Озёра Карелии
Поделись знанием:
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
(перенаправлено с «Озера Карелии»)
|
Озёра Карелии на Викискладе? |
|---|
Озёра Каре́лии — природные водоёмы на территории Республики Карелия.
Содержание
Общие сведения
Общее количество озёр с площадью более 1 га — более 60-ти тысяч, суммарная площадь зеркала озёр Карелии — около 18 тыс. км². Суммарный запас воды в озёрах и водохранилищах Карелии составляет 145,2 км³[1].
На территории Республики Карелия находятся крупнейшие пресноводные озёра Европы — 50 % акватории Ладожского озера и 80 % акватории Онежского озера. Среди других крупных озёр — Выгозеро (1140 км²), Топозеро, Сегозеро и Пяозеро (суммарной площадью более 2,5 тыс. км²), Водлозеро, озёра Куйто, Сямозеро и другие. В группе десятков тысяч малых водоёмов преобладают бессточные озёра, представленные болотными и лесными ла́мбами. Из общего числа озёр площадь лишь двадцати четырёх озёр превышает 100 км².
| Озеро | Площадь поверхности воды, км² |
Объём, км³ | Страна | |
|---|---|---|---|---|
| 1 | Ладожское озеро | 17 678 | 908 |  Россия
|
| 2 | Онежское озеро | 9720 | 285 | Россия
|
| 3 | Венерн | 5550 | 180 |  Швеция
|
| 4 | Чудско-Псковское озеро | 3550 | 25,2 | Россия Эстония
|
| 5 | Веттерн | 1900 | 72 | Швеция
|
| 6 | Сайма | 1800 | 36 |  Финляндия
|
| 7 | Белое озеро (Вологодская область) | 1290 | 5,2 | Россия
|
| 8 | Ильмень | 1200 | 12,0 | Россия
|
| 9 | Меларен | 1140 | 10,0 | Швеция
|
| 10 | Выгозеро | 1140 | 7,1 | Россия
|
Коэффициент озёрности (с учётом площадей частей Онежского и Ладожского озёр в границах Карелии) составляет около 18 %, являясь одним из самых высоких в мире. В этом отношении Карелии уступают богатые внутренними водоёмами страны — Финляндия, Швеция и Канада с озёрностью 8-15 %.
Озёра Карелии относятся к бассейнам двух морей — Белого и Балтийского. Водораздел начинается севернее Западно-Карельской возвышенности у озера Ровкульское, затем проходит южнее озера Сегозеро, пересекает район между Онежским озером и озером Выгозеро и далее на юго-восток в сторону Пудожского района. Высота водораздела 100—150 м. Большая часть озёр относится к бассейну Белого моря и расположена в северной части Карелии. Запас воды в озёрах и водохранилищах Карелии, относящихся к бассейну Белого моря составляет 113,7 км³ (78,3 %), относящихся к бассейну Балтийского моря — 31,5 км³ (21,7 %, в том числе бассейн Онежского озера — 19,1 км³, бассейн Ладожского озера — 12,4 км³).
Котловины большинства озёр возникли в результате образования тектонических разломов в первичных породах земной коры, которые затем были сглажены при движении ледника. Соответственно направлению движения ледника, большинство озёр имеют форму вытянутую с северо-запада на юго-восток.
В статье приведён перечень некоторых озёр, имеющих хозяйственное значение: промысловое, рекреационное, гидротехническое. Использованы данные справочника «Озёра Карелии» 1959 года[3], сноски на данные из других источников указаны особо.
Озёра бассейна Балтийского моря
- Онежское озеро
- Основная статья:
Онежское озеро
Онежское озеро — наиболее крупный водоём Карелии. Расположено в юго-восточной части республики (южные районы озера в пределах Вологодской и Ленинградской областей). На берегах Онежского озера расположены города Петрозаводск, Кондопога и Медвежьегорск. В Онежское озеро впадают около 50 рек, а вытекает только одна — Свирь.
Площадь озера без островов составляет от 9,7 тыс. км² (без островов); объём водной массы — 285 км³; длина с юга на север — 245 км, наибольшая ширина — 91,6 км. Средняя глубина — 30 м, а максимальная — 127 м[4]. Высота над уровнем моря — 33 м. Длина береговой линии по материку 1542 км, с островами — 2699 км.
Северные берега скалистые, сильно изрезанные, южные — преимущественно низкие, нерасчленённые[5]. В северной части глубоко впадают в материк многочисленные губы, вытянутые словно клещи рака. Здесь далеко в озеро вдаётся огромный полуостров Заонежье, южнее которого лежит остров Большой Клименецкий. К западу от них находится самая глубокая (до 100 м и более) часть озера — Залив Большое Онего с губами Кондопожской (с глубинами до 78 м), Илем-Горской (42 м), Лижемской (82 м) и Уницкой (44 м). К юго-западу от Большого Онего находится Петрозаводское Онего со своими заливами Петрозаводской губой и небольшими Ялгубой и Пиньгубой. К востоку от Заонежья вытянулся на север залив, северная часть которого называется Повенецким, а южная — Заонежским заливом. Глубокие участки чередуются здесь с мелями и группами островов, которые расчленяют залив на несколько частей. Самый южный из этих участков — залив Малое Онего с глубинами 40—50 м[6]. Множество камней у берегов озера[7].
Средняя глубина озера составляет 31 м, максимальная глубина в наиболее глубоководной северной части озера достигает 127 м. Средняя глубина в центральной части составляет 50—60 м, ближе к югу дно поднимается до 20—30 м. Для Онежского озера характерны многочисленные резко выраженные повышения и понижения дна. В северной части озера много желобов, чередующихся с высокими подъёмами дна, образующими банки, на которых часто ловят рыбу промышленные траулеры. Значительная часть дна покрыта илом[8]. Типичными формами являются луды (мелководные каменистые мели), сельги (глубоководные повышения дна с каменистыми и песчаными грунтами, в южной части озера), подводные кряжи и гряды, а также впадины и ямы. Подобный рельеф создаёт благоприятные условия для жизни рыб[9].
Для режима Онежского озера характерен весенний подъём воды, который продолжается 1,5—2 месяца, при годовой амплитуде уровня воды до 0,9—1 м. Сток из озера зарегулирован Верхнесвирской ГЭС. Реки приносят до 74 % приходной части водного баланса (15,6 км³ в год), 25 % приходится на атмосферные осадки. 84 % расходной части водного баланса приходится на сток из озера по реке Свирь (в среднем 17,6 км³ в год), 16 % — на испарение с водной поверхности. Наивысшие уровни воды озера в июне — августе, низшие — в марте — апреле[8]. Наблюдаются частые волнения, штормовые волны доходят до 2,5 м высоты. Озеро замерзает в центральной части в середине января, в прибрежной части и в заливах — в конце ноября — декабре. В конце апреля вскрываются устья притоков, открытая часть озера — в мае[7]. Вода в открытых глубоких частях озера прозрачная, с видимостью до 7—8 м. В заливах немного меньше, до одного метра и менее. Вода пресная, с минерализацией 10 мг/л[6].
- Озёра бассейна Онежского озера
| Название | Где расположено (район) | Координаты центра | Вытекающие реки | Площадь, км² | Длина (макс), км | Ширина (макс), км | Высота над уровнем моря, м | Прочее |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Водлозеро | Пудожский район | Сухая Водла и Вама, образующие реку Водла | 334 | 36.2 | 15.9 | 136.1 | Находится на территории Водлозерского национального парка. C 1935 г. является сезонным водохранилищем для регулирования стока рек Вама и Сухая Водла. | |
| Салонъярви | Суоярвский район | Каратсалми, проток с плотиной в озеро Суоярви. | 46 | 20.7 | 6 | 137 | Между озёрами Суоярви и Салонярви в 1941 г. имелся промежуточный оборонительный рубеж, где столкнулись 1228-й стрелковый полк 368-й стрелковой дивизии, усиленный отдельной стрелковой ротой дивизии и 11-й егерский батальон и рота 303-го пехотного полка[10]. | |
| Суоярви | Суоярвский | Двумя рукавами вытекает река Шуя. | 58.5 | 20.5 | 4.7 | 139 | ||
| Сямозеро | Пряжинский район | Связано с Шуей через реку Сяпся. | 266 | 24.6 | 15.1 | 106.5 | Находится в часе езды на машине от Петрозаводска. На озере никогда не было ни одного крупного предприятия или какого-либо гидротехнического сооружения, что создаёт благоприятные условия для туризма и отдыха[11]. | |
| Нижний Кивач | Пряжинский | Плёсовый участок реки Кивач. | 2.18 | 3.5 | 1.6 | 122.2 | В озере обитает только один вид рыбы - окунь, организованного промысла нет. | |
| Кудъярви (Кудамозеро) | Кондопожский район | Кудама | 2.16 | 4.6 | 0.9 | 109.3 | Превращено во временное водохранилище, потеряло промысловое значение. | |
| Лакшъярви (Лакшезеро) | Пряжинский | Соуда | 1.26 | 2.1 | 1.1 | 107.4 | Около озера на горе Кодикоргие выявлен памятник археологии, комплекс каменных сооружений (сейдов)[12][13][14]. | |
| Вохтозеро (Вуахтъярви) | Кондопожский | Вохта — соединяет с озером Насоновским (Заводским) | 3.21 | 4.9 | 1.9 | 147.9 | Разделено на три обособленных части: основную, северо-восточную и юго-западную, соединённые узкими проливами. | |
| Савасозеро (Савозеро) | Кондопожский | Малая Суна | 0.35 | 1 | 0.4 | 115 | Превращено во временное водохранилище. | |
| Иматозеро (Имат) | Пряжинский | ручей Имат, связывающий с Сямозером. | 2.84 | 2.8 | 6.4 | 114.2 | ||
| Павшойльское | Пряжинский | ручей, вытекающий в Сямозеро. | 1.18 | 2.5 | 0.9 | 107 | ||
| Родинъярви | Пряжинский | исток реки Маньга. | 0.62 | 0.83 | 0.33 | 139 | На юго-западном побережье озера до середины ХХ века находилась деревня Родин-ярви [15]. | |
| Шотозеро | Пряжинский | Шуя | 74.04 | 15.6 | 7.2 | 91,2 | На северо-восточном побережье расположены поселки Соддер, Новые Пески, Каменьнаволок, на юго-восточном — деревня Салменица и оздоровительно-спортивный лагерь ПетрГУ[16]. | |
| Вагатозеро | Пряжинский | Шуя | 24.5 | 6.5 | 5.0 | 89.7 | На северо-западном берегу озера находится деревня Нижняя Салма. | |
| Крошнозеро | Пряжинский | Холма | 8.9 | 10.4 | 1.3 | 95.6 | Название происходит от «крошни» — берестяного кошеля для переноски рыбы[17]. | |
| Миккельское | Пряжинский | Миккелица | 6.6 | 3.2 | 2.7 | 95 | Болото Миккелькое является особо охраняемой природной территорией[18][19][20]. | |
| Святозеро | Пряжинский | узким проливом соединено с озером Пелдожским | 9.93 | 6.1 | 2.7 | 131.2 | На берегу находится село Святозеро и агробиологическая станция КГПА[21]. | |
| Пелдожское | Пряжинский | исток Святреки | 5.69 | 5.5 | 1.5 | 131.2 | ||
| Пряжинское | Пряжинский | речка без названия, текущая в озеро Шаньгима | 3.72 | 4.5 | 1.6 | 106.7 | Н берегу находится административный центр Пряжинского района — посёлок Пряжа. В 2005 году на озере проводились полевые исследований Институтом водных проблем Севера и КГПУ[22]. | |
| Чогозеро | Пряжинский | Ручей Чогоя, впадающий в Шую. | 1.36 | 3.1 | 0.9 | 85.7 | ||
| Шаньгима | Пряжинский | Ручей Шаньгиоя, впадающий в реку Свят. | 2 | 2.3 | 1.5 | 85.2 | ||
| Каскенаволоцкое (Кескозеро) | Пряжинский | 2.48 | 3 | 1.2 | 175 | |||
| Мунозеро | Кондопожский | Мунозерка, впадающая в озеро Долгая ламба. | 12.3 | 13.2 | 1.8 | 74.5 | Состоит из четырёх больших плёсов, соединённых узкими проливами. | |
| Долгая Ламба | Кондопожский | Мунозерка, соединяющая с Пертозером. | 1.1 | 4.2 | 0.4 | н/д | ||
| Габозеро | Кондопожский | небольшой ручей Габручей, соединяющий с Пертозером. | 2 | 4.2 | 1 | н/д | ||
| Пертозеро (озеро) | Кондопожский | сток в Кончезеро через проток в южном конце водоёма, зарегулирован плотиной. | 18.24 | 15.9 | 1.9 | 45.7 | Одно из старейших водохранилищ, создано для нужд Кончезерского металлургического завода в 1707 г. | |
| Кончезеро (озеро) | Кондопожский | Косалмский проток в озеро Укшезеро. | 39.8 | 22.5 | 3 | 37.7 | Длинный, узкий водоём, цепью островов разделённый на восточную и западную часть. | |
| Нижнее Галлезеро (Гальозеро) | Кондопожский | река Галлезерка (Галёшка), впадающая в Гомсельгское озеро. | 1.82 | 5.8 | 1 | 104.9 | ||
| Гомсельга | Кондопожский | Протока, впадающая в Кончезеро. | 3.7 | 7.8 | 1.2 | 50 | Разделяется на четыре отчётливых, но небольших плёса: северный, восточный, наиболее длинный средний и южный. | |
| Укшезеро | Кондопожский | Шуя | 44.64 (с Сургубой) | 14.5 | 4.0 | 34.7 | Состоит из 2 водоёмов, Укшезера (33.64 км²) и Сургубы(11 км²), связанных проливом. | |
| Урозеро | Кондопожский | 13.4 | 7 | 3.3 | 44 | Первый водный объект в Карелии, которому присвоен статус государственного памятника природы регионального значения в составе заказника «Урозеро»[23][24]. | ||
| Суккозеро (озеро) | Кондопожский | Протекает река Суккозерка, впадающая в Гимольское озеро. | 36.9 | 13.2 | 6 | 175.9 | В 20 км от озера располагается гора Воттоваара, планируемая к получению статуса ландшафтного памятника природы регионального значения[25]. | |
| Воттозеро | Кондопожский | Вотто, впадающая в Гимольское озеро. | 9.34 | 9.2 | 1.7 | 170.9 | ||
| Ройк-Наволокское (Ройкнаволокское) | Кондопожский | Короткий проток Сарбисалми, впадающий в Гимольское озеро. | 25.1 | 11.5 | 3.5 | 164.0 | ||
| Гимольское | Муезерский | Суна | 82 | 25.3 | 5.6 | 163.2 | ||
| Кудамгубское | Суоярвский | Суна | 12.42 | 9 | 2.8 | н/д | ||
| Чудозеро | Кондопожский | Суна | 9.52 | 5.7 | 2.8 | н/д | ||
| Поросозеро | Суоярвский | Суна | 1.18 | 9 | 1 | н/д | ||
| Ватчелское (Ватчельское) | Кондопожский | Кужа (приток Суны) | 29.62 | 9.4 | 6.2 | 138.5 | ||
| Пальеозеро (Палье) | Кондопожский | Нива (Нивка) — приток Сундозера | 100.2 | 22.6 | 5.8 | 69.8 | Водохранилище, создано в связи со строительством Кондопожской ГЭС. | |
| Сундозеро (Сунозеро) | Кондопожский | Суна | 48.98 | 15.3 | 5.3 | 59.9 | Часть Сунских вод искусственно пропущена через Пальозеро. Сундозерский разрез относится к важнейшим палеонтологическим объектам[26]. | |
| Пялозеро | Кондопожский | Нива | 17.46 | 7.2 | 3.4 | 60.0 | ||
| Сандал | Кондопожский | Нива | 152.4 | 41.7 | 7.3 | 59.8 | Водохранилище, источник для Кондопожской ГЭС. | |
| Нигозеро | Кондопожский | искусственные каналы, связывающие с озером Сандал и Кондопожской губой Онежского озера. | 5.99 | 4.9 | 1.8 | 59.6 | Связующее звено энергосистемы Кондопожской ГЭС | |
| Вашозеро | Кондопожский | Торпручей, впадающий в Кондопожскую губу Онежского озера. | 5.58 | 6.2 | 1.3 | 114.5 | Разделяется цепью островов на 2 части: основную северо-восточную и меньшую юго-западную. | |
| Лижмозеро | Кондопожский | Лижма | 84.8 | 18.6 | 9.4 | 67 | Озеро трёхлопастной формы, имеется 3 больших залива (губы): Кяппесельгская, Викшезерская и Южная. Значительные острова Большой и Сенег (Сеняг). | |
| Шайдомское | Кондопожский | Шайдомка, вытекающая в Лижмозеро. | 10.24 | 5.8 | 4.0 | 74 | Комплексный природный заказник «Шайдомский» охраняется как эталон природных комплексов, типичных для среднетаежной подзоны Карелии[26]. | |
| Пороштозеро (Поросозеро) | Кондопожский | сток в Лижмозеро. | 3.2 | 3.6 | 2 | 74 | ||
| Кондозеро | Кондопожский | сток через южный залив в Кедрозеро. | 2.79 | 5.2 | 1.8 | 63.2 | ||
| Кедрозеро | Кондопожский | Нижняя Лижма, впадающая в губу Чоргу Онежского озера. | 24.3 | 19 | 2.1 | 62.5 | ||
| Тарисмозеро (Тарасмозеро) | Кондопожский | Лижма | 1.1 | 2.2 | 0.8 | н/д | ||
| Викшозеро (Викшезеро) | Кондопожский | Викшречка, впадающая в Уницкую губу Онежского озера. | 9.54 | 7.4 | 1.8 | 57 | Озеро подковообразной формы, из 2 частей: широкой западной и суженной восточной, имеет несколько открытых заливов. | |
| Верхнее Пигмозеро | Медвежьегорский | Пигмозерка, впадающая в Нижнее Пигмозеро. | 10.4 | 10.4 | 1.8 | 55 | Озеро расчленено на 3 части. | |
| Нижнее Пигмозеро | Медвежьегорский | Нижняя Пигмозерка, впадающая в Уницкую губу Онежского Озера. | 13.96 | 8 | 2.7 | 52.1 | ||
| Ладмозеро | Медвежьегорский | Угома (Кулома), впадающая в небольшое Торосозеро, из него в Вандезеро | 24.0 | 18.9 | 2.9 | 48.4 | ||
| Вангозеро (Вандезеро) | Медвежьегорский | Вангозерка, впадающая в губу Кефтень. | 9.58 | 8 | 2.95 | 36.7 | ||
| Космозеро | Медвежьегорский | через губу Святуху связано стоком с Повенецким заливом Онежского озера. | 20.6 | 31 | 2.2 | 39.3 | ||
| Гахкозеро | Медвежьегорский | через небольшую речку в Чужмозеро и в губу Святуху. | 4.8 (без Чёрной ламбы) | 5.4 | 1.5 | 56 | ||
| Чужмозеро | Медвежьегорский | Чужмукса, через озеро Воздвиженское в губу Святуху. | 5.55 | 8.2 | 1.3 | 56 | ||
| Валгомозеро | Медвежьегорский | небольшой ручей в южной части озера, в Путкозеро. | 3.6 | 4.9 | 1.9 | н/д | ||
| Путкозеро | Медвежьегорский | Путка, впадающая в Онежское озеро. | 21.1 | 21.4 | 2.1 | 37.4 | ||
| Падмозеро (озеро) | Медвежьегорский | Падмозерка, впадающая в Онежское озеро. | 10.02 | 10 | 1.8 | 41.7 | ||
| Яндомозеро | Медвежьегорский | 30.1 | 10.9 | 4.3 | 42.2 | Подковообразной формы, вытянуто. | ||
| Лососинное | Прионежский | Лососинка, впадающая в Петрозаводскую губу Онежского озера. | 10.2 | 6.7 | 2.9 | 186 | Одно из старейших водохранилищ, созданное в начале XVIII века для нужд Петровского завода. | |
| Машезеро | Прионежский | Машезерка, приток Лососинки. Подпружена плотиной. | 7.7 | 3.9 | 3.1 | 184.6 | Одно из старейших водохранилищ, созданное в начале XVIII века для нужд Петровского завода. |
- Ладожское озеро
- Основная статья:
Ладожское озеро
Ла́дожское о́зеро (также Ла́дога; историческое название — Не́во) — крупнейшее пресноводное озеро в Европе. Относится к бассейну Балтийского моря Атлантического океана. На берегах Ладожского озера расположены города Приозерск, Новая Ладога, Шлиссельбург в Ленинградской области, Сортавала, Питкяранта, Лахденпохья в Карелии. В Ладожское озеро впадают 35 рек, а вытекает только одна — Нева[27].
Площадь озера без островов составляет от 17,6 тыс. км² (с островами 18,1 тыс. км²)[7]; объём водной массы — 908 км³; длина с юга на север — 219 км, наибольшая ширина — 138 км. Глубина изменяется неравномерно: в северной части она колеблется от 70 до 230 м, в южной — от 20 до 70 м[4]. Объём водной массы озера — 908 км³. Это в 12 раз больше, чем ежегодно вливается в него реками и выносится рекой Невой. Поэтому колебания воды в озере в течение года невелики[28].
Береговая линия озера более 1000 км. Северные берега, начиная от Приозерска на западе до Питкяранты на востоке, большей частью высокие, скалистые, сильно изрезанные, образуют многочисленные полуострова и узкие заливы (фьорды и шхеры), а также мелкие острова, разделённые проливами. Южные берега низкие, слабо изрезанные, подтапливаемые из-за неотектонического субмеридионального перекоса озера[28][29]. Побережье здесь изобилует мелями, каменистыми рифами и банками[30]. В южной половине озера — три крупных залива: Свирская, Волховская и Шлиссельбургская губы[7]. Восточный берег малоизрезан, в него вдаются два залива — Лункуланлахти и Уксунлахти, отгороженных со стороны озера одним из крупнейших островов Ладоги — Мантсинсаари. Здесь встречаются широкие песчаные пляжи. Западный берег ещё менее изрезан. Он порос густым смешанным лесом и кустарником, подступающим вплотную к урезу воды, вдоль которого россыпи валунов. Гряды камней нередко уходят от мысов далеко в озеро, образуя опасные подводные мели[30].
Для рельефа дна Ладожского озера характерно увеличение глубины с юга на север. Глубина изменяется неравномерно: в северной части она колеблется от 70 до 230 м, в южной — от 20 до 70 м. Средняя глубина озера — 50 м, наибольшая — 233 м (к северу от острова Валаам)[29]. Дно северной части неровное, изборождённое впадинами, а южной части более спокойное и отличается большей сглаженностью[30]. Ладожское озеро занимает восьмое место среди глубочайших озёр России.
Прозрачность у западного побережья Ладожского озера 2—2,5 м, у восточного побережья 1—2 м, в приустьевых участках 0,3—0,9 м, а к центру озера увеличивается до 4,5 м. Наименьшая прозрачность наблюдалась в Волховской губе (0,5—1 м), а наибольшая — к западу от Валаамских островов (летом 8—9, зимой свыше 10 м)[31]. На озере наблюдаются постоянные волнения. Во время сильных штормов вода в нём «кипит», а волны почти сплошь покрыты пеной[7]. В водном режиме характерны сгонно-нагонные явления (колебания уровня воды на 50—70 см ежегодно, максимально до 3 м), сейши (до 3—4 м), высота волн при штормах до 6 м. Озеро замерзает в декабре (прибрежная часть) — феврале (центральная часть), вскрывается в апреле — мае. Центральная часть покрывается сплошным льдом только в очень суровые зимы. Из-за длительного и сильного зимнего охлаждения вода в озере и летом очень холодная; она прогревается только в тонком верхнем слое и в прибрежной полосе. Температурный режим различается в центральной глубоководной части озера и на побережье. Температура воды на поверхности в августе до 24 °C на юге, 18—20 °C в центре, у дна около 4 °C, зимой подо льдом 0—2 °C. Вода пресная и чистая (кроме участков, загрязнённых промышленными стоками)[29], минеральные вещества и соли растворены в ничтожно малом количестве. Вода относится к гидрокарбонатному классу (малое содержание солей кальция и магния, чуть больше никеля, алюминия)[30].
- Озёра бассейна Ладожского озера
| Название | Где расположено (район) | Координаты центра | Вытекающие реки | Площадь, км² | Длина (макс), км | Ширина (макс), км | Высота над уровнем моря, м | Прочее |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Большое Янисъярви | Сортавальский | Янисйоки (Янисъёки, Ляскелянъёки), впадающая в Ладожское озеро | 174.8 | 18.2 | 15 | 64.4 | Впадина, где расположено озеро, является одной из древнейших в Европе астроблем[32]. | |
| Малое Янисъярви | Сортавальский | В Большое Янисъярви через пролив Луопауссалми. | 29.4 | 19.7 | 2.5 | 64.5 | Береговая линия извилистая, её длина — 56 км. Берега возвышенные, каменистые или каменисто-песчаные, покрыты смешанным лесом[32]. | |
| Вахваярви | Сортавальский | В Янисъярви через небольшие речки и озёра (Руоколампи, Юля-лампи, Алалампи и Келокоски). | 10.6 | 6.7 | 3.1 | 88.1 | Береговая линия извилистая, её длина больше 24 км. Берега в значительной степени возвышенные, покрыты смешанным лесом. Северный и юго-западный берега низкие и, нередко, заболоченные[32]. | |
| Суйстамонъярви | Суоярвский | Улмосенйоки, впадающая в Большое Янисъярви. | 8.8 | 4.6 | 2.7 | 72.7 | Котловина озера состоит из 2 почти овальных плесов (восточного и западного). Западный плес значительно меньше восточного. Общая площадь озера около 9 кв.км., наибольшая длина 4,6 км, ширина 2,7 км. Острова отсутствуют[32]. | |
| Толваярви | Суоярвский | Через систему реки Вуоксы в Ладожское оз. | 6.72 | 5.8 | 2.0 | 174.0 | Является перспективной территорией экологического туризма[33]. | |
| Лоймоланъярви | Суоярвский | Лоймоланйоки | 19.78 | 8.7 | 3.4 | 149.0 | ||
| Куйккаярви | Суоярвский | короткие протоки в соседние озера | 1.8 | 2.2 | 1.3 | н/д | Расположено в северной части системы Ууксунъйоки. Более 20 мелких островов.[32] | |
| Ала-Сулкиоярви | Суоярвский | Муаннонъйоки | 1.14 | 3.8 | 1 | н/д | Озеро вытянуто с севера на юг и состоит из двух плесов, соединённых узкой протокой длиной 600 м.[32] | |
| Салменъярви | Суоярвский | соединено протоками и ручьями с озерами Ууксунъярви, Мустаярви, Ала-Сювяярви и Валкеаярви | 1.12 | 1.8 | 0.6 | н/д | Озеро имеет сложную форму, несколько сильно изрезанных заливов в центральной части. 5 островов общей площадью 0.12 км².[32] | |
| Сяксъярви | Суоярвский | Уомасоя | 2 | 3.6 | 0.9 | н/д | Береговая линия длиной 12 км, очень изрезанная. Имеется 12 островов общей площадью 0,02км².[32] | |
| Котаярви | Суоярвский | Уомасоя | 2.5 | 2.5 | 1 | н/д | Озеро овальной формы, вытянуто с севера на юг. Разделено большим островом на два равных плеса (северный и южный), кроме того, имеется еще два острова.[32] | |
| Колласъярви | Суоярвский | Колласйоки | 1.0 | 3.0 | 0.4 | 177 | В районе озера имеется большое количество братских могил советских, финских и немецких солдат, погибших в годы Советско-финляндской и Великой Отечественной войн[34]. | |
| Тулмозеро | Пряжинский | Тулема, зарегулированная плотиной. | 12.22 | 11.1 | 3.1 | 74.7 | ||
| Ведлозеро | Пряжинский | Видлица | 58.22 | 17.7 | 6.1 | 76.6 | В 1937 г. превращено в водохранилище. Является основным водоемом озерно-речной системы Видлица[32]. | |
| Топозеро | Пряжинский | Исток реки Топозерка,впадающей в реку Олонка. | 6.8 | 9.1 | 2.5 | 151.7 | Состоит из ряда отдельных плёсов, соединённых узкими и короткими проливами. | |
| Куккозеро | Пряжинский | река Нялма (Кялма) | 0.7 | 2.2 | 0.6 | н/д | На берегу находится одноимённая деревня. На сегодняшний день нежилая, дороги в очень плохом состоянии[32]. | |
| Нялмозеро | Пряжинский | Нялма | 10 | 8.1 | 2 | н/д | Берега, в основном, низкие, нередко заболоченные, местами умеренно возвышенные и покрыты мелким лесом. На восточном берегу расположены зарастающие поля и луга. Дно озера ровное, с редкими подводными и надводными камнями[32]. | |
| Кяснясенъярви | Пряжинский | через ручьи и ламбы озеро соединяется с рекой Пенсанйоки. | 1.6 | 3 | 0.8 | н/д | Форма озера подковообразная. Большой полуостров в северной части делит озеро на три плеса - западный, южный и восточный[32]. | |
| Коткозеро | Олонецкий | Гошкиланъёки | 4.62 | 6.8 | 1.2 | 67.6 | ||
| Ровкульское | Муезерский | Омельяндёги | 74.3 | 28.2 | 6.9 | 183.3 | Одно из верхних звеньев реки Лендерки. | |
| Торосозеро (озеро) | Муезерский | в Лексозеро через короткий проток Вирда. | 22.2 | 8.4 | 4.0 | 175 | Ромбовидной формы, разделено островом Торосшуари, с несколькими вытянутыми длинными заливами. | |
| Лексозеро | Муезерский | Вуокса | 163.9 | 27.3 | 13.2 | 174.2 | ||
| Сула | Муезерский | Лендерка | 27.5 | 9.5 | 5.4 | 166.1 | Овальная, немного вытянутая форма. На середине расположен большой остров Сулаостров. | |
| Лоут | Муезерский | во время паводков в озеро Сула. | 16.5 | 7.1 | 2.3 | 167.5 | Археологическими экспедициями обнаружены стоянки древнего человека, относящиеся ещё к I тысячелетию до н. э.[35] | |
| Лендерское | Муезерский | соединено 2 проливами с озером Куйккаселькя. | 8.3 | 5.5 | 1.9 | 147.2 | ||
| Куйккаселькя | Муезерский | Узкий проток в озеро Харлулакши. | 11.5 | 12.4 | 2.5 | 147.0 | ||
| Куоккаярви | Сортавальский | Хяркийоки | 5.0 | 3.0 | 1.8 | н/д | В озере водятся краснопёрка и линь, отнесённые к редким и охраняемым рыбам Красной книги РК[36]. | |
| Пюхяярви | Сортавальский | 206.79 | н/д | н/д | 109 | Большей частью находится на стороне Финляндии, с российской стороны не доступно[37]. | ||
| Пялькъярви | Сортавальский | протока в северной части, соединяющая с озером Котаярви. | 9.5 | 6.6 | 3 | н/д | На берегу западного плеса расположен поселок санатория Партала, а на берегу юго-восточного плеса — посёлок Пуйккола[32]. | |
| Хияярви | Сортавальский | ручей в Вахваярви | 1 | 2.3 | 0.5 | н/д | Имеется 7 маленьких островков. Берега малоизвилистые, высокие, скалистые.[32]. | |
| Сюскюярви | Питкярантский | Сюскюанъйоки | 4 | 3 | 1.7 | н/д | Имеет форму овала. Несколько мелких и один крупный остров в северо-западной части[32]. | |
| Исо-Ийярви | Лахденпохский | Иййоки | 8 | 9.5 | 2.8 | н/д | Наиболее крупный водоем озерно-речной системы Иййоки[32]. Входит в состав ландшафтного заказника регионального значения[38]. |
Озёра бассейна Белого Моря
| Название | Где расположено (район) | Координаты центра | Вытекающие реки | Площадь, км² | Длина (макс), км | Ширина (макс), км | Высота над уровнем моря, м | Прочее |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Пулозеро | Беломорский | Сума | 50.08 | 16 | 4.4 | 111 | ||
| Сумозеро | Беломорский | Сума | 73.92 | 18.2 | 8.7 | 83 | ||
| Сегозеро | Сегежский | Сегежа | 752.5 (после превращения в водохранилище - 906)[39]. | 48.7 | 35 | 113.7 | Данные по состоянию на 1951-52 гг., до превращения в водохранилище в 1957. | |
| Выгозеро | Сегежский | Нижний Выг - канал в Белое море | 1159 | 89.2 | 23.5 | 89.2 | С 1933 превращено в водохранилище в связи с включением в трассу Беломорско-Балтийского канала. Занимает третье место среди озёр Карелии (после Ладожского и Онежского). | |
| Елмозеро | Медвежьегорский | Нижняя Елма | 54.8 | 35.7 | 2.8 | 128 | ||
| Ондозеро | Сегежский | Онда | 182.4 | 30.8 | 13.2 | 119.9 | Превращается в водохранилище. | |
| Рокшезеро | Сегежский | река Рокшезерка и проток в Унусозеро. | 6.89 | 4.4 | 2.7 | 120.5 | ||
| Каменное | Костомукшский | Каменная | 95.5 | 24.4 | 12.1 | 195.1 | одно из верхних звеньев системы р. Чирка-Кемь. | |
| Кимасозеро (озеро) | Муезерский | Каменная | 33.8 | 21 | 2.6 | 141.5 | один из водоёмов группы р. Чирка-Кемь. | |
| Нюкозеро | Костомукшский | Растос, Хяме | 210.6 | 39.9 | 22.5 | 136 | один из водоёмов группы р. Чирка-Кемь. | |
| Верхнее Куйто | Калевальский | Ельмане | 197.6 | 42 | 19.6 | 102.6 | Крайнее западное в группе Куйто. | |
| Среднее Куйто | Калевальский | Лусальминский ручей, связывающий с озером Н. Куйто. | 275.7 | 41.8 | 11.7 | 101.3 | среднее в группе Куйто | |
| Нижнее Куйто | Калевальский | соединено с Юшкозером. | 141.3 | 30.4 | 7.5 | 100 | юго-восточное в группе Куйто. | |
| Алозеро (Алоярви) | Калевальский | короткий пролив Еноншуу в Среднее Куйто. | 6.78 | 6.5 | 1.6 | н/д | ||
| Юлиярви | Калевальский | через Алозерский пролив в Алозеро. | 5.52 | 3.4 | 1.5 | н/д | ||
| Топозеро (Лоухский район) | Лоухский | Софьянга, впадающая в Пяозеро. | 986 | 75.3 | 30.3 | 109.5 | Одно из крайних звеньев р. Ковды. | |
| Пяозеро | Лоухский | Кума (Кундозерка) | 658.7 | 48.5 | 31.4 | 100.5 | со строительством Кумской ГЭС превращено в Кумское водохранилище, приведённые данные — до превращения. | |
| Энгозеро | Лоухский | Калга, Воньга | 121.9 | 38.3 | 7.9 | 71.3 | ||
| Керетьозеро | Лоухский | Нива, впадающая в Пиртозеро. | 245 | 44 | 14 | 90.6. | Расчленено на ряд обособленных плёсов, получивших у местного населения собственные названия. На озере более 140 островов. | |
| Тикшеозеро | Муезерский | Винча и Пудос, впадающие в Нотозеро. | 208.8 | 26.7 | 16 | 111.2 | ||
| Селецкое | Медвежьегорский | Лужма | 62 | 15 | 5 | 135 | ||
| Тулос | Муезерский | Тула (Лужма) | 95.7 | 27 | 7 | 157 | Планируется создание национального парка, заказника, но проект не реализован. Озеро находится за линией пограничных инженерно-технических сооружений, доступ на него ограничен[40]. | |
| Суавъярви | Медвежьегорский | н/д | н/д | н/д | н/д | н/д | Древнейший из известных метеоритных кратеров на Земле[41]. |
Галерея
| Озёра Карелии | |||
|---|---|---|---|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Топонимы
В основе топонимики Карелии лежат саамские, вепсские, финские и карельские названия[42]. Ниже — небольшой словарик для перевода названий.
- ала «нижний»: Алозеро, Алаярви, Ала-Тарайсярви.
- вене, венех, венхе «лодка»: Венехярви, Венозеро, Венгигора, Венихозеро.
- виэксе (саам.) «ветвь», виикси, вникши (кар.) «ус», в топонимах — «ответвление; сток из бокового озера; обособленный залив»: р. Викша, Виксилакши, Виксозеро, Викшезеро, р. Виксенда, Викшалампи, м Виексярви, Вииксинселькя.
- витса, вичча, саам. вицка «прут» (березовый, тальниковый): Витчевара, Витчешуари, Вицесари, К Вичаны, Вичча, Вичангиварака, Витсакангас, Вычайоки, р. Вичка, Вицкозеро.
- гирвас «самец оленя» (русификация кар. хирвас, хирваш): Гирвас, Хирвасярви, Хирватсари.
- йоки, йоги, д’оги (кар.), йогк, мокко (саам.) «река»: Пистайоки, Кивиёки, Пенега, Козледеги, Паннокка, Контокка.
- найду, кайта «узкий»: Кайдозеро, Кайдодеги, Кайдулампи, Кайтаярви, Кайдунитту (нийтю «луг»)
- кайег, кайи, кайя «чайка»: Кайвара, о. Кайгас, р. Большой Кяй, Кайгозеро.
- кайзля, казкла «камыш, тростник»: Кашалиламба, Кашалиоя, Кожала, Козледеги.
- кала (кар., вепс.), кулль (саам.) «рыба»: оз. Кало, Калаярви, Кулома, Кулежма.
- киви «камень»: р. Кива, оз. Киви, Кивиёки, Кивиярви, Кивикоски. Древняя форма этого слова ки(й) присутствует в названиях многих островов на Белом море и некоторых озёрах: Пельяки, Ромбаки, Кий, Лотоки, Робьяк.
- кинт (саам.) «кинтище, место стоянки»: р. Киндас, дер. Киндасово, пор. Кинтезьма, оз. Киндожское.
- ковда, гуовдэ (саам.) «широкий»: р. Ковда, Койтаёки, Ховдаярви.
- коски, кошки (кар.), коек (вепс.), куушьк (саам.) «порог»: Корбикошки, Кошка, Питкакоски, Порокушка.
- ковера «кривой, изогнутый»: оз. Ковер, дер. Ковера, Коверолампи, Коверпорог, пор. Коверский, Коверярви.
- лакеи, лакши, лахти (кар.) «залив», откуда рус. лахта: Лахта, Кинелахта, Рауталахти, Овлунлакси, Корелакша.
- ламби, лампи (кар.) «лесное озеро», откуда рус. ламба «озерко» и ламбина «озеровидное расширение реки»: Суриламби, Ювилампи, Долгая Ламба, Кучеламбина, Волина-ламбина.
- ладва, латва, вепс. ладе «верхний, вершина», саам. ладе «перевал»: пос. Ладва, Ладваярви I Латвасюрья, оз. Латво, Латвайоки.
- моасельгя, мааселькя, муашельгя «водораздел» (маа, муа «земля», сельгя «хребет»): оз. Масельга дер. Машельга, оз. Масло, Маслозеро. Все объекты с подобными названиями лежат на крупных или локальных водоразделах.
- ниеми (кар.), немь (вепс.) «мыс»: Сяркиниеми. Куокканиеми.
- ниельм, ньяльм (саам.) «горло, глотка; устье реки»: Нельмозеро, Нильмозеро, р. Нялма, Няльмозеро.
- нилош, нило «скала, по которой струится вода»: пороги Нила, Нилош, Ниласкошки.
- ноарве (саам.) «уступ»: р. Нарва, Нарвиёки, р. Норва, Норвиярви.
- оя (кар, вепс.), уай, воай (саам.) «ручей, речка»: Корвеноя, Калькоя, Кестуй. В русском употреблении этот элемент часто превращается в -ва: Кержева, Олова, Петкуево.
- пайй (саам.) «верх, верхний», пяя, пия (кар.) «голова, вершина»: м. Пиякко, Паезеро, р. Пай, Пайозеро, Пейярви, Пьяярви, Пяозеро, Пяявара, Пиаоя, Пяяоя. Заметим, что саамское Паййяурэ «Верхнее озеро» зачастую превращается в оз. Боярское. Названия Южной Карелии типа оз. Паю, р. Паюдеги происходят, вероятно, от вепс. паю «ива».
- пауна, пауни «лужа», поанн (саам.) «мелкое озеро»: Паннока, Пуанолоя, многочисленные Панозера, ви, Панаярви.
- ранта, ранда, ранду (кар.) «берег»: Питкярантасаари, соари, суари, шоари, шуари, множественное суарет, шуарет (кар.), сарь (вепс.) «остров»; Рантасари, Мянтюшари, Нересшурет, Пурутшарет, Сарь, Кузаранда, Ранду.
- салми (кар.) «пролив», откуда рус. салма и др.-рус. соломя: Куйвасалма, Суопассальми, Опоровая Салма, пос. Соломенное.
- селькя (кар.) «плес, озеро»: оз. Кавнизсельга. Чаще селькя, сельгя означает «гряда, хребет», откуда и рус. сельга: пос. Сельги, ст. Кяппясельга. В Южной Карелии рус. сельга означало ещё и «лесное пахотное или сенокосное угодье» и входило в названия многих деревень: Ерошкина Сельга, Матвеева Сельга.
- юля «верхний»: многочисленные Юляярви, Юлеозера.
- ярви, д’арви (кар.), д’ярв (вепс.), яурэ, яврь (саам.) «озеро»: Суоярви, Кодарви, Вярагярв.
Карта
Озёра Карелии площадью более 100 км²
См. также
Напишите отзыв о статье "Озёра Карелии"
Примечания
- ↑ Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 1: А — Й. — Петрозаводск, 2007. — 400 с. — стр. 23 ISBN 978-5-8430-0123-0 (т. 1)
- ↑ Атлас океанов. Термины. Понятия. Справочные таблицы. — М.: ГУНК МО СССР, 1980. — С. 140—147. — 156 с.
- ↑ Озёра Карелии / Б. М. Александров, Н. А. Зыцарь, П. И. Новиков и др.. — Петрозаводск: Госиздат Карельской АССР, 1959. — 618 с.
- ↑ 1 2 Рекорды природы / Кравчук П. А.. — Любешов: Эрудит, 1993. — ISBN 5-7707-2044-1.
- ↑ Географический энциклопедический словарь: Географические названия. — М: Советская энциклопедия, 1983. — С. 319.
- ↑ 1 2 [russia.rin.ru/guides/2550.html Онежское озеро — Россия, Russia]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qj3RDXk Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 Кисловский С. В. Знаете ли вы? Словарь географических названий Ленинградской области. Л.: Лениздат, 1974
- ↑ 1 2 Даринский А. В. Ленинградская область. — Л.: Лениздат, 1975. — С. 43—45.
- ↑ [www.ticrk.ru/ru/gallery_5025.html Карелия. Туристский портал]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qj5QnOY Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [militera.lib.ru/science/boy_strelkovyh_podrazdeleniy/31.html Бой 1228-го стрелкового полка в межозёрном дефиле (17 июля 1944 г.)]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qj6qJKP Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [syamozero.ru/index.php?title=Сямозеро Сямозеро — Сямозеро.ру]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qj7Nt36 Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [resursy.mkrf.ru/objekty_kult_naslediya/katalog/catalog_mon.php?id_pam=1000000684 Информационно-справочные ресурсы Министерства культуры Российской Федерации]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qj8HGi3 Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.gov.karelia.ru/gov/Regions/Info/pryaja_nac.html Справка об исторических, культурных, демографических и национальных особенностях Пряжинского района]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qj8iYi5 Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ Приказ Минкультуры Республики Карелия № 273 от 25.11.2004
- ↑ [elibrary.karelia.ru/page2010.php?book=1068&page=6 Электронная библиотека Республики Карелия]
- ↑ Геннадий КРИКУНОВ. [petrsu.karelia.ru/Structure/NewsPaper/2006/1020/2.htm "Шотозеро": очень активный отдых]. Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qjAFDPd Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.gov.karelia.ru/gov/News/2008/07/0704_08.html 6 июля село Крошнозеро отметит 445 лет]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qjBhwFZ Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.zapoved.ru/?act=region_oopt&id=497 Особо охраняемые природные территории Российской Федерации]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qjD1l8e Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.gov.karelia.ru/gov/Legislation/docs/2009/09/211p_3.doc Приложение № 2 к постановлению Правительства Республики Карелия от 12 сентября 2009 года № 211-П] (doc). Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qjEO01b Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ Хохлова Т.Ю., Токарев П.М., В.К. Антипин. [biodiv.krc.karelia.ru/section.php?plang=r&id=470 Особо охраняемые природные территории Карелии. Издание 2-е дополненное. 1999.]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67qjEpx6b Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.kspu.karelia.ru/structur/edu_bases.shtml АГРОБИОЛОГИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8ZMXrK Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.gov.karelia.ru/Karelia/1453/40.html Карелия N 27 (16 марта 2006): УЧИТЕЛЬ КАРЕЛИИ: Школа молодых исследователей]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8Zqbij Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ Постановление Председателя Правительства РК № 858 от 29.12.97 г.
- ↑ Карельский региональный институт управления, экономики и права ПетрГУ. [www.krimel.karelia.ru/1239191687/urozerlake.html Озеро Урозеро - чистейший кристалл в зелёной оправе лесов.]. Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8aRC6k Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.krc.karelia.ru/publ.php?id=4776&plang=r Природный комплекс горы Воттоваара: особенности, современное состояние, сохранение] / А.Н. Громцев. — Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2009. — 158 с.
- ↑ 1 2 Постановление СМ КАССР № 295 от 29.07.81 г.
- ↑ Большая Российская энциклопедия. Т.16. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2010. С. 576—578
- ↑ 1 2 Даринский А. В. Ленинградская область. — Л: Лениздат. — Т. 1975. — С. 42—53.
- ↑ 1 2 3 Санкт-Петербург: Энциклопедия. — М.: Российская политическая энциклопедия. 2006. С.436—437
- ↑ 1 2 3 4 [www.konevets.spb.ru/article.php?article=20090125161825 Коневец и Ладожское озеро]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8bUiwQ Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ Калесник С. В. [www.laatokka.info/articles/laatokka_kalesnik_01.htm Ладожское озеро]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 Рыжков Леонид Павлович. [www.petrsu.ru/Faculties/Biofac/knigaryz.doc Озера бассейна северной Ладоги]. — Петрозаводск: Издательство ПетрГУ, 1999. — 204 с.
- ↑ ИКТ ИПМИ КарНЦ РАН. [biodiv.krc.karelia.ru/section.php?plang=r&id=503 Биоразнообразие Карелии. Толвоярви. Перспективная территория экологического туризма]. Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/66sFPCcpr Архивировано из первоисточника 12 апреля 2012].
- ↑ [www.gov.karelia.ru/gov/Karelia/715/31.html По обе стороны Колласъярви: из прошлого в настоящее]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8cEFNC Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ АиФ Северо-Запад • Карелия. [karelia.aif.ru/issues/1444/15_03 Клад на берегу Ондозера] (9 июля 2008 г). Проверено 26 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8cvTbS Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ В. Я. Первозванский Институт биологии Карельского научного центра РАН. [www.krc.karelia.ru/doc_download.php?id=2443&table_name=publ&table_ident=4973 РЕДКИЕ И ОХРАНЯЕМЫЕ РЫБЫ В КРАСНОЙ КНИГЕ РЕСПУБЛИКИ КАРЕЛИЯ]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8f7KQ1 Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.ymparisto.fi/default.asp?contentid=234185&lan=fi&clan=en Finnish Environment Institute: Finnish lakes larger than 40 square kilometers](недоступная ссылка — история). Проверено 25 декабря 2010. [web.archive.org/20070930032434/www.ymparisto.fi/default.asp?contentid=234185&lan=fi&clan=en Архивировано из первоисточника 30 сентября 2007].
- ↑ ПОСТАНОВЛЕНИЕ Председателя Правительства РК от 06.04.1995 N 254 «О создании постоянного государственного ландшафтного заказника регионального значения „Исо-Ийярви“ в Лахденпохском районе»
- ↑ Сегозеро — статья из Большой советской энциклопедии.
- ↑ [muetacis.krc.karelia.ru/protected/tulos.ru.html Озеро Тулос и его окрестности]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8fgckV Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.meteorites.ru/menu/encyclopaedia/ruscraters_full.html ЛАБОРАТОРИЯ МЕТЕОРИТИКИ ГЕОХИ РАН]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8h6jLf Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
- ↑ [www.tourism.onego.ru/karelia/toponimy.html Карелия для путешественников, словарь топонимов]. Проверено 25 декабря 2010. [www.webcitation.org/67r8iDOuQ Архивировано из первоисточника 22 мая 2012].
Литература
- Озёра Карелии / Александров Б. М., Зыцарь Н. А. Новиков П. И. и др. — Петрозаводск: Госиздат Карельской АССР, 1959. — 618 с.
- Герд С. В. Озёра Карелии и их рыбные богатства / А. Иванова. — Петрозаводск: Госиздат Карело-Финской ССР, 1944. — 88 с.
- Григорьев С. В., Грицевская Г. Л. Каталог озёр Карелии. — Москва: АН СССР [Ленингр. отделение], 1959. — 239 с.
- Григорьев С. В. Внутренние воды Карелии и их использование / под ред. К. И. Шафрановского. — Петрозаводск: Карел. кн. изд., 1964. — 618 с.
- Рыжков Л. П. Озера бассейна Северной Ладоги. — Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1999. — 204 с.
- Филатов Н. Н., Литвиненко А. В., Фрейндлинг В. А. и др. Каталог озёр и рек Карелии. — Петрозаводск: КарНЦ РАН, 2001. — 290 с.
- [www.krc.karelia.ru/publ.php?id=1848&plang=r Альгофлора озер и рек Карелии. Таксономический состав и экология / С. Ф. Комулайнен, Т. А. Чекрыжева, И. Г. Вислянская. — Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2006. — 81 с.]
Отрывок, характеризующий Озёра Карелии
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…
В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.
5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
