Однополые браки в Аргентине

Право однополым парам вступать в брак в Аргентине было предоставлено 22 июля 2010 года, как только об этом было объявлено в официальном правительственном вестнике.

История принятия закона

См. также: Гражданские партнёрства в Аргентине

Ещё в 2002 году Буэнос-Айрес стал первым городом Латинской Америки, легализовавшим гражданские союзы для однополых и разнополых пар. Затем к нему присоединились ещё четыре аргентинских города. В августе 2008 года на федеральном уровне в Аргентине также был принят закон, по которому однополые пары получили право требовать пенсию за своего умершего партнёра.

Судебные тяжбы за право на брак

13 ноября 2009 года муниципальный суд Буэнос-Айреса выдал разрешение на заключение брака гомосексуальной паре — Хосе Марии ди Бельо (исп. Jose Maria Di Bello) и Алексу Фрейре (исп. Alex Freyre), несмотря на государственную политику Аргентины, определявшую брак как союз мужчины и женщины. Бракосочетание было запланировано на 1 декабря 2009 года, однако федеральный суд на время заблокировал решение муниципального судьи Буэнос-Айреса и приостановил подготовку свадебных мероприятий. Началась целая серия судебных тяжб. 28 декабря пара, однако, всё же смогла заключить брак в городе Ушуайя (столица провинции Огненная земля).

В марте и апреле 2010 года судебного разрешения на заключение брака добилось ещё две однополые пары — Дэмиан Бернат (исп. Damian Bernath) и Хорхе Салазар (исп. Jorge Salazar), а также Норма Кастильо (исп. Norma Castillo) и Рамона Аревало (исп. Ramona Arevalo). При этом спустя две недели брак Берната и Салазара был аннулирован решением федерального суда.

К июлю 2010 года в Аргентине было уже заключено восемь однополых браков. В каждом из восьми случаев разрешение на брак было получено в судебном порядке, опираясь на то, что в Конституции Аргентины не содержится однозначных указаний на то, что брак — это исключительно союз мужчины и женщины. К этому времени в Сенате Аргентины уже рассматривался законопроект об однополых браках.

Разработка и принятие закона

Законопроект был одобрен Палатой депутатов 5 мая 2010 года и Сенатом 15 июля 2010 года. Представители местной Римско-католической церкви потребовали от Сената провести в стране референдум по однополым бракам. Однако, запрос был отклонён Сенатом.

Президент Кристина Фернандес де Киршнер подписала законопроект 21 июля 2010 года. Таким образом, Аргентина стала первой латиноамериканской и десятой страной в мире, легализовавшей однополые браки.

После принятия закона об однополых браках консервативная группа «Федеральная семейная сеть» начала собирать подписи с требованием об его отмене. Координатор сети Хуан Пабло Берардуччи (исп. Juan Pablo Berarducci) намерен собрать 500 тысяч подписей до июля 2011 года.

В 2012 году Аргентина разрешила вступать в однополый брак негражданам, для чего требуется только паспорта и временный адрес проживания в Аргентине.

Позиция церкви

В дни, предшествующие голосованию в конгрессе, кардинал Хорхе Бергольо, архиепископ Буэнос-Айреса, назвал законопроект «разрушительной атакой на божественный замысел» и собрал 60 000 манифестантов в знак протеста. Споры по вопросу о брачном равноправии обнажили пропасть между церковными лидерами и большинством населения. Несмотря на то что Аргентина католическая страна, всего 22 % населения регулярно посещает мессы. Так, президент Аргентины Киршнер заявила:

«Отцы церкви преподносят это как наступление на мораль и религию и угрозу естественному положению вещей, в то время как мы имеем дело с реальностью такой, какая она есть. Лишить меньшинства их прав было бы нарушением демократии».

Статистика

Первое однополое бракосочетание после принятия закона состоялось 13 августа 2010 года. Первыми официальными однополыми супругами должны были стать 60-летний актёр Эрнесто Родригес Ларресе (исп. Ernesto Rodriguez Larrese) и его 61-летний партнёр Алехандро Ванелли (исп. Alejandro Vanelli). Однако, как выяснилось позднее, первой однополой парой, воспользовавшейся новым законом, стали 54-летний Хуан Карлос Наварро (исп. Juan Carlos Navarro) и 65-летний Мигель Анхель Калефато (исп. Miguel Angel Calefato), сочетавшиеся браком двумя часами ранее в провинциальном городке Сантьяго-дель-Эстеро.

В течение первого месяца действия закона вступили в брак 72 пары мужчин и 31 женская пара; кроме того, на рассмотрении находится как минимум 300 заявлений от однополых пар, желающих усыновить ребёнка. Средний возраст мужчин, заключивших брак, составляет 57 лет, почти все эти пары прожили вместе по 10 и больше лет.

За первый год легализации однополых браков (с июля 2010 года по июль 2011 года) своим правом на брачный союз воспользовалось 2 697 однополых пар, из них 60 % — мужских пар и 40 % — женских. Однополые браки были заключены во всех без исключения аргентинских провинциях.

Первый развод был зафиксирован в июне 2011 года.

На 2014 год было зарегистрировано 9500 браков.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Однополые браки в Аргентине

Отрывок, характеризующий Однополые браки в Аргентине

– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.