Одоевский-Маслов, Николай Николаевич

Князь Николай Николаевич Одоевский-Маслов
Дата рождения	24 января 1849(1849-01-24)
Дата смерти	1919(1919)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1867—1917
Звание	Генерал от кавалерии генерал-адъютант
Командовал	26-й драгунский Бугский полк Конный лейб-гвардии полк
Награды и премии	2 ст. 1 ст. 1 ст.

Князь Николай Николаевич Одоевский-Маслов (1849—1919) — русский генерал от кавалерии, генерал-адъютант, войсковой наказной атаман Войска Донского, начальник Московского дворцового управления, почётный опекун и председатель Московского присутствия Опекунского совета учреждений Императрицы Марии.

Биография

Из дворянского рода Масловых; родился в семье ротмистра Николая Дмитриевича Маслова и Софьи Ивановны, урождённой княжны Одоевской. Высочайшим указом 30.06.1878 дозволено присоединить к своей фамилии и гербу фамилию, герб и титул угасшего рода князей Одоевских и именоваться князем Одоевским-Масловым. Герб князя Одоевского-Маслова внесён в Часть 13 Общего гербовника дворянских родов Всероссийской империи, стр. 7.

Образование получил в Пажеском корпусе. В службе с 21.05.1865, офицером с 1867, выпущен корнетом в лейб-гвардии Конный полк. Поручик (1871), штабс-ротмистр (1873), ротмистр (1877).

Полковник (1882), командир запасного эскадрона. Командир 26-го драгунского Бугского полка (1892—1896). Генерал-майор (1896; отличие) и командир л.-гв. Конного полка (1896—1901). Командир 2-й бригады 2-й гвардейской кавалерийской дивизии (1901—1903). Командующий 10-й кавалерийской дивизией (1903—1904), затем начальник 1-й гвардейской кавалерийской дивизии (1904—1905), генерал-лейтенант (1904; отличие). Войсковой наказной атаман Войска Донского (1905—1907).

С 19 апреля 1907 года и по 1917 год заведующий придворной частью в Москве и начальник Московского дворцового управления, одновременно с 10 августа 1909 года почетный опекун, затем (с 1914 года) председатель Московского присутствия Опекунского совета учреждений Императрицы Марии. Генерал-адъютант (1913), генерал от кавалерии (1914; за отличие). На 1917 год попечитель Николаевского сиротского женского профессионального училища в Москве и член комитета по устройству в Москве музея 1812 года.

После 1917 года проживал и скончался в Москве.

• Odoevski-Maslow 13-7.png

  герб Н.Н.Одоевского-Маслова

• Faberge clock malachite (1901, GIM) by shakko.jpg

  Часы настольные. Фирма «Фаберже», 1901 мастер Ю. Раппопорт. Серебро, малахит. Преподнесены офицерами лейб-гвардии Конного полка князю Н.Н.Одоевскому-Маслову

Ссылки

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=2644 Одоевский-Маслов, Николай Николаевич] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Одоевский-Маслов, Николай Николаевич

Назвали полковника, князя Репнина.
– Вы командир кавалергардского полка императора Александра? – спросил Наполеон.
– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.