Одеяльный протест
Одея́льный протест[1] (англ. Blanket protest) — одна из составляющих пятилетнего (1976—1981) конфликта, вызванного отменой Special Category Status по отношению к ирландским республиканцам из Ирландской республиканской армии и Ирландской национальной освободительной армии британским правительством. Протест, заключавшийся в отказе от ношения тюремной униформы (и ношении вместо этого одеял) в тюрьме Мэйз, имел целью добиться выполнения следующих пяти требований:
- права не носить тюремную униформу;
- права не делать тюремную работу;
- права на свободу связи с другими заключёнными, а также на организацию образовательных и развлекательных мероприятий;
- права на один визит, одно письмо и одну посылку каждую неделю;
- полного права на помилование (full restoration of remission lost through the protest).[2]
Одеяльный протест начался 14 сентября 1976 года, когда новоприбывший заключённый Киран Нугент (Kieran Nugent) отказался носить тюремную форму[3]. Сам Киран описывал своё пребывание в тюрьме Мэйз следующим образом:
Я был доставлен прямо в блоки. Ячейка 17, D крыло H1 или 2. Я был раздет и избит. Тюремщики, знавшие меня, сказали: «Теперь мы главные. Здесь нет OC». Тюремщик сказал мне: «Какой у тебя объём талии и какой размер ты носишь?». Я спросил: «Это для чего?», и он ответил мне: «Для униформы». Я сказал: «Да вы шутите». Я был единственным в H-блоках. Они потащили меня в камеру. Дэви Лонг [один из надзирателей] хотел пойти на компромисс. Он предложил мне надеть мои ботинки и брюки, если я буду носить тюремную рубашку. Я лишь рассмеялся. Он запер дверь. Я лежал на полу всю ночь без матраса, одеяла или чего-либо ещё. Тепла было достаточно, я спал.
Оригинальный текст (англ.)I was brought straight to the blocks. Cell 17, D wing H1 or 2. I was stripped and beaten. The screws who knew me said, 'We are the bosses now. There are no OCs here'. A screw said to me, 'What size are you in the waist and what size are you for shows?' I asked him 'What for?' and he told me 'For a uniform'. I said, 'You have got to be joking'. I was the only one in the H-Blocks. They dragged me into the cell. Davy Long [one of the warders] wanted me to compromise. He suggested I wore my own shoes and trousers if I wore a prison shirt. I just laughed. He locked the door. I lay on the floor all night without mattress, blankets or anything else. The heat was reasonable in all fairness and I slept.[4]
На второй день Нугент получил одеяло, которое носил весь свой срок. Униформу он надел лишь однажды, так как это было условием для свидания с матерью[4].
Новоприбывающие заключённые стали присоединяться к протесту[4]. Так как ношение униформы было условием выхода из камеры, они сидели в камерах 24 часа в сутки[5]. Тюремный комендант предлагал им тюремную униформу раз в две недели; они отказывались. За протест вводилось наказание «на досках», когда из камеры убиралась вся мебель, а заключённых переводили на рацион из чая без молока, водянистого супа и сухого хлеба[4]. Кроме того, участие в протесте отнимало шанс на 50-процентное сокращение срока и три посещения в месяц «за хорошее поведение»; учитывая запрет на выход из камер без формы, заключённые лишались и четвёртого, уставного посещения[5]. Единственной связью с миром оставалось подвергавшееся цензуре письмо раз в месяц; спустя некоторое время некоторые заключённые согласились надевать униформу для того, чтобы через разрешённые свидания поддерживать связь с военным руководством ИРА[6].
Отсутствие успеха в достижении прав со временем привело к другим формам протеста — грязному протесту и голодовкам, финальной из которых стала ирландская голодовка 1981 года.
Напишите отзыв о статье "Одеяльный протест"
Примечания
- ↑ [www.vokrugsveta.ru/vs/article/1900/ В Ольстере без перемен] (рус.). Журнал Вокруг Света (Февраль 1983). Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/5wZxTvZEs Архивировано из первоисточника 18 февраля 2011].
- ↑ Taylor, Provos The IRA & Sinn Féin, p. 229—234
- ↑ [cain.ulst.ac.uk/othelem/chron/ch76.htm A Chronology of the Conflict - 1976]. CAIN. Проверено 1 сентября 2007. [www.webcitation.org/69AxZWWik Архивировано из первоисточника 15 июля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 The Provisional IRA, pp. 349-350.
- ↑ 1 2 Beresford David. Ten Men Dead. — Atlantic Monthly Press, 1987. — P. 13–16. — ISBN 0-87113-702-X.
- ↑ Ten Men Dead, p. 17.
Отрывок, характеризующий Одеяльный протест
– Видел.– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
