Одон Дейльский

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Одон Дейльский (ум. 8 апреля 1162) — французский хронист XII века.

О жизни Одона известно немногое. Выходец из простой семьи, он принял постриг и до 1146 года был монахом в монастыре Св. Дионисия в Сен-Дени. Затем, во время 2-го крестового похода, был капелланом при армии Людовика VII Молодого. Пребывая на Востоке, Одон написал хронику событий и отправил её аббату монастыря Сен-Дени Сугерию, приближенному короля и одному из регентов государства во время его отсутствия. В 1152 году, спустя три года после возвращения из похода, Одон стал аббатом монастыря в Сен-Дени вместо умершего Сугерия.

Сочинение Одона носит название «О странствовании Людовика VII, франкского короля, на Восток» (лат. De profectione Ludovici VII in Orientem) и состоит из семи книг и пролога:

В этом сочинении Одон объясняет провал 2-го крестового похода (в отличие от Оттона Фрейзингского) не божественным провидением, а вполне приближенными к реальности причинами: например, он обвиняет в неудачах крестоносцев Византию и политику императора Мануила Комнина.

Его хроника содержит не только последовательность событий, но и богата описаниями — Одон рассказывает о быте и нравах народов, которых встречали крестоносцы, о тактике боя сельджуков и обычаях греков, описывает города, через которые пролегал путь Людовика Молодого. Так, благодаря хронике Одона, можно составить впечатление о Константинополе XII века:

Константинополь, слава Греции, город, известный своими богатствами и еще более богатый, нежели о нем говорят, построен треугольником, в виде корабельного паруса. В переднем углу видна св. София и дворец Константина, в котором находится часовня, знаменитая святейшими мощами. Когда мы прибыли в этот город, у нас с правой стороны был Босфор и впадающий в него Золотой рог, берущий своё начало милях в четырех. В той стороне находится дворец, называемый Влахерною; находясь на низменном месте, но отстроенный с большим искусством и с большими издержками, он выведен достаточно высоко и доставляет своим обитателям тройное удовольствие, вследствие близости моря, полей и города, которые видны отовсюду вместе. Его внешняя красота несравненна, а внутренность превосходит все, что я мог бы сказать. Везде позолота и разнообразие цветов; двор превосходно выстлан мрамором, и трудно решить, что увеличивает ценность или красоту этого дворца, изумительное ли искусство, употребленное на него, или дорогие материалы, из которых он отстроен.


Издания хроники

  • Одон Дейльский. О странствовании Людовика VII, франкского короля, на восток / Средневековая латинская литература IV-IX вв. М. 1970 [www.vostlit.info/Texts/rus/Odon_Deil/pred.phtml?id=1017 Об авторе]. [www.webcitation.org/65S9HQkzs Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012]. [www.vostlit.info/Texts/rus/Odon_Deil/frametext.htm Отрывки из третьей, четвертой, пятой книг]. Восточная литература. Проверено 18 февраля 2011. [www.webcitation.org/65S9I53jo Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  • [www.vostlit.info/Texts/rus/Odon_Deil/otryv1.phtml?id=1018 Одон Дейльский. О странствовании Людовика VII, франкского короля, на восток. Константинополь перед латинским завоеванием / Сборник документов по социально-экономической истории Византии. М. Академия Наук СССР. 1951]. Восточная литература. Проверено 18 февраля 2011. [www.webcitation.org/65S9InwOC Архивировано из первоисточника 14 февраля 2012].
  • [www.fordham.edu/halsall/source/odo-deuil.html Отрывки из хроники на английском]

Напишите отзыв о статье "Одон Дейльский"

Отрывок, характеризующий Одон Дейльский

Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.