Ожина, Евдокия Андреевна
| Евдокия Андреевна Ожина | ||||
| Род деятельности: |
кондитер | |||
|---|---|---|---|---|
| Дата рождения: | ||||
| Место рождения: | ||||
| Гражданство: | ||||
| Дата смерти: |
19 октября 2006 (88 лет) | |||
| Место смерти: | ||||
| Награды и премии: |
| |||
Евдокия Андреевна Ожина (1918-2006) — советский кондитер, Герой Социалистического Труда (1971).
Биография
Евдокия Андреевна Ожина родилась 21 августа 1918 года в Москве. С 1938 года работала на Московской кондитерской фабрике «Большевик», после окончания учебного комбината стала кондитером, затем бригадиром рабочих фабрики. Являлась кондитером высшего класса, изготавливала торты для руководства СССР, в том числе для И. В. Сталина, Н. С. Хрущёва, Л. И. Брежнева, для руководителей иностранных государств, которые не раз высоко оценивали её кондитерское мастерство. Командировалась в Японию, передавала свой опыт местным кондитерам[1].
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 апреля 1971 года за «выдающиеся успехи, достигнутые в выполнении заданий пятилетнего плана по развитию пищевой промышленности» Евдокия Андреевна Ожина была удостоена высокого звания Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот»[1].
В общей сложности Ожина проработала на фабрике «Большевик» около пятидесяти пяти лет. Выйдя на пенсию, продолжала проживать в Москве. Скончалась 19 октября 2006 года, похоронена на Перепечинском кладбище Москвы[1].
Была награждена двумя орденами Ленина и рядом медалей[1].
Напишите отзыв о статье "Ожина, Евдокия Андреевна"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=20085 Ожина, Евдокия Андреевна]. Сайт «Герои Страны».
Отрывок, характеризующий Ожина, Евдокия Андреевна
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
