Макарий (Озерецковский)

Игумен Макарий (в миру Яков Озерецко́вский; 1726 — 3 июня 1798) — игумен Русской православной церкви, настоятель Лукиановой пустыни Суздальской епархии в Александровском уезде Владимирской губернии.

Биография

В течение многих лет был священником в церкви Николая Чудотворца в селе Озерецкое Дмитровского уезда Московской губернии.

Отец академика Николая Яковлевича Озерецковского, первого по времени обер-священника армии и флота Павла Яковлевича Озерецковского, переводчика, священника Кузьмы Яковлевича Озерецковского и Ивана Яковлевича Озерецковского. Дал возможность всем сыновьям получить образование.

Впоследствии был игуменом Лукиановой пустыни Суздальской епархии в Александровском уезде Владимирской губернии под именем Макарий.

Его дети Николай Яковлевич Озерецковский и Иван Яковлевич Озерецковский возвели над могилой отца памятник с эпитафией: «Над телом попечительнейшего настоятеля Лукиановой пустыни отца Игумена Макария, скончавшегося июня в 3 день 1798 г., на 73 г. от рождения, воздвигли памятник в знак сыновней любви сокрушающиеся о нём дети его Николай Яковлевич и Иван Яковлевич Озерковские (фамилия так в тексте)» (Лукианова пустынь Александров. у. Владим.).

Ссылки

• Русский провинциальный некрополь вел.кн. Николая Михайловича. Том 1, М., 1914, стр.513. [is-tok.ru/publ/nekropol/nekropol/provincialnyj_nekropol_m_mal/28-1-0-273]
• Древо. Открытая Православная Энциклопедия. Статья Макарий (Озерецковский) [drevo.pravbeseda.ru/index.php?id=3124]

Отрывок, характеризующий Макарий (Озерецковский)

Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.