Озенбрюгген, Эдуард

Эдуард Озенбрюгген
нем. Eduard Osenbrüggen
Научная сфера:	правоведение

Эдуард Озенбрюгген (1809—1879) — Российский и швейцарский учёный, профессор Юрьевского (Дерптского) университета, затем профессор и ректор Цюрихского университета, доктор философии.

Сын сельского учителя; по окончании гимназии в Гильдесгейме поступил в 1830 году в университет в Киле, изучал филологию, затем перешел в Лейпцигский университет, где в течение двух лет, кроме филологии, усердно занимался ещё римской историей, римскими древностями и римским правом. Вернувшись в 1834 году в Киль, он получил там награду за сочинение «Jus feciale» и, удостоенный в следующем году степени доктора философии, был оставлен при университете в качестве приват-доцента.

В Кильском университете он прослужил восемь лет, в течение которых читал философию и римское право и был удостоен почетным дипломом доктора прав. В июне 1843 г. Озенбрюгген Советом Дерптского Университета был избран ординарным профессором на кафедру уголовного права, уголовного судопроизводства, истории прав и юридической словесности, и в конце этого же года уже читал лекции.

Чтобы побудить студентов к серьезным научным занятиям, он в 1849 году издал лучшие сочинения своих учеников отдельной книгой: «Dorpater juristische Studien». В течение своего восьмилетнего пребывания в Дерпте Озенбрюгген читал, в том числе, следующие предметы: историю римского права, герменевтику и экзегетику, речь Цицерона за Милона, сравнительное правоведение, историю юридической литературы, энциклопедию правоведения, европейское международное право, общее уголовное право и др. Одновременно Озенбрюгген читал иногда по три и четыре предмета и сверх того в течение шести полугодий вел практические занятия по уголовному праву.

Помимо обязанностей профессора, он в течение пяти лет был деканом юридического факультета, один год заседателем и два года — председателем дерптского университетского апелляционного и ревизионного суда. Но он был заподозрен в причастности к политическим агитаторам и 14 августа 1851 года был уволен от должности профессора Дерптского университета.

Он оставил Россию и поселился в Цюрихе, где в конце того же 1851 года занял в тамошнем университете кафедру уголовного права. Эту кафедру он занимал 28 лет, до самой смерти и три раза был ректором Цюрихского университета. В течение своей сорокапятилетней научной деятельности он написал и напечатал много сочинений и статей, посвященных догме уголовного права и главным образом истории средневекового немецкого права.

Согласно РБС:

Умный, талантливый, энциклопедически образованный, увлекательно читавший свои лекции, он, естественно, быстро приобрел симпатии студентов. <…> Озенбрюгген замечателен и как автор сочинений о Швейцарии, которую он хорошо изучил во время своих частых путешествий по ней, как внимательный и любознательный ученый турист.

Литература

• Озенбрюгген, Эдуард // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Озенбрюгген, Эдуард

Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.