 апреля 1826 года в присутствие бывших сподвижников герцога.

Гурьеву принадлежала идея открытия училища садоводства в ботаническом саду, в 1825 году в саду началось строительство помещения училища, но его открыли только в 1844 году.

Павел Нейдгардт
(1779–1850)
182529 мая 1826
Фёдор Пален
(1780–1863)
29 мая 18261 января 1828 С 29 мая 1826 по 1 января 1828 занимал должность Одесского градоначальника с поручением управлять Новороссийской и Бессарабской губерниями в отсутствие графа М. С. Воронцова. Дал разрешение на открытие в Одессе еврейского училища в 1826 году.
Андрей Богдановский
(1780–1864)
1 января 18281831
Алексей Лёвшин
(1798–1879)
18311837 Во время своего градоначальства вместе с Фёдором Паленом выделяет средства на реконструкцию и поддержание Дюковского сада, который любили одесситы из-за красоты деревьев и воспоминанием о герцоге Ришельё.
Граф Александр Толстой
(1801–1873)
18371840 Военный губернатор.
Дмитрий Ахлёстышев
(1796–1875)
18401848 Военный губернатор. В 1845 году распорядился о создании в Одессе «Обывательской книги», введенной положением 1785 г., подразделялась на 6 частей: в 1-ю вносились «настоящие городовые обывателей»; во 2-ю — купцы всех трех гильдий; в 3-ью — цеховые ремесленники; в 4-ю — иногородние и иностранные гости; в 5-ю — именитые граждане и в 6-ю — посадские. «Сочиняют» эту книгу Старосты и Депутаты, избираемые Городским обществом на 3 года.

В 1847 году благодаря деятельности и заботам Ахлестышева и его супруги, на средства одесского купечества основан был Александровский детский приют.

Александр Казначеев
(1788–1880)
4 декабря 18481854
Николай Крузенштерн
(1802–1881)
18541856 Военный губернатор.
Граф Фёдор Алопеус
(1810–1862)
18561857 Заботился об Александровском сиротском приюте, благодаря его ходатайству 88 торговых лавок были устроены на площади старого базара и составили, вместе с местами, на которых они были сооружены, полную собственность приюта.

Его жена также заботилась о сиротах, так в 1859 году при её содействии был приобретен дом для помещения приюта. Стараниями графини Алопеус приют был открыт в январе 1862 года для 100 детей.

Барон Павел Местмахер 18571861 Во Всеподданнейшем отчете за 1858 год, засвидетельствовал перед властью неудовлетворительность и несоответствие для Одессы существующего Городского общественного управления. За своё многолетнее пребывание в Одессе барон убедился, что «главным недостаток хозяйственного управления было отсутствие живого участия в нем жителей города». Затем 4 мая 1859 года Местмахер представил графу Строганову записку, которая заключала в себе те начала, на каких должен был быть изменен порядок общественного управления в Одессе.

Строганов поддержал идею Местмахера, и предпринял перед правительством от имени Одессы ходатайство, которое нашло живой отклик в Петербурге. 6 июля 1859 года граф уведомил Местмахера, что Министерство внутренних дел одобряет его мысли, и предоставляет ему учредить и возглавить, особый Комитет для составления подробного проекта Положения. Главная заслуга барона в Одессе, заключается в его деятельности по преобразованию Городского общественного управления.

Платон Антонович
(1811–1883)
18611863
Барон Иван Велио
(1830–1899)
18631865
Михаил Шидловский 18651868
Николай Бухарин 18681876
Владимир Левашев 18761878
Александр Гейнс
(1833–1893)
18781880
Карл Кноп 1880
Сергей Гудим-Левкович 18801882
Павел Косаговский
(1832–1895)
18821885
Павел Зеленой
(1833–1909)
18851898
Граф Павел Шувалов
(1859–1905)
18981903
Дмитрий Арсеньев
(1840-1912)
1 мая 1903 - 31 августа 1903
Дмитрий Нейдгарт
(1861–1942)
5 сентября 190327 октября 1905
Аполлон Григорьев 27 октября 190522 августа 1907
Василий Новицкий
(1837–1907)
22 августа 190714 ноября 1907
Иван Толмачев
(1861–1932)
2 декабря 19074 ноября 1911 2 декабря 1907 по личному ходатайству Столыпина был назначен Одесским градоначальником. На этой должности покровительствовал право-монархическим организациям города, в частности Одесском отдела Союза Русского Народа.
Иван Сосновский 4 ноября 191111 января 1917
Николай Княжевич
(1871–1950)
11 января 1917 - октябрь 1917
Владимир Чеховский
(1876–1937)
октябрь 1917 - ноябрь 1917 Председатель Одесского городского военно-революционного комитета.
Владимир Юдовский
(1880–1949)
ноябрь 1917 - декабрь 1917 Председатель Одесского городского военно-революционного комитета.
Иван Липа
(1865–1923)
1917-1918 1-й комиссар Одессы от Центральной рады УНР. Организовал украинского издательства «Одесский литературный союз» и «Народное Знамя».
Владимир Мустафин (укр.)
(1867–1933)
1918 25 сентября 1918 Мустафин обратился к председателю Совета министров и начальника штаба гетмана: рассмотреть вопрос о возможности ликвидации открытого в городе российского консульства - с появлением которого «небывалые размеры приобрела большевистская агитация». 12 октября в Одессе прошла кампания по ликвидации большевистских организаций, большую роль в руководстве которыми играло консульство РСФСР. 14 октября в Одессе под управлением городского руководства ликвидировано российское консульство, сотрудникам консульства предложили немедленно, под охраной покинуть пределы Украины.
Николай Богданович 1918
В. Марков 19181919
Борис Штенгель август 1919 — февраль 1920
Виктор Сокира-Яхонтов (укр.)
(1874–1938)
6 февраля - 7 февраля 1920

Городские головы

# Портрет Имя Срок Характеристика
1 Андрей Железцов 17961797 Был в числе первых жителей города получивший 15 сентября 1794 года места № 59-60 в 8-м квартале Военного форштадта под застройку (нынешний угол Пушкинской и Дерибасовской).

В ведомости купцам Новороссийской губернии за 1798 год значится, что «он ведет торг на 3000 рублей, в том числе — на 500 в России, торгует разными товарами с кредитом, однако у него «дому нет». Отсутствие домостроения в высшей степени странное обстоятельство, ибо при раздаче участков под застройку владельцев обязывали окончить сооружение здания в два года, а иначе участок отбирали и передавали другому хозяину. Вероятно, Железцов к этому времени разобрал старую постройку, а новую ещё не окончил.

2 Ларион Портнов (укр.)
(1749–1837)
1797—1800 Из списка Одесского купечества за 1798 год известно: в Одессе было 51 купец, из них купцов 2-й гильдии 48, с капиталом максимум 5.100 рублей и минимумом 200 руб., большинство имело собственные каменные дома и лавки; торговали почти все на месте и вообще в России, и самыми разнообразными товарами. 16 мая 1801 года, в собрании созванных повесткой 227 одесских обывателей, произведены были, «под наблюдением для сохранения порядка» коменданта и полицмейстера Вердеревского, выборы должностных лиц в разные городские учреждения, в том числе и в «Общую городскую думу», городским головой избран был купец Ларион Федорович Портнов.
3 Иван Кафеджи (Кафаджи) 1800—1803 Из источников известно, что «Одесская Городская Дума» при Кафеджи работала ежедневно и была хозяйственно-исполнительным учреждением. Население Одессы составляло 7964 человека.
4 Иван Мигунов 1803—1806 За его правление в 1804 году, по Указу императора от 19 февраля, в Одессе был учрежден специальный Строительный комитет, под председательством Дюка Де-Ришелье, в который входил и городской голова. Наиболее важные функции по хозяйству города перешли к этому комитету: «постройка домов для чиновников, ремонт городских строений, наем квартир для разных чиновников, ремонт дорог, контроль строительства». Таким образом, у Городской Думы забирали часть полномочий.
5 Иван Амвросий 1806—1809 В годы его первого правления Российская Империя воевала с Турцией из-за Дунайских княжеств, одесская торговля сильно пострадала, что, понятно, не могло не отразиться и на городском бюджете. В результате наблюдается дефицит бюджета, поэтому в 1807 году Одессе жалуют, наравне с другими городами, сбор четверти процента с капиталов купцов. Вообще городской бюджет находился в шатком состоянии, отличался неопределенностью, переменчивостью и случайностью. Необходимо было упорядочить его, и к этому делу и приступают, но делают это помимо Городской думы. Уже герцог Де-Ришелье создал особый комитет по контролю за расходами и доходами города, что позволило поправить ситуацию.
6 Иван Андросов 1809—1812 Торговал он «красным товаром своего произведения, на свой капитал и в кредит». Здесь надо уточнить, что речь, скорее всего, идёт о мануфактуре, ибо красным товаром в России именовались ещё и ювелирные изделия.
7 Семён Андросов 1812—1815 В 1816-1817 годах Андросов принимал участие в организации местного девичьего училища.
8 Яков Протасов 1815—1818 Он был первый кто предложил открыть девичья училище, его идею поддержал граф Ланжерон. Женское училище было открыто 12 марта 1817. Протасов пока был городским головой всячески помогал развиваться этому училищу, которое учило 100 девушек.
9 Дмитрий Инглези
(1770–1846)
1818—1821 Дмитрий Инглези владел патриархальным домом на Греческом базаре.
10 Иван Амвросий
(Второй раз)
1821–1824
11 Филипп Лучич (укр.)
1824—1827
12 Иван Авчинников[1] 1827—1830 В Одессе были Авчинниковские ряды — это были торговые (гостиные) ряды в виде одноэтажного здания, которые располагались на Александровском проспекте и составляли единый ансамбль с другими (Немецкими, Караимскими, или Протасовскими) рядами. Авчинников был попечителем городской больницы.
13 Филипп Лучич (укр.)
(Второй раз)
1830–1833
14 Илья Новиков 1833—1836 В 1806 году Новиков открывает в Одессе канатную фабрику. Также при руководстве городом герцога Де-Ришелье Новиков открывает торговый дом Новикова.
15 Павел Ростовцев 1836—1839 В годы руководства Ростовцева было тяжелое время для города, на прибывшей 22 сентября 1837 года, к Одесскому порту херсонской лодке «Самсон» обнаружились признаки чумной заразы, проникшей затем в карантин и проникшей скоро в предместья города: Новой-Слободке, Раскидайловке и Молдаванке. 22 октября город объявлен был неблагополучным и оцеплен в черте порто-франко. Деятельной помощи одесского населения, полезным мероприятиям властей, Одесса была обязана тем, что в половине ноября зараза значительно ослабла, а в начале декабря совсем прекратилась, унеся с собой сравнительно небольшое количество жертв и в редких случаях проникая из предместий в сам город.
16 Филипп Лучич (укр.)
(Третий раз)
1839–1842
17 Константин Папудов 1842—1845 Он был одним из гигантов хлебного экспорта, которым Одесса промышляла многие десятилетия, снискав славу мирового экспортера зерна. Константин Фотьевич был в числе первых директоров Черноморского акционерного общества пароходов.
18 Яков Новиков 1845—1848
19 Джеймс Кортацци 1848—1857 В первые годы его руководства город приобрел много выгод по торговле, обогатился новыми учебными и благотворительными заведениями, продолжал украшаться по внешности и прогрессировать в культурном отношении. В Одесском порту развивалась привозная торговля, за окончанием действия порто-франко (1849 год) испрошено было разрешение на продолжение его ещё на 5 лет, а деятельные работы по очищению и углублению Одесского порта сделали его более удобным для стоянки каботажных судов и пароходов, затруднявшихся входить в Порт вследствие его мелководья. Но вместе с тем в 1848 году Одессе пришлось пережить новое бедствие: холерная эпидемия свирепствовала в городе 3 месяца. Предохранительный от холеры комитет не переставал получать крупные пожертвования, благодаря которым в быстрые сроки удалось преодолеть болезнь. Успехи в развитии города были связаны с разумным руководством генерал-губернатора, градоначальника и городского головы Одессы.
20 Яков Гари 1857—1860
21 Семён Яхненко 1860—1863
22 Алексей Пашков 1863
23 Семён Воронцов
(1823–1882)
23 декабря 1863—14 декабря 1867 За время своего руководства городом Семен Михайлович сумел добиться для города подлинного самоуправления без постороннего вмешательства, и благоустроил Одессы.

В 1867 году одесситы выбрали его на второй срок городским головой, но по неизвестным нам причинам он отказался. Воронцов был первым президентом Одесского общества изящных искусств, кроме того он оказывал значительную поддержку археологическим исследованиям под Одессой.

24 Николай Новосельский
(1818–1898)
15 декабря 1867—1872 (подробнее...)
- Григорий Маразли
(1831–1907)
(и.о.)
1871—1872 (подробнее...)
24 Николай Новосельский
(1818–1898)
(Второй раз)
1872—1873 (подробнее...)
- Григорий Маразли
(1831–1907)
(и.о.)
1873 (подробнее...)
24 Николай Новосельский
(1818–1898)
(Третий раз)
1873—1875 (подробнее...)
- Григорий Маразли
(1831–1907)
(и.о.)
1875 (подробнее...)
24 Николай Новосельский
(1818–1898)
(Четвёртый раз)
1875—17 июля 1878 (подробнее...)
25 Григорий Маразли
(1831–1907)
21 октября 1878-1896 Григорий Маразли занимал должность городского головы дольше всех (17 лет). Впервые в России в Одессе во время руководства Маразли построено: конную железную дорогу (1881), закладка и строительство здания Городского театра и Павловской здания дешевых квартир (на средства, пожертвованные П. С. Ямчитским), открыты школы садоводства на его собственной даче (где на его средства была построена домовая церковь в одном из зданий), новый ночлежный приют и две столовые возле Старого христианского кладбища (для строительства которых было предоставлено 30 тыс. рублей), открыт бюст Александру Пушкину и памятник-колонна императору Александру II, построен комплекс лечебного учреждения на Куяльницком лимане (где на его средства был построен барак для бедных больных и церковь), здание приюта для отбывших наказание, открыт приют для детей-сирот, психиатрическое отделение городской больницы, линия парового трамвая на Хаджибейский лиман, городские скотобойни, поля орошения, детский городской сад с бесплатными играми и гимнастикой, химическая лаборатория для исследования продуктов питания под руководством профессора А. Вериго, открыты так называемые «крытые рынки» (ныне рынок «Новый Базар»), введено электроосвещение и т.п.
- Валериан Лигин
(1846–1900)
(и.о.)
24 апреля 1895-декабрь 1896 Когда Маразли подал прошение об отставке. Был избран думой 24 апреля 1895 городским головой Одессы «на дослужение срока избрания Маразли». Полномочия Лигина как городского головы истекли в декабре 1896 года, и в начале 1897 года он покинул этот пост.
26 Пётр Крыжановский (укр.) 20 февраля-3 декабря 1897 За 8 месяцев его руководства городом, ему удалось наладить и поставить на прочную основу дело водоснабжения города, подготовленое работами особой комиссии о выкупе водопровода. Было у него и предложение о ходатайстве, о разрешении взимания денег с неисправных плательщиков административным порядком, которое встретило «всеобщее возмущение, как в Думе, так и в обществе».[2]
27 Павел Зелёный (укр.)
(1839–1912)
1897—1905 За время управления Павла Александровича одесская публичная библиотека (ныне Одесская национальная научная библиотека имени М. Горького) получила новое помещение на улице Пастера, где и находится до сих пор. В январе 1905 внес на обсуждение городской Думы вынес доклад, в котором настаивал на отмене царских циркуляров, запрещавших преподавание на украинском языке и предусматривали недопущения украинских книг в библиотеки, на сборке отдельных пособий на украинском языке, на допущении малороссийских книг в школьные и народные библиотеки. Он был среди тех , кто поддержал резолюцию земских и городских деятелей по вопросу об «украинизации школы». По инициативе Павла Александровича было выделено 500 рублей на сооружение памятника Т. Г. Шевченко в Одессе. Зелёный был одним из основателей в Одессе общества «Просвита». Он был членом его первого правления, избранного зимой 1906 года, поддерживал все мероприятия общества, помогал устраивать литературно-художественные вечера и чтения.
28 Семён Ярошенко
(1847–1917)
2 мая-11 мая 1905 Многолетний ректор Одесского университета (1881-1890). Пробыл в должности городского головы всего восемь дней и отказался, заявив, что «изменились обстоятельства».
29 Пётр Крыжановский (укр.)
(Второй раз)
20 мая-19 октября 1905 20 мая 1905 года городским головой был уже второй раз избран действительный статский советник Петр Адамович Крыжановский, но в связи с большими беспорядками в городе в 1905 году 19 октября Крыжановский слагает с себя должность городского головы, а 13 декабря отказывается от должности гласного Думы.[2]
30 Василий Протопопов
(1846–1914)
1905—1909
31 Николай Моисеев 1909—1913 Одесса постепенно выходила из финансового, торгового и духовного кризиса. Значительный подъем города проходил в время эпидемий чумы и холеры. В этом же году произошёл первый полёт на аэроплане и по городу проехал «электрический трамвай», который затем стал основным транспортом для одесситов.
32 Борис Пеликан
(1861–1931)
19 мая 1913—1917 Русский монархист. Во время Первой мировой войны, будучи Одесским городским головой, Пеликан сыграл большую роль в формировании сербской добровольческой дивизии, за что был награждён орденом Святого Саввы.
- Михаил Брайкевич
(1874–1940)
(и. о.)
11 марта—23 августа 1917 (подробнее...)
33 Василий Сухомлин
(1874–1940)
23 августа-конец сентября 1917 Пробыл в должности около месяца. Но в сентябре 1917 года был назначен приказом министерства земледелия представителем министра на Северный Кавказ при Ставропольском земельном комитете.
34 Викентий Богуцкий октябрь 1917 — май1918
35 Александр Санников май — август 1918
36 А. Ярошевич август — 17 декабря 1918 10 декабря 1918 года после двухмесячного перерыва приступила к работе городская Дума. На первое заседание Думы прибыл градоначальник и сообщил, что петлюровские части подходят к Одессе. Одессу защищать было некому и 11 декабря петлюровские части взяли под свой контроль Железнодорожный вокзал, куда начали прибывать подкрепления, и приблизились к порту. Наскоро сформированные части офицеров-добровольцев, подчиняющиеся Добровольческой армии под командованием Гришин-Алмазова при поддержке прибывших французских войск к 18 декабря выбили петлюровцев из Одессы.
37 Михаил Брайкевич
(1874–1940)
17 декабря 1918 — март 1919 Многие годы добивался открытия политехнического института в Одессе, его открыли в 1918 году.
- Григорий Гольд

(вр. и.о.)
март — апрель 1919
38 Ф. Болкун апрель — август 1919
39 Владимир Колобов 2 января—8 февраля 1920 Перед самым захватом города большевиками 2 февраля 1920 года на заседании Думы рассматривались вопросы избрания больничной комиссии, установления новых ставок городским служащим и рабочим, а Колобов делал доклад о состоянии дел в городском театре. ВСЮР терпят поражение, в последний день было объявлено о принятии власти в Одессе войсками Директории, но с 8 февраля в городе установилась Советская власть.

Украинская Социалистическая Советская Республика

Революционный комитет

# Портрет Имя Срок Характеристика
Председатели Одесского губернского революционного комитета
1920
1 Владимир Логинов
(1897-1938)
9 февраля 1920июнь 1920 9 февраля 1920 года губком партии большевиков создал Одесский революционный комитет, который объявил о взятии под свой контроль всей власти в городе. Ревком объявил себя губернским органом, расширивший власть на всю территорию Одесской губернии.
2 Павел Кин (укр.)
(1882–1943)
февраль 1920 — июнь 1920 Впоследствии стал народным комиссаром внутренних дел УССР.
3 Александр Борчанинов
(1884-1932)
июнь 1920 — август 1920 Председатель Военно-революционного комитета.

Исполнительный комитет Совета рабочих и крестьянских депутатов

# Портрет Имя Срок Характеристика
Председатели Исполнительного комитета Одесского губернского Совета рабочих и крестьянских депутатов
1920
1 Иван Клименко
(1891–1937)
C 8 февраля 1920 В августе 1919 уже был председателем Одесского губернского исполнительного комитета СРКД.
2 Александр Шумский
(1890-1946)
1920
3 Яков Дробнис
(1890–1937)
1920июль 1921 Руководство губернии оказалось в руках оппонентов ленинской платформы. Такая ситуация всполошила руководство партии большевиков за решением ЦК РКП(б) и ЦК КП(б) в Одессе были проведены чистки партийной организации и замена всей губернской верхушки.
4 Василий Аверин
(1885–1945)
июль 1921декабрь 1922

СССР — Губернаторство Транснистрия — СССР

# Портрет Имя Срок Характеристика
Председатели Исполнительного комитета Одесского губернского совета
1923-1925
1 Андрей Иванов
(1888—1927)
19231925 После смерти его именем были названы улица в Одессе. Кроме того, приставку «им. А.Иванова» получил Русский драматический театр Одессы. Это название театр, несмотря на многочисленные попытки избавиться от приставки, носит до сих пор.
2 Иван Кудрин
(1893—1937)
(и. о.)
1925
Председатели Исполнительного комитета Одесского окружного совета
1925-1930
1 Алексей Трилисский
(1892—1937)
1925 — 1927 Губернии ликвидируют, Одесса становится окружным центром, с этого времени все функции власти в городе и губернии были сосредоточены в окружном комитете партии.
2 Г. Алексеенко 1925 — январь 1930 В 1927-1929 гг. в Одессе проводится выселение из государственных домов бывших хозяев и людей, признанных «нетрудовыми элементами». Недостаток жилья в городе власть пыталась компенсировать новой кампанией по уплотнению квартиросъемщиков.

Выход из жилищного кризиса власть видела в развитии жилищной кооперации — арендной и строительной. Рост жилищной кооперации шел за счет сокращения домов, которые были в подчинении городского совета, так и за счет полной ликвидации приватной аренды. Кооперативная аренда стала монопольной формой аренды жилищного фонда. В 30-тые годы жилищно-арендная кооперация была ликвидирована и жилищный фонд снова передали в непосредственное подчинение коммунотделов горсоветов. В 1930 году построена школа фабрично-заводского обучения пищевиков. Также был построен новый корпус строительного института на месте сада бывшего института благородных девиц (архитектор Ф.Троупьянский). В эти годы город потихоньку развивался, открывались новые фабрики и заводы.

3 Михаил Горбань
(?-1937)
январь 1930 — 2 сентября 1930
Председатели Одесского городского совета
1931-1941
1 Иван Якимович 19311933 В декабре 1932 года Советнарком СРСР, в связи с значением Одессы как большого индустриально-портового и курортного центра, утвердил включить его в список городов первой очереди реконструкции. В 30-тые годы в Одессе было построено 400 домов и введено в эксплуатацию около 200 тысяч кв. метров жилищной площади. Но это было очень мало по сравнению с масштабами градостроительства в больших промышленных центрах страны.

С начала 30-х годов начали строительство больших жилищных комплексов (ул. Пироговская, ул. Маразлиевская, на месте разрушенного большевиками Свято-Михайловского монастыря, Французский бульвар, 2-я станция Большого Фонтана).

2 П. Чебукин 19331934 В 30-е годы в Одессе проходили работы по реконструкции канализации и водообеспечения.

Для удовлетворения потребностей городского хозяйства было построено асфальтобетонный завод. В 1933 году в Одессе было 29 клубов, что имели сугубо специфическую для тех лет производственную направленность: Дом милиции, Дом прессы, Дом санпросвещения, Клуб директоров и Клуб мукомолов, Дом учёных и Клуб госторговли и кооперации, Клуб польский и Дом еврейской культуры и др.

3 П. Сорокин 1934 В 1934 году Одесский Спасо-Преображенский собор был разрушен по указу властей.

Также советская промышленность прекратила выпуск вагонов узкой колеи, и многие города, в том числе имеющие крупные трамвайные хозяйства, остались без возможности пополнения подвижного состава. Это заставило власти города пойти на дорогостоящую и ничем другим не обоснованную перешивку на широкую колею. В Одессе к концу года было перешито около 29 км путей по ул. Преображенской, Софиевской, Водопроводной и Люстдорфской дороге, а также построена однопутная линия в Ульяновку. В 1935 году были перешиты пути на Дальние Мельницы и достроена линия в Черноморку.

4 Иван Корчагин 1934 — 1935 Был построен ряд корпусов высших учебных заведений: Технологического института им. М. Л. Ломоносова; Технологического института холодильной промышленности. По конкурсному проекту в 1938-1939 гг. была построена музыкальную школу им. П.Столярского. В эти же годы по проекту архитекторов А. Минкуса и М. Шаповаленко за Ивановским мостом был построен комплекс селекционно-генетического института.

В 1937 г. построили здание научно-исследовательского института курортологии и бальнеологии. В 1939 году на Французском бульваре выросло здание института глазных болезней и тканевой терапии, где работал академик В. П. Филатов. В 1936 году в Центральном парке культуры и отдыха им. Т. Г. Шевченко были сооружены стадион (сейчас «Черноморец») и «Зеленый театр». В 1937 году построен новый железобетонный водовод Днестр-Одесса, построена новая насосная станция. Подача воды в город увеличилась в два раза в сравнении с дореволюционным временем. Город стремительно развивался.

5 Николай Букалов 1935 — 1937
6 Иван Черница 19371940 В 1939 году началось строительство первой очереди теплоэлектростанции. Усилилась газификация города, в несколько раз увеличилась мощность газового завода. Много было сделано для озеленения города. На месте бывших свалок и пустырей вырастали новые скверы. Увеличилось количество мостовых в окрестностях города.

До войны в городе шла подготовка к запуску первого троллейбуса, но война не дала завершить начатое.

7 Борис Давиденко 1940 — 1941
Одесский городской голова (Губернаторство Транснистрия)
1941-1944
1 Герман Пынтя
(1894—1968)
1941—1944
В Одессе был создан развлекательный центр, состоявший из кинотеатра, ресторана и театра эстрады. Были переименованы улицы, содержащие советские названия. Появились гестапо и некоторые другие нацистские учреждения в городе. В городе были введены марки. Они обмениваются на рубли в отношении: одна марка за десять рублей.
Председатель исполнительного комитета Одесского городского совета
1945-1991
1 Борис Давиденко 19451947
2 Александр Карпов 19471948
3 Александр Степаненко январь 19481955
4 Григорий Ладвищенко 19551960
5 Александр Коваленко 19601962
6 Павел Цюрупа
(род. 1927)
1962 — апрель 1964 В годы правления Цюрупы активно велось строительство нового жилья и газификация районов города, велась работа по обеспечению питьевой водой, берегоукреплению и озеленению улиц и морских склонов.[3]
7 Лазарь Заярный апрель 19641969
7 Владимир Шурко 19691979
8 Анатолий Малыхин 1979март 1983
9 Валентин Симоненко
(род. 1940)
март 1983январь 1991

Независимая Украина

# Портрет Имя Срок Характеристика
Председатель Одесского городского совета и председатель исполнительного комитета Одесского городского совета
1991-1994
1 Валентин Симоненко
(род. 1940)
январь 1991 — 24 марта 1992
2 Леонид Чернега
(род. 1944)
24 марта 1992 — июль 1994
Одесский городской голова (одновременно исполняет обязанности председателя Одесского городского совета)
с 1994
1 Эдуард Гурвиц
(род. 1948)
июль 1994—26 мая 1998 В год 200-летия Одессы постановлением горсовета большинству улиц центральной части города были возвращены дореволюционные исторические названия. Общественный транспорт был бесплатным для всех слоёв населения.
- Николай Белоблоцкий
(род. 1943)
(и.о.)
26 мая 1998—август 1998 Вице-премьер-министр Украины. Временно исполняющий обязанности городского головы. Назначен Указом Президента Украины Л. Кучмы в период избирательного кризиса в Одессе.[4]
2 Руслан Боделан
(род. 1942)
август 1998—5 апреля 2005
3 Эдуард Гурвиц
(род. 1948)
(Второй раз)
5 апреля 2005–6 ноября 2010 Обширно ремонтировались дороги после зимы 2009-2010 года[5], было куплено для города 20 новых троллейбусов (российского производства).
4 Алексей Костусев
(род. 1954)
6 ноября 2010–4 ноября 2013 В 2010 году городским советом была принята «Программа сохранения и развития русского языка» (805 тыс. грн.), которая предусматривает возможность документооборота русском языке, перевод на русский язык фильмов в кинопрокате, средствах массовой информации и сферу образования.[6] За время пребывания на посту в городе были установлены памятники русскому полководцу Александру Суворову, российскому военному Федору Радецкому, советском певцу Владимиру Высоцкому и восстановлен памятник российскому императору Александру II.[7] 31 января 2011 года на сессии Одесского городского совета при принятии решения о недопустимости героизации Бандеры и Шухевича.[8] 12 октября 2011 году был расторгнут договор на аренду помещения между собственником (Одесским областным советом) и одесским отделением Всеукраинского общества «Просвита», передано областной власти ещё летом 2010 года, за которое «Просвита» платила городу арендную плату в 1 гривну в месяц. «Просвита» была выселена с помощью судебных приставов.[9][10]
- Олег Брындак
(род. 1973)
(и.о.)
4 ноября 2013–27 мая 2014 Секретарь Одесского городского совета с 6 ноября 2010 года. Временно исполняющий обязанности городского головы с 4 ноября 2013 до избрания нового городского головы.[11]
5 Геннадий Труханов
(род. 1965)
С 27 мая 2014 года С 2006 по 2012 депутат Одесского городского совета, а с 2012 - народный депутат Украины.

См. также

Напишите отзыв о статье "Главы Одессы"

Примечания

  1. См. некролог в «Одесском вестнике» от 10 декабря 1847 года
  2. 1 2 [www.misto.odessa.ua/gorod/gradonachalniki/petr-adamovich-kryzhanovskij Петр Адамович Крыжановский]
  3. [www.odessa.ua/ru/news/53187/ Почетному гражданину Одессы Павлу Андреевичу Цюрупе исполнилось 86 лет]
  4. [zakon2.rada.gov.ua/laws/show/511/98 УКАЗ ПРЕЗИДЕНТА УКРАИНЫ]
  5. [allnews.od.ua/?news=26810 В Одессе ремонтируют дороги. ГАИ просит водителей корректировать свои маршруты]
  6. [novynar.com.ua/politics/163169 В Одессе утвердили программу развития и сохранения русского языка]
  7. [www.odessa.ua/ru/news/43731/Александровская колонна в Одессе торжественно открыта после реставрации]
  8. [ukranews .com/ru/news/ukraine/2011/02/01/36306 Одесские депутаты приняли решение, что Бандера и Шухевич не герои]
  9. [nr2.com.ua/policy/353027.html/print/ Тягнибоковцы считают, что выселение одесской «Просвиты» из помещения направлено против украинцев] (рус.). Новый регион 2. Проверено 12 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BoWHtlN4 Архивировано из первоисточника 31 октября 2012]. (рус.)
  10. [www.ukr.net/news/odesskuju_prosvitu_obvinjajut_v_propagande_nacizma-10857551-1.html Одесскую «Просвиту» обвиняют в пропаганде нацизма] (рус.). Ukr.net Новости. Проверено 12 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BoWKHxrC Архивировано из первоисточника 31 октября 2012]. (рус.)
  11. [www.odessa.ua/ru/news/55384/ В Одессе состоялась внеочередная сессия городского совета]

Ссылки

  • [misto.odessa.ua/index.php?u=gorod/istoriya История города]
  • Савченко В. А. «[militera.lib.ru/bio/savchenko/index.html Авантюристы гражданской войны]». — М., 2000
  • [obodesse.at.ua/publ/2 «Об Одессе с любовью!»] Проект Ю. Парамонова

Отрывок, характеризующий Главы Одессы

– Я от миру не отказчик, – говорил Дрон.
– То то не отказчик, брюхо отрастил!..
Два длинные мужика говорили свое. Как только Ростов, сопутствуемый Ильиным, Лаврушкой и Алпатычем, подошел к толпе, Карп, заложив пальцы за кушак, слегка улыбаясь, вышел вперед. Дрон, напротив, зашел в задние ряды, и толпа сдвинулась плотнее.
– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.
– Староста то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.
– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.
– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое где торопливо покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.
– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:
– Как старички пороптали, много вас начальства…
– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за юрот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча.
Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки.
– Прикажете наших из под горы кликнуть? – крикнул он.
Алпатыч обратился к мужикам, вызывая двоих по именам, чтобы вязать Карпа. Мужики покорно вышли из толпы и стали распоясываться.
– Староста где? – кричал Ростов.
Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.