Одровонж, Яцек
| Святой Гиацинт | |
| Jacek | |
 | |
| Имя в миру |
Яцек Одровонж |
|---|---|
| Рождение | |
| Смерть | |
| Почитается |
в католичестве |
| Канонизирован | |
| День памяти | |
Яцек Одровонж, Гиацинт Одровонж, святой Гиацинт, Иакинф Одровонж (польск. Jacek Odrowąż) (1183 или 1185, Камень-Слёнски — 15 августа 1257, Краков) — католический миссионер, доминиканский монах, канонизированный католической церковью.
Биография
Потомок древнего рода, переселившегося в Польшу из Моравии при нашествии мадьяр. Учился в Праге и Болонье и, получив степень доктора utruisque juris, поступил в число каноников при краковской кафедре, которую занимал тогда известный хронист Викентий Кадлубек. В 1218 году Одровонж отправился в Рим, где, под влиянием Доминика, поступил в основанный им орден и был назначен начальником небольшой миссионерской общины, отправлявшейся в Польшу. Ревностно отдавшись миссионерским подвигам, Одровонж вскоре снискал славу чудотворца. Когда в 1228 году из Польши была образована особая орденская провинция, Одровонж был назначен провинциалом, но отказался от этого звания.
Следующая половина жизни и деятельности Одровонжа в доминиканских сказаниях обильно украшена благочестивыми вымыслами: так, о путешествии Одровонжа на Русь повествуется, что он во время четырёхлетнего пребывания в Киеве успел обратить в католичество великое число клириков и мирян, воздвиг костёл в честь Девы Марии и доминиканский конвент и пользовался расположением и милостями великого князя Киевского Владимира Рюриковича. Не подлежит сомнению, что в 1228—1233 годах в Киеве была миссионерская община, с Одровонжем во главе, но, по свидетельству Длугоша и Кромера, князь Владимир Рюрикович запретил Одровонжу дальнейшую проповедь и даже велел ему оставить Киев.
В преувеличенном также виде изображаются и размеры второго путешествия Одровонжа по Азии и Востоку, в котором он будто бы захватил Китай, Кавказ и Малую Азию. Длугош приписывает Одровонжу основание пяти доминиканских монастырей. Авторы житий исчисляют, что он прошёл 28 тысяч вёрст пешком. Канонизован в 1594 г.
Древнейшее по времени житие Одровонжа, написанное Станиславом краковским (XIV век), издано с очень хорошими научными примечаниями в IV т. «Monum. hist. Pol.» („De vita et miraculis S. Iacchonis Hyacinthi ord. fr. praedic.“); тут же и любопытная история канонизации Одровонжа. Разбор доминиканских сказаний об Одровонже см. в ст. Малышевского: «Доминиканец Яцек Одровонжа, мнимый апостол земли русской» («Труды Киевской Духовной Академии», 1867, т. 4, 6 и 8). Николай Гусовский написал панегирик о жизни и деяниях Гиацинта „De vita et gestis Divi Hyacinthi“.
См. также
Напишите отзыв о статье "Одровонж, Яцек"
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Одровонж, Яцек - При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
Отрывок, характеризующий Одровонж, Яцек
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
