Одоевский, Иван Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Князь Ива́н Васи́льевич Одо́евский (171026 марта (6 апреля1768) — действительный тайный советник, президент Вотчинной коллегии в 1741-44 гг. Внук боярина Ю. М. Одоевского.





Биография

Из княжеского рода Одоевских, который считался во времена местничества одним из самых высокородных. Единственный сын князя Василия Юрьевича, заведовавшего при Петре I Оружейной палатой, и княжны Марии Алексеевны, урожденной Лыковой. С 1732 г. служил в Вотчинной коллегии советником.

Взлёт карьеры Одоевского пришёлся на короткое правление Анны Леопольдовны, которая была в приятельских отношениях с его сестрой Софией. 25-го декабря 1740 года был пожалован в коллежские советники с назначением в Московскую дворцовую канцелярию, а в январе следующего года уже в действительные статские и назначен президентом Вотчинной коллегии. В том же году двор отметил свадьбу Софии Одоевской с камергером Лилиенфельдом.

По Лопухинскому делу супруги Лилиенфельд были сосланы на поселение в Томск, однако сам Иван Васильевич не пострадал благодаря влиянию своей матери, старой княгини Одоевской, которая заведовала туалетами Елизаветы Петровны и допускалась чесать ей пятки перед сном[1].

25 июля 1744 года Одоевский был произведен в тайные советники и в том же году назначен в присутствие в Московскую сенатскую контору. 19 сентября 1746 года назначен в присутствие в сенат. По свидетельству С. Порошина, Одоевский, играя в карты с Ал. Разумовским, наживался на его беспечной расточительности: «за князем Иваном Васильевичем один раз подметили, что тысячи полторы в шляпе перетаскал и в сенях отдавал слуге своему»[2].

В 1757 году Одоевский был произведен в действительные тайные советники, в 1761 «уволен в Москву для лечения». Возглавлял делегацию сенаторов, которая присутствовала на коронации Екатерины II. Если верить памфлету князя Щербатова, Одоевский разорился и последние годы провёл в нужде:

Из первых знатных домов мне случалось слышать о упадшем доме князя Ивана Васильевича Одоевского, которого дом был на Тверской. Сей князь Одоевской неумеренным своим сластолюбием так разорился, что, продав все деревни, оставил себе некоторое число служителей, которые были музыканты, и сии, ходя в разные места играть и получая плату, тем остальное время жизни его содержали.

Семья

Первая жена — Прасковья Ивановна (1710—1758), старшая дочь графа Ивана Петровича Толстого. Вторая жена — княгиня Евдокия Михайловна Волконская, ур. Самарина (1713—1774), могила в Донском монастыре. Все дети, очевидно, от первого брака[3]:

Напишите отзыв о статье "Одоевский, Иван Васильевич"

Примечания

  1. К. Валишевский. Дочь Петра. Москва: Сфинкс, 1911-12. Стр. 428.
  2. С. А. Порошин. Записки. 2-е издание. СПб, 1881. Стр. 67.
  3. Г. А. Власьев. Потомство Рюрика. Том 1, часть 1. СПб, 1906. Стр. 95.

Источники

  • [dlib.rsl.ru/viewer/01002921635#?page=153 Одоевский, князь Иван Васильевич] // Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Одоевский, Иван Васильевич

– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…