Оздемир-паша

Оздемир-паша тур. Özdemir Paşa
Бейлербей Йемена (1549-1561) и Хабеша (1555-1561)
Вероисповедание:	Ислам, суннитского толка
Рождение:	Египет
Смерть:	1561(1561) Сана, Йемен
Дети:	Осман-паша Оздемироглу

Оздемир-паша (тур. Özdemir Paşa, ок. 1500—1561) — крупный государственный и военный деятель Османской империи эпохи Сулеймана Кануни.

Биография

Происходил из семьи мамлюкских беев (Седжаат-наме), принадлежавшей к тюркской военно-служилой знати Египта. По сведениям турецких источников (H. Данышменд, Й. Озтуна, Э. Гюнгор, Ф. Топрак, Ю. Зейрек и др.), род Оздемиров «происходил из тюрков Дагестана», принадлежал к «мамлюкским князьям», он был женат на знатной женщине, принадлежащей из рода аббасидских халифов в Египте. Их сыном был другой выдающийся османский полководец — Осман-паша Оздемироглу.

После завоевания османами Египта в 1517 году, прежняя мамлюкская элита (тюрки-кыпчаки), к которой принадлежали предки Оздемира, перешла на службу к османским султанам и стала частью их военной бюрократии.

В 1538 году Оздемир-паша принял участие в индийском походе турецкого флота под руководством Хадым Сулеймана-паши. После похода он остался в Йемене, где был назначен санджак-беем. В 1545 году Оздемир-паша был назначен султаном командующим османским экспедиционным корпусом в Йемене. Взял штурмом семь крепостей, которые были главными базами шиитского сопротивления.

В 1549 году, «в вознаграждение за стойкость», Оздемир-паша был назначен бейлербеем (губернатором) Йемена. Около 1552 года он покинул Йемен и прибыл в Стамбул, где представил на рассмотрение султана Сулеймана Кануни план завоевания Судана. Завоевание африканского берега пролива Баб аль-Мандаб должно было, по мысли Оздемира, положить конец пиратским рейдам португальских эскадр в Красное море.

В 1555 году османский султан Сулейман Великолепный одобрил план Оздемира и разрешил ему вербовку войск в Египте и в других местах империи. В 1556 году во главе 30-тысячной армии Оздемир-паша выступил вверх по реке Нил. К 1557 году Оздемир установил полный контроль над красноморским побережьем Судана и Эфиопии, захватив Асуан, Ибрим, Сай, Суакин, Массауа и выбив португальцев из порта Зайла. Военный талант Оздемир-паши принес Порте две новых провинции — Йемен и Хабеш (под Хабешем подразумевали Абиссинию и Судан).

Столицей нового эялета Оздемир-паша избрал город Массауа, превратив его в мощный плацдарм «священной войны». Оздемир установил союзные отношения с Нур ад-Дином ибн Муджахидом, правителем мусульманского княжества Адал. При его поддержке турки-османы совершили несколько походов во внутренние районы Эфиопии и в 1558—1559 годах установили контроль над всей Северной Эритреей.

Оздемир-паша оставался правителем завоеванных им стран до самой своей смерти в Сане в 1561 году. Через десять лет его прах был перенесен в Массауа. Здесь его сын Осман-паша Оздемироглу, ставший на то время уже губернатором Йемена, построил великолепную мечеть с усыпальницей, где были захоронены останки гази, защитившего ислам от угрозы португальского завоевания.

Оздемир-паша вошел в историю османов под именем «Habeşistan Fatihi» (Покоритель Абиссинии), то есть покоритель Восточной Африки. Сыграл значительную роль в присоединении Восточной Африки (ныне Эфиопия, Сомали, Судан) к Османской империи, образовании там новой турецкой провинции и переходе преобладающей части её населения в ислам.

Источники

• Иванов Н. А. «Османское завоевание арабских стран 1516—1574», Москва, Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2001 г. ISBN 5-02-018226-5

Отрывок, характеризующий Оздемир-паша

Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.