Озаровский, Юрий Эрастович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Озаровский Юрий Эрастович»)
Перейти к: навигация, поиск
Юрий (Георгий) Эрастович Озаровский
Дата рождения:

1869(1869)

Место рождения:

Санкт-Петербург, Российская империя

Дата смерти:

29 октября 1924(1924-10-29)

Место смерти:

Париж, Третья французская республика

Профессия:

актёр, театральный режиссёр

Гражданство:

Российская империя Российская империя

Годы активности:

1891-1915

Театр:

Александринский театр

Ю́рий (Георгий) Эра́стович Озаро́вский (1869, Царское Село[1], Российская империя — 29 октября 1924, Париж, Франция) — драматический актёр, педагог, театровед, знаток русской старины, режиссёр Александринского театра.





Биография

  • В 1887 организует кружок любителей художественного чтения, в котором ставит задачу соединения слова с интонацией подобно соединению поэзии с музыкой.
  • В 1889 году поступил на курс В. Н. Давыдова и Н. С. Васильевой на Императорские драматические курсы при Театральном училище[1].
  • В 1892 году поступает служить в Александринский театр. Первая роль — Загорецкий в «Горе от ума»
  • В 1895 году у Юрия Эрастовича рождается сын Николай, будущий военный историк, командир канонерской лодки «Бурея» и дивизиона канонерских лодок Ладожской военной флотилии, кавалер двух орденов Ленина и трех орденов Боевого Красного знамени. Николай Юрьевич впоследствии напишет труд «Линкоры Ладоги» — уникальный документ, подробно описывающий боевые будни Дороги Жизни в период навигации, боевые действия на Ладоге в 1941—1943 годах, а также сражение у острова Сухо 21 октября 1942 года, в котором Н. Ю. Озаровский принял непосредственное участие[3].
  • В конце 1890-х годов начинает коллекционировать старинную мебель, антикварные предметы быта и церковной утвари. В 1910-е годы в собственном одноэтажном домике в Соляном переулке создаёт частный музей мебели — «Старый домик», в котором экскурсоводом был он сам. Данный музей отличался от другим тем, что показывал «старинные интерьеры» — по сути, исторические реконструкции помещений того или иного времени. В собрании Эрмитажа находится немало предметов из коллекции Ю. Э. Озаровского[4]. Дом находился на месте нынешнего дома № 8 (музей «Старый домик»), в настоящее время не сохранился.[5]
  • В 1901 году с разрешения Дирекции императорских театров поступает в Археологический институт, и в 1903-м его заканчивает[1].
  • Проживал в Санкт-Петербурге на Соляном переулке.
  • В 1911 году издаёт в Санкт-Петербурге театральное пособие с режиссурой, постановкой, костюмами, гримом, декорациями пьесы Д. Фонвизина «Недоросль».
  • На царскосельской выставке 1911 года Озаровский получил большую золотую медаль за представленную им коллекцию раритетов елизаветинского времени[1].
  • В 1913 году издает брошюру «Мелодекламация», а также печатается в художественно-литературном журнале «Аполлон» (№ 8-10), где выходит его статья «Музыка мысли и чувства в искусстве живой речи».[6]
  • В 1914 году издает книку «Музыка живого слова. Основы русского художественного чтения», в которой предлагает развернутую теорию художественного чтения. Книга содержит два отдела. В отделе первом (Декламация) подробно рассматриваются логика, психология и эстетика художественного чтения, внимание уделяется как общим положениям, таким как логический центр, логическая пауза, гармония и тембр чтения, так и положениям, касающимся отдельных жанров: басня, сатира, поэма и т. д. В отделе втором (Дикция) Озаровский описывает такие свойства человеческого голоса, как подвижность, сила, полнота, говорит о тератологии звука, дает рекомендации по постановке правильного произношения. Кроме того, в книге содержится библиографическая заметка, включающая литературу по теории декламации, а также словарь чтеца и словарь имен.[7]
  • 1915 — преподаватель Женского педагогического института[8].
  • После революции эмигрировал, основал в Париже русскую драматическую школу. Не оставлял театральной деятельности, в частности в эмигрантской газете «Руль», в номере от 27 февраля 1923 года вышло объявление о постановке в берлинской «Карусели» оперы-пародии А. И. Лабинского «Невеста Африканская», режиссёром которой указан Ю. Э. Озаровский[9].
  • В настоящее время идеи и мысли Озаровского не потеряли своей актуальности. В частности они приводятся в пример в учебном пособии для студентов «Методика выразительного чтения».[11]

Музыка живого слова

В предисловии к своему монументальному труду по мелодекламации, востребованному по сей день, Озаровский писал:

Настоящiй мой трудъ — плодъ свыше двадцатилетнихъ занятiй моихъ изученiемъ и преподаванiемъ искусства художественнаго чтенiя.

Онъ давно былъ задуманъ мной. Синтезъ началъ этого искусства сталъ вырисовываться передо мной летъ 10 назадъ, и еще въ ноябре 1900 г., выпуская въ светъ вторую книгу моихъ "Вопросовъ выразительнаго чтенiя" (Спб. 1901), въ предисловiи къ ней, я говорилъ:

«Съ выходомъ въ светъ настоящей книги является для меня возможнымъ приступить къ исполненiю давно задуманнаго мною труда, посвященнаго систематическому изследованiю теорiи художественнаго чтенiя, что называется, ab оvo.»

Не мне, конечно, судить, насколько лежащая передъ читателемъ книга разрешаетъ вопросъ о такой — несколько, быть можетъ, честолюбивой задаче, но последовательнымъ установленiемъ взгляда на художественное чтенiе, какъ на видъ музыкально-пластическаго искусства, со всеми вытекающими отсюда последствiями, во всякомъ случае, предуказывается планъ теорiи художественнаго чтенiя, Отныне искусство это не будетъ уже стоять оторваннымъ отъ его несомненной родины: мысли и эмоцiи-музыки и мимики.

Видную роль въ уясненiи теоретическихъ основъ художественнаго чтенiя сыграли для автора лекцiи и занятiя его въ Императорскомъ Женскомъ Педагогическомъ Институте, где, благодаря широте педагогическихъ взглядовъ директора его, глубокочтимаго С. Ф. Платонова, дело преподаванiя художественнаго чтенiя обставлено такимъ вниманiемъ, какому можетъ позавидовать любой деятель искусства. Поэтому желанiе автора украсить свою книгу именемъ этого замечательнаго историка нашего и педагога есть только слабый знакъ безграничной благодарности ему за такое вниманiе.

— Юрiй Озаровскiй. С.-Петербургъ. iюнь 1918 г.

Связи, знакомства и последователи

Борис Васильевич Варнеке в своих «Неизданных воспоминаниях об Иннокентии Анненском» упоминает тот факт, что Озаровский косвенно поспособствовал его первому знакомству с Анненским:

Поздней осенью 1899 г., вернувшись с последнего магистерского экзамена, я читал его (Иннокентия Анненского) перевод «Ифигении в Авлиде», а за несколько дней до этого мой приятель Ю. Э. Озаровский слезно умолял меня подыскать ему какую-нибудь пьесу пооригинальнее для спектакля с участием В. Ф. Коммиссаржевской. Она пригласила его режиссировать, но ни она сама, ни он ни на какой определенной пьесе не остановились. Чем дальше читал я «Ифигению», тем больше казалась мне подходящей эта роль для В. Ф., и, едва дочитав пьесу до конца, поспешил с книжкой журнала к Озаровскому. Он, перед этим с учениками казенных курсов ставивший в переводе Мережковского «Антигону» Софокла, пришел в восторг от перевода Анненского. Не меньше понравилась и пьеса и роль Коммиссаржевской, и вот в ближайшее воскресенье я отправился в Царское к Анненскому с просьбой разрешить постановку пьесы. Тот согласился с живейшей радостью, и так завязалось наше знакомство.[12]

— Б. В. Варнеке

Учениками Ю.Э.Озаровского можно считать Всеволода Николаевича Всеволодского-Гернгросса, советского актёра и театроведа, обучавшегося у Озаровского в 1905—1908 годах на Драматических курсах при Петербургском театральном училище. По его словам именно Озаровский привил ему любовь к театральной старине (особенно XVIII в.), реконструкции, стилизации этого века и истории вообще.[13]. Также в классе Озаровского обучался Борис Сергеевич Глаголин[14], русский драматург, кинематографист, теоретик театра.

Семья

Отец военный, офицер. Служил в Тифлисе, Санкт-Петербурге.

Исследование наследия

Личность Ю.Э. Озаровского привлекала исследователей с точки зрения его театральной деятельности в императорском Александринском театре. Его творческой биографии посвящена статья В.В. Соминой [21] История формирования его коллекции антиквариата привлекла во второй половине ХХ века внимание сотрудников Государственного Эрмитажа, которые занимались поиском документации и самих предметов из его собрания. Впервые большое количество материалов по коллекции Ю. Э. Озаровского и музею «Старый домик» было введено в научный оборот сотрудниками Государственного Эрмитажа Н. Ю. Гусевой в 2001 году[22] и Н. С. Онегиным [23]. . В работах раскрываются неизвестные ранее биографические данные, вводятся в научный оборот письма и документы, касающиеся жизни Ю. Э. Озаровского как собирателя старины. В настоящее время продолжается исследовательская работа, направленная на изучение как биографии Озаровского-режиссёра, так и истории Озаровского-коллекционера[24].[25]

Напишите отзыв о статье "Озаровский, Юрий Эрастович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 В. В. Сомина Юрий Эрастович Озаровский. Сюжеты Александринской сцены: Рассказы об актерах / СПб.: Балтийские сезоны, 2006. 543 с. Библиотека Александринского театра
  2. Е. Д. Уварова [www.ruscircus.ru/cgi/encyc.pl?func=text&sellet=%CE&selword=2427 Энциклопедия «В мире цирка и эстрады»]
  3. Н. Ю. Озаровский «Линкоры Ладоги. Забытая Дорога Жизни». // Историко-культурный центр Карельского перешейка, 2015, ISBN 9785990582668
  4. «Лигнаур» [www.lignaur.ru/pages.htm?id_page=582 Елизаветинское барокко]
  5. Г. Ю. Никитенко [encspb.ru/object/2804019063 Соляной переулок] Санкт-Петербург. Энциклопедия.
  6. Цупий А. В. [public.mylibrary.spb.ru/index.php?c=author&a=author&id=1143 Озаровский Ю. Э.] Виртуальная библиотека
  7. Аннотация к книге [www.ozon.ru/context/detail/id/4526973/ «Музыка живого слова»] издательство «Либроком», 2009 год, ISBN 978-5-397-00852-5
  8. [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=99839 Озаровский Юрий Эрастович] // Сайт Биография.ру
  9. Владимир Набоков «Событие», журнал «Русские записки», Париж, 1938 год
  10. [www.petergen.com/sources/cgial.shtml ЦГИА СССР в Ленинграде. ] Путеводитель. Под ред. С. Н. Валка и В. В. Бедина. Ленинград, 1956. 607 стр
  11. [www.detskiysad.ru/ped/virazhenie02.html «Методика выразительного чтения»] Под ред. Т. Ф. Завадской. Учебное пособие для студентов специальности № 2101 «Русский язык и литература». «Просвещение», Москва, 1977 г.
  12. Б. В. Варнеке [annenskiy.lit-info.ru/annenskiy/articles/v-neizdannyh-vospominaniyah/varneke.htm Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях.]
  13. Пушкарев В. Г. [kizhi.karelia.ru/library/ryabinin-2007/506.html «В. Н. Всеволодский-Гернгросс и его концепция „живого“ музея (к истории возникновения термина»)] Научные публикации и издания музея-заповедника «Кижи»
  14. [wiki-linki.ru/Citates/64835 Борис Сергеевич Глаголин] // Сайт Вики-линки.ру
  15. [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=4344 Озаровский Александр Эрастович] // Сайт «Русская армия в Первой Мировой войне»
  16. Список полковникам по старшинству. Составлен по 01.03.1914. С-Петербург, 1914
  17. Список генералам по старшинству. Составлен по 10.07.1916. Петроград, 1916
  18. Фото с сайта ЦГАКФД СПб photoarchive.spb.ru Информацию предоставил Илья Мухин (Москва)
  19. Ганин А.В., Семенов В.Г. Офицерский корпус Оренбургского казачьего войска 1891-1945. М. 2007
  20. Русский Инвалид. №71, 1916//Информацию предоставил Павел Резниченко)
  21. Сомина В.В. Юрий Озаровский // Сюжеты Александринской сцены. Рассказы об актерах. СПб, 2006. - С. 447-474
  22. Гусева Н. Ю. Мебель из «Старого домика» Ю. Э. Озаровского из собрания Государственного Эрмитажа // Судьбы музейных коллекций: сб. материалов VII Царскосельской науч. конф. — СПб., 2001. — с. 213—218.
  23. Онегин Н. С. «Старый домик» Юрия Озаровского. Из истории коллекционирования в России // Антиквариат. Предметы искусства и коллекционирования. № 11 (91), ноябрь 2011 г. — С. 42-50.
  24. - Онегин Н. С. Сохранение и изучение памятников бытовой культуры: коллекция Ю. Э. Озаровского (1869 – 1924) // Известия Саратовского государственного университета. Серия «История. Международные отношения», выпуск 3. – Саратовский государственный университет им. Н. Г. Чернышевского, 2014. – С. 15-20.
  25. Онегин Н. С. «Старый домик»: коллекция Ю. Э. Озаровского в Эрмитаже // Сб. «250 историй про Эрмитаж». – СПб, 2014. – Издательство Государственного Эрмитажа. – С. 211-215

Ссылки

  • [memoirs.ru/texts/talia.htm Озаровский Ю. Храм Талии и Мельпомены (Театр Александровской эпохи) // Старые годы, 1908. — № 7-9. — С. 513—528.]

Отрывок, характеризующий Озаровский, Юрий Эрастович

Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.