Одоридзи

Одоридзи — знаки японского письма, означающие удвоение иероглифа или слога.

В японском языке одоридзи называют: одоридзи (яп. 踊り字, танцующий знак), касанэдзи (яп. 重ね字, знак повторения), курикаэсикиго (яп. 繰り返し記号 курикаэсикиго:, снова повторяющиеся символ), хампукукиго (яп. 反復記号 хампукукиго:, частицы «снова и снова»). Одоридзи используются для того, чтобы избежать повторного написания иероглифов. Например, слово хитобито, «люди», обычно пишется «人々», при этом используется кандзи «人» и значок повторения «々»; написание «人人» встречается реже. В японском есть три вида одоридзи для трёх используемых в языке письменностей: «々» — для кандзи, «ゝ» — для хираганы и «ヽ» — для катаканы; однако, сегодня используется почти исключительно значок для кандзи.

В китайском языке тоже существует значок «々», его используют в скорописи аналогично японскому, однако он совершенно не встречается в печати и формализованных текстах, когда японцы предпочитают именно запись с одоридзи. В вертикально написанном тексте для замены дублирующегося иероглифа может использоваться значок «〃».

История

Знаки повтора используются в Китае уже более двух тысяч лет. На бронзовом сосуде времени династии Чжоу, изображённом справа, «子_二孫_二寶用» записано двумя знаками 二 (два) для обозначения повтора «子子孫孫寶用».

Кандзи

々

В китайском языке повтор символа означает усиление смысла, хотя имеется и исключение: 人 жэнь — человек, 人人 жэньжэнь — все.

Хотя в японском языке нет грамматической формы множественного числа, оно иногда может быть образовано повторением кандзи:

人 хито — человек; 人々 хитобито — люди;

山 яма — гора; 山々 ямаяма — горы.

Некоторые слова при удвоении меняют значение:

個 ко — нечто, штука; 個々 коко — по одному, по отдельности (как в китайском языке);

時 токи — время; 時々 токидоки — иногда (в китайском языке 時時 шиши — «часто»);

翌日 ёкудзицу — на следующий день; 翌々日 ёку-ёкудзицу — через два дня.

Одоридзи не используются, когда это не оправдано этимологически (по происхождению), например:

民主 минсю, «демократический» + 主義 сюги, «доктрина» = 民主主義 минсюсюги — демократия. Сокращение не используется.

Символ повтора кандзи иногда называется нома, так как напоминает значки катаканы но (ノ) и ма (マ). На самом деле символ происходит от скорописной записи иероглифа 仝, вариантного к 同.

В вертикальном письме иногда используется знак «〻» (U+303B).

Кана

ヽ

ゝ

В кане используются различные одоридзи для хираганы (ゝ) и для катаканы (ヽ). Знак для хираганы иногда используется в личных именах, например, さゝき Сасаки или おゝの О:но; он используется в полном названии фирмы Isuzu (яп. いすゞ). Одоридзи для каны могут присоединять нигори, значок, означающий, что повторяемый знак озвончен; примером может служить имя みすゞ Мисудзу. Если первый слог уже содержит звонкий гласный, например, じじ дзидзи, нигори над одоридзи ставится всё равно: じゞ, а не じゝ, которое следовало бы читать как дзиси.

В старинных японских текстах одоридзи для каны использовались очень широко, а сегодня почти не используются, хотя они могут появляться в записках и других неформальных записях.

Повторение нескольких знаков

Вдобавок к знакам, удваивающим одну мору, имеются и знаки удвоения двух мор. Они используются только в вертикальном письме, а в современном японском совершенно не используются. Вертикальный знак 〱 (глухой) и 〲 (звонкий) напоминают знак каны ку (く), поэтому они называются кунодзитэн (яп. くの字点). Они удлинены примерно вдвое, по сравнению с обычными знаками. Когда нужно изобразить эти знаки в Интернете, используются символы 〳〵 и 〴〵, так как горизонтальных вариантов кунодзитэн не существует.

Если к кунодзитэн добавляется дакутэн (комбинируемый значок, придающий кане звонкость), то он действует на первый слог повторяемого слова. Например, токородокоро может быть написано как ところ〴〵 — озвончение произошло только с первым слогом.

В качестве альтернативы можно указать на повторение простых (горизонтальных) одоридзи: ところゞゝゝ токородокоро или 馬鹿々々しい бакабакасий. Такая запись не очень распространена в современном письме, но ею часто пользуются во избежание использования кунодзитэна.

В отличие от простого одоридзи, в случае повторения звонкого слога одиночная 〱 будет означать звонкий слог: ばか〱しい — это «бакабакасий».

Аналоги в других языках

В тайском языке имеется знак май ямок «ๆ», показывающий удвоение слова. Удвоенные слова, как в китайском, имеют усиленное значение.

В английском используется знак повтора «ditto mark».

Имеется египетский иероглиф,   —   sp sn, повторяющий предыдущий иероглиф.

Отрывок, характеризующий Одоридзи

– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.