Одитинг

«О́дитинг» (англ. auditing, от латинского audire — «слушать») важнейшая практика в саентологии, представляет собой общение один на один клиента («преклира») с саентологическим консультантом («о́дитором»), в рамках «точно определенных» (то есть стандартизованных) процедур. Во многих из этих процедур применяется Е-метр.

В процедуре одитинга одитор просит преклира ответить на стандартизованные вопросы, которые подаются преклиру строго выверенным образом. Подразумевается, что преклир должен быть желающим и заинтересованным участником, понимающим смысл вопросов, и тогда процессы будут проходить быстро и гладко. Это зависит также от того, что оба участника понимают, что происходит. Согласно «Кодексу одитора», одитор обучен тому, чтобы «не оценивать» любую информацию для преклира, он не должен давать советов и интерпретаций, не должен пренебрегать ответами преклира или отвергать их. Саентологи утверждают своим адептам, что не используют в одитинге внушение (методы гипноза и т. п.), но психологическая экспертиза данного метода явственно свидетельствует, что одитинг содержит в себе форму командного гипноза.

Особенности одитинга

Саентологи утверждают, что польза от одитинга состоит в росте коэффициента интеллекта, улучшении памяти, в снижении тревог и улаживании психологических проблем (в том числе связанных, например, с дислексией или даже с аллергией), достижение спокойствия, однако нет никаких достоверных данных, подтверждающих подобные заявления.

В постановлении Окружного суда США, округ Колумбия (333 °F. Supp. 357) 1971 года, было заявлено, что «нет никаких подтверждений тому, что Е-метр хоть сколько-нибудь пригоден для диагностики, лечения или профилактики какого-либо заболевания, данный прибор с медицинской и научной точки зрения выглядит бесполезным для улучшения какой-либо функции организма.» В результате этого постановления, Хаббард был вынужден отказаться от претензий на «научность», с этих пор в своих книгах и публикациях он стал уже заявлять, что Е-метр «сам по себе пользы не несёт», якобы он используется исключительно для «духовных целей».

Саентологи считают, что образы в сознании человека обладают специфической «массой» и «энергией». Тяжелые образы прошлых утрат, неудач, преступлений гнетут человека и пагубно влияют на его здоровье. Эта губительная энергия (сила) называется зарядом (англ. charge). Когда человек держит электроды Е-метра и размышляет, он видит образы и, вновь переживая неприятные моменты прошлого, смещает и изменяет «психическую массу и энергию» реактивной части своего ума. Эти перемены в сознании влияют на слабый электрический ток (создаваемый разностью потенциалов 1,5 вольта), пропускаемый Е-метром через тело субъекта, в результате чего стрелка на табло отклоняется, указывая одитору место, где в разуме преклира находится заряд.

Во время одитинга одитор может записывать информацию от преклира. Например, во время «проверок безопасности» (англ. security checks) у преклира могут спросить, был ли он когда-либо наркозависимым, занимался ли он когда-либо сексом с детьми, калечил ли он когда-либо животных ради удовольствия. Церковь заявляет, что вся информация, записанная при одитинге, сохраняется в полной секретности и является конфиденциальной. В период, когда сессии одитинга не проводятся, записи одитинга хранятся в рамках саентологии как «отчёты одитинга» под замком.

Последняя версия Е-метра Mark Super VII включает в свою схему микропроцессор и разъем, которые позволяют подключать Е-метр к удаленному Е-метру куратора для мониторинга проводящихся измерений.

Критика и разногласия

Доклад Андерсона

В 1965 был опубликован доклад Андерсона по официальному запросу судебного управления штата Виктория (Австралия), в котором утверждалось, что одитинг содержит в себе форму «авторитетного» или «командного» гипноза, в котором гипнотизёр использует «принудительный авторитетный контроль» над пациентом. В единогласном заключении судебно-экспертной комиссии утверждалось, что саентологические и дианетические техники весьма опасны для психического здоровья, так как содержат «авторитетный гипноз» … Научные доказательства, представленные перед советом, содержали в себе экспертную оценку авторитетных специалистов с самой большой репутацией …Все, из которых сошлись в очевидном и однозначном решении, что единственной разницей между авторитетным гипнозом и большинством саентологических техник является лишь название. Многие методы саентологии на самом деле — гипнотические техники, и Хаббард не менял их характера, изменив только лишь их название".

Экспертиза ГНЦ имени В. П. Сербского

В заключении комплексной медицинской экспертизы ГНЦ социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского от 30 июня 1999 г. по Гуманитарному Центру Хаббарда, так же как и в экспертизе Андерсона выявлена гипнотическая природа одитинга:

«..По мнению Ф. В. Кондратьева, В. Г. Василевского, Т. А. Смирновой и И. Г. Виноградова, психическое состояние лица, подвергающегося процедуре „одитинга“, следует определить как „временное состояние сознания, характеризующееся суженным его объемом и резкой фокусировкой на содержание внушения, что связано с изменением функции индивидуального контроля и самосознания“, то есть дословно совпадает с определением понятия „гипноз“, данного в словаре „Психология“ (М., 1990, стр.79, „Гипноз“) и в других источниках. В подтверждение мнения о возможности считать „одитинг“ вариантом гипнотического воздействия, помимо упомянутого состояния измененного сознания, в котором находится клиент во время сеанса „одитинга“, следует указать на характерное для методики гипнотерапии состояние раппорта — контакта, устанавливающегося во время гипнотического сеанса между гипнотизируемым и гипнотизирующим. Этот контакт у персонажей видеозаписи отличается высокой степенью ограниченности восприятия вследствие суженного в гипнотическом состоянии сознания, которое объясняется наличием гипноидно-фазовых состояний коры головного мозга — относительно слабый вербальный раздражитель (то есть формула словесного внушения, гипиема) оказывается значимее, сильнее воздействий, поступающих из других источников.»

Кроме того, в заключении ГНЦ им Сербского, отмечается, что заявления Хаббарда о том, что «одитинг» не содержит в себе гипноз, являются ложными.

«Особо следует отметить присутствие в представленных материалах о проведении „одитингов“ специального указания его авторов на отмежевание от использования суггестивной техники, что, однако, является не более, чем одним из понятных приемов преодоления возможного у „пре-клира“ естественного психологического сопротивления известной доли директивности, содержащейся в любом акте гетеросуггестии.»

В экспертизе отмечается, что использование суггестивных техник (то есть «одитингов») людьми без специальных знаний является небезопасным и может нанести вред психике человека.

Отрывок, характеризующий Одитинг

– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.