Одесско-Николаевская операция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Одесско—Николаевская операция
Основной конфликт: Гражданская война в России, Гражданская война на Украине.

Украина в марте 1919 года.
Дата

Февраль — 6 апреля 1919 года

Место

Нынешние Николаевская, Херсонская и Одесская области Украины

Итог

Победа РККА.

Изменения

Распространение власти УССР над регионом Одесса—Николаев.

Противники
Третья республика
Королевство Греция
РСФСР
УССР (с 10 марта 1919 года)
Повстанцы Григорьева (с 18 февраля 1919 года)
УНР
Повстанцы Григорьева (до 18 февраля 1919 года)
Командующие
Филипп д’Ансельм
Генерал Мондии Константинос Нидер
Владимир Антонов-Овсеенко
Никифор Григорьев
Никифор Григорьев
Силы сторон
Французские интервенты: 15 000 чел.
Первый Армейский корпус: 2 000 чел.
Группа Одесского направления Украинского фронта: 2 бригады;
2 дивизии (в т. ч. 1-я Заднепровская, под командованием Н. А. Григорьева);
кавалерийский полк особого назначения.
Потери
неизвестно неизвестно

Одесско-Николаевская операция (февраль-апрель 1919) — операция Украинского фронта РККА по установлению контроля над районом ОдессаНиколаев.





Предыстория

В начале 1918 года была образована Одесская Советская Республика. После подписания Брестского мира советские войска были вынуждены покинуть Украину, и регион заняли австро-германские войска.

После капитуляции Германии и окончания Первой мировой войны страны Антанты, в частности, решили оккупировать район Одессы. Однако в связи с огромным количеством дел Франция лишь в начале декабря 1918 года сумела найти свободную дивизию, которая была морем отправлена в Одессу. Тем временем, в условиях безвластия, город в течение месяца контролировали украинские войска Бискупского и части русской Добровольческой армии под командованием Ненюкова.

9 декабря 1918 года к Одессе под флагом Украинской директории Петлюры подошли войска атамана Григорьева, которые потребовали сдачи Одессы. 17 декабря к Одессе, наконец, подошёл французский десант. Обнаружив, что «добровольцы» эвакуируются из города, они заставили их высадиться с судов обратно и, вынудив двигаться впереди себя, заняли город. Войска Украинской директории отошли, и Директория вступила с французами в переговоры. 20 января 1919 года французский десант был усилен греческими войсками, и они расширили зону оккупации, заняв Херсон и Николаев.

Ход событий

18 февраля 1919 атаман Григорьев согласился войти со своим соединением (повстанческой Херсонской дивизией армии УНР) в состав Заднепровской украинской советской дивизии. 2 марта войска Григорьева появились в окрестностях Херсона и 9 марта, после упорных уличных боёв, овладели городом, нанеся крупный урон оборонявшимся греческим войскам. 14 марта французские войска поспешили очистить Николаев; оставшиеся оборонять Николаев греческие войска были почти полностью уничтожены Григорьевым.

17 марта командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко принял решение об общем наступлении: главные силы Киевской группы направлялась на ЖмеринкуПроскуров, где продолжали держаться силы Украинской директории, а Харьковская группа войск основной частью наступала на Одессу. 27 марта Киевская группа нанесла решительное поражение войскам Директории. Успехи советских войск, а также массовая «большевизация» французских войск и флота вынудили греко-французские войска оставить Одессу. 6 апреля Одесса была занята красными войсками.

Итоги и последствия

В результате занятия района Одесса-Николаев войска Украинского фронта вошли в непосредственное соприкосновение с румынскими войсками на реке Днестр и получили выход к Чёрному морю.

Источники

  • Н. Е. Какурин, И. И. Вацетис «Гражданская война. 1918—1921» — СПб: ООО «Издательство „Полигон“», 2002. ISBN 5-89173-150-9

Напишите отзыв о статье "Одесско-Николаевская операция"

Отрывок, характеризующий Одесско-Николаевская операция

Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.