Озерецковская, Ольга Львовна
Ольга Львовна Озерецковская | |
Ольга Озерецковская в фильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.» | |
Профессия: |
---|
Ольга Львовна Озерецковская — советская, российский актриса театра и кино.
Содержание
Биография
Дебют в кино у Ольги состоялся в 1979 году, когда она сыграла роль школьницы Клавы Климковой в фильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.». Партнёрами Ольги по съёмочной площадке были такие известные актёры как Любовь Полищук, Виктор Костецкий и Вениамин Смехов. Примечательно что в трёх фильмах её партнёром по съёмке была актриса Ольга Волкова.
Жила Ольга в Санкт-Петербурге. Работала в театре «Синтез» вплоть до 1999 года, где принимала участие в постановках «Слепые», «И между ними происходит следующий разговор» (по произведениям Даниила Хармса) режиссёра А. Лунина. Помимо исполнения ролей в спектаклях была ещё и гримёром.
Ольга была замужем за актёром театра «Синтез» Даниилом Глушанком. 26 января 1989 года у них родился сын Павел. С мужем Даниилом она рассталась и больше так и не вышла замуж. Жила с родителями и бабушкой в большом сталинском доме на ул. Рентгена, около м. Петроградской.
Ольга скончалась от болезни 10 января 2000 года.[1] Похоронена на Серафимовском кладбище.[2]
Фильмография
- 1979 — «В моей смерти прошу винить Клаву К.» — Клава Климкова (третьеклассница)
- 1981 — «Синяя ворона» (телеспектакль) — Анука, Анетта, Нюшка, Анна Секретарёва
- 1982 — «Шапка Мономаха» (телефильм) — Марина
- 1984 — «Подслушанный разговор» — Таня Мехоношина
Напишите отзыв о статье "Озерецковская, Ольга Львовна"
Примечания
Ссылки
- Озерецковская, Ольга Львовна (англ.) на сайте Internet Movie Database
Это заготовка статьи об актёре или актрисе. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Озерецковская, Ольга Львовна
– Это в первый раз она так говорила о нем.Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.