Озеров, Иван Христофорович

Иван Христофорович Озеров
Дата рождения:	28 апреля (10 мая) 1869(1869-05-10)
Место рождения:	усадьба Занино, Чухломской уезд, Костромская губерния
Дата смерти:	10 мая 1942(1942-05-10) (73 года)
Место смерти:	Ленинград
Страна:	Российская империя Российская империя,
Научная сфера:	экономика
Учёная степень:	Доктор наук
Учёное звание:	Профессор
Альма-матер:	Московский университет

Ива́н Христофо́рович О́зеров (псевдоним Ихоров, 1869—1942) — русский профессор, финансист, экономист, специалист по городскому планированию, писатель-прозаик.

Детство и юность

Родился в 1869 году в усадьбе Занино Чухломского уезда Костромской губернии в крестьянской семье. Учился в двухгодичной народной школе, показал там такие способности, что учителя настоятельно посоветовали и помогли матери устроить Ивана в городское училище Чухломы, а затем в гимназию в Костроме. В гимназии (1881—1889 гг.) учился на стипендию имени Сусанина и окончил гимназию с золотой медалью.

Поступает на юридический факультет Московского университета. Под руководством профессора И. И. Янжула занимается экономическими науками. По окончании университета Озеров оставлен при кафедре финансового права для подготовки к профессорскому званию. Через два года его отправляют в научную командировку в Европу. Там, в Германии, Англии, Франции и Швейцарии, он собирает материалы об особенностях развития налоговых систем и основных принципах финансового права, таможенной политики, взаимоотношениях предпринимателей и наёмных рабочих, эволюции кооперации и т. д. В 1898 году получает степень магистра за диссертацию «Подоходный налог в Англии и экономические и общественные условия его существования», в 1899 (по другим данным — в 1900) году защищает докторскую диссертацию «Главнейшие течения в развитии прямого обложения в Германии» и назначается профессором Московского университета.

Образовательная деятельность

И. Х. Озеров мечтал о том времени, когда «образование рассеет мрак, окружающий рынок, человек делается смелее, подвижнеее, он не будет только неповоротливой улиткой, приросшей к своему утёсу: волны экономической жизни в настоящее время высоко поднимаются, и нужно, чтобы человек умел вовремя отрываться от утёсов, переменять место, приспособляться к новым условиям, и здесь на государстве лежат крупные задачи — вот почему задача расширения кругозора у населения, задача народного образования играет крупную роль в настоящее время».

Озеров был не кабинетным ученым, а ученым-практиком, увлеченным и неустанным просветителем. «Я как сын трудового народа хотел быть полезным, и, воспитываясь на средства народа, взобравшись вверх через его плечи, я хотел быть полезным распространением знаний среди него и пробуждением в нем энергии и творчества в экономической жизни», — писал он.

В 1901 году принял участие в деятельности московского «Общества взаимопомощи рабочих механического производства», созданного по инициативе С. В. Зубатова. Организовал популярные лекции для рабочих в Историческом музее в Москве и составил проект устава Общества. Когда стало известно, что к созданию общества причастно охранное отделение, Озеров не бросил лекций и созвал нечто вроде третейского суда из общественных деятелей, который признал деятельность лекторов полезной. О своём участии в деятельности Общества подробно рассказал в книге «Политика по рабочему вопросу в России за последние годы».

Летом 1907 года переведен в Петербургский университет, оставаясь в то же время и преподавателем Московского университета. Читает также лекции в Московском коммерческом институте, на Бестужевских женских курсах и на высших женских курсах Н. П. Раева в Петербурге, а также в Педагогической Академии. Преподаёт финансы и историю хозяйственного быта и экономических учений в Московском городском народном университете им А. Л. Шанявского.

Выступает во многих городах России с публичными лекциями. Принимает участие в работе различных правительственных комиссий Министерства финансов, торговли и промышленности. С научно-исследовательскими целями объезжая Россию (включая буквально медвежьи уголки), знакомясь с реальным производством, банковской деятельностью, Озеров даёт предпринимателям, инженерам и бухгалтерам самые разнообразные насущные советы: «Я видел, что там-то надо к головке приделать туловище или хвост». Писчебумажной фабрике он рекомендовал приобрести лесную площадь, чтобы не быть в зависимости от цен на древесину; цементному заводу — построить подъездной путь, чтобы использовать дешевые подмосковные угли; московскому градоначальству — использовать сжигаемый в подмосковных шахтах уголь для освещения и отопления города.

С 1909 года — выборный член Государственного совета от Академии наук и университетов. С 1914 года — действительный статский советник.

Экономические взгляды

В начале XX века И. Х. Озеров стал известен многочисленными работами, посвященными вопросам модернизации социально-экономического и государственного строя России. Озеров оставил после себя более 50 книг, десятки статей. Озеров был автором первого и единственного до революции учебника «Основы финансовой науки», выдержавшего пять переизданий. Его перу принадлежат книги «На новый путь. К экономическому освобождению России», «Чему учит нас Америка?», «Общества потребителей. Исторический очерк их развития в Западной Европе, Америке и России», «Финансовая реформа в России. Откуда у нас берет государство деньги и на что их расходует?», «Борьба общества и государства с дурными условиями труда», «Развитие общечеловеческой солидарности», «На борьбу с народной тьмой!» и другие. Выступает, в частности, за реформирование структуры вузовского преподавания общественных наук, создание в классических университетах факультетов экономики, с обязательным введением в них курсов отечественной и всемирной истории, широкую профессиональную подготовку управленческих кадров для российской промышленности и банковских учреждений. Главными в работах И. Х. Озерова являлись вопросы развития отечественной экономики и оздоровления финансовой системы страны. Однако не меньшее внимание он уделял проблемам институционализации групповых интересов, рассматривая их в контексте изменений в хозяйственной жизни Европы и США. Проводимые им исследования перекликались в целом с теоретическими разработками представителей немецкой исторической школы (в том числе в анализе конкретных историко-экономических проблем), а также изысканиями Т. Веблена.

Взгляды на индустриализацию

Русское общество в вопросе индустриализации России стояло на очень низком уровне. Русское общество жило дворянской моралью: подальше от промышленности, это-де дело нечистое и недостойное каждого интеллигента. А вот сидеть играть в карты, попивать при этом и ругать правительство — вот настоящее занятие мыслящего человека. <…> У нас господствовали еще народнические представления <…> то есть что промышленность не есть государственное дело, а частное, что каждый промышленник — жулик, которого надо посадить, что ничего полезного он не делает; они не понимали, что насаждение крупной и сильной промышленности и вместе с ней рабочего класса у нас — величайшее дело.

Я был большим энтузиастом индустриализации России, и меня нередко называли трубадуром русской промышленности. Я мечтал напоить, заразить творческим энтузиазмом нашу страну и призывал всех и каждого к участию в создании промышленности у нас; пора перестать быть данниками Европы, надо встать на собственные ноги, особенно, когда мы располагали такими естественными богатствами; и я призывал всех, от старца до юнца, встать под знамена экономизма, покупать акции промышленных предприятий, если уж не творческой деятельностью участвовать в созидании промышленности, то, по крайней мере, своими сбережениями.

Взгляды на предпринимательство и кооперацию

Озеров считал, что «нам нужно создавать новый тип предпринимателя, с широким кругозором, с большим размахом, с другими приёмами». Он говорил и писал о необходимости установления в России «эластичного общественного строя, который давал бы возможность всем развивать свои силы», выступал за воспитание интереса к науке, воспитание «другого поколения с другими головами, другими привычками», высказывался за переход от режима низкооплачиваемого труда к высокооплачиваемому.

Озеров искал более справедливые социально-организованные формы производства и считал кооперацию противодействием монополии. Он полагал, что в исторической перспективе кооперация смогла бы внести коррективы в правовой строй, оздоровить бюджет, раскрыть свой потенциал. Озеров был самым последовательным так называемых потребительских обществ, способных объединить разные сословия, снизить или вовсе блокировать неизбежно растущую при капитализме социальную напряженность. По его убеждению, в потребительском обществе «лица разных классов, сословий <…> сходятся вместе за общим делом, и они научаются ценить друг друга и уважать. Высшие классы не будут столь индифферентно относиться к требованиям рабочего класса, а рабочие, в свою очередь, ознакомившись с механизмом производства, условиями сбыта, влиянием рынка на него, будут предъявлять практические требования».

Примечательно, что на идеи Озерова опиралось старообрядческое предпринимательство в своей успешной предпринимательской деятельности.

Взгляды на государственное вмешательство в экономику

Озеров был убеждён, что многое зависит от правительства, что дальновидное правительство будет строить экономическое благополучие России «на естественном его фундаменте — благосостоянии русского мужика. Иначе все это экономическое развитие будет носить эфемерный характер». Хозяйственная жизнь России при Николае II напоминала Озерову «жизнь игрока в зависимости от урожая и неурожая».

Озеров подчёркивал, что без поворота общей экономической политики из столыпинских аграрных реформ, которые он приветствовал как «творческое» начинание правительства «огромной важности», «много толку быть не может».

Взгляды на финансовую политику

Озерова возмущал курс Министерства финансов, когда огромные суммы отправлялись на текущие счета иностранных банков, питая заграничный денежный рынок, вместо использования этих средств на развитие отечественного народного хозяйства.

Озеров высказывался против подведения винно-водочного фундамента под бюджет сельскохозяйственной России и призывал «накачивать и накачивать весьма энергично в карманы населения».

В стране десятилетиями практиковалось податное обложение — равномерное для тех или иных слоев населения. Это притом, что и крестьяне давно были разными в имущественном отношении, и помещики — кто разбогател, а кто разорился, а неоднородность торговой братии прямо-таки бросалась в глаза. Годами Озеров ратовал за введение дифференцированного (эластичного) подоходного налога, убеждал в стимулирующем значении этого нововведения (давно известного в Европе и Америке) для развития классов и экономической жизни, для пополнения государственной казны.

У Озерова была своя («беспартийная») программа оздоровления российского бюджета, питавшегося преимущественно налогами на потребление. Она предусматривала перераспределение налогового бремени в пользу малоимущих и более широкое обложение наследств, пересмотр ставок должностных окладов для чиновников высшего ранга, прекращение пагубной практики негласных бюджетов, укрепление системы государственного контроля и превращение его в действенную силу, воспитание совестливости у российских налогоплательщиков.

В книге «Как расходуются в России народные деньги» (1908 г.) Озеров пишет:

Государственные средства нередко расходовались у нас, по существу, неправильно, не в интересах народного хозяйства как целого, так как расходы производительного характера занимали в нашем бюджете совершенно ничтожное место…

Ведение нашего государственного хозяйства должно быть абсолютно публичным, и с канцелярской тайной здесь давно пора бы покончить…
Наш центральный банк находится в ненормальном положении, он, как известно, подчинен единоличной власти…
Цифры нашего государственного бюджета не всегда выражают действительные затраты на ту или другую потребность. Многие ведомства и учреждения имеют свои специальные средства или особые капиталы, из которых черпаются средства на разного рода цели и задачи…
Нерационально ведется у нас и нефтяное хозяйство. Правительственная власть находится под сильным влиянием крупного капитала. Страна нуждается в деньгах, а нефтепромышленники ни за что получают крупные дивиденды…
У нас хватало денег на всё, но не хватало их на культуру мозга, головы…

Нашу уродливую налоговую систему следует коренным образом перестроить. До сих пор она строилась под влиянием минутных настроений: нужны были деньги, и их старались черпать там, где в данное время легче и проще всего можно было бы добыть их, вовсе не справляясь с тем, как это отразится на населении.

Городское планирование

В 1906 году издал книгу «Большие города, их задачи и средства управления», став одним из основоположников теории городского планирования. Критиковал российские города по сравнению с европейскими за отсталость транспортных коммуникаций.

Писательская деятельность

Под псевдонимом З. Ихорова выпустил в начале XX столетия художественные произведения «Исповедь человека», «Записки самоубийцы», «Песни бездомного».

Коммерческая деятельность

В 1911 году Озеров был приглашен в члены совета Русско-Азиатского банка А. И. Путиловым. Затем Озеров в «Русском слове» напечатал статью о спекуляции российских банков, за что на него ополчились все члены правления, и он вынужден был уйти из банка.

Озеров был акционером и членом правления Ленских золотых приисков, Эриванского цементного завода, Тульского земельного банка, Акционерного общества Ханжонкова, Российской писчебумажной фабрики, издательства Сытина, спичечной фабрики Лапшина и других. Предлагал И. Д. Сытину сотрудничество для издания собственной газеты, чтобы «приобрести влияние на формирование общественного мнения у нас», однако Сытин не захотел ссориться с правительством, дававшим заказы на печать учебников. Незадолго до Февральской революции Озеров скупил акции Еринского цементного завода по 105 руб., а затем продал их по 300, заработав на этом больше 1 млн руб.

Образ жизни

И. Х. Озеров годами ходил в одной и той же одежде, не шиковал в ресторанах, ездил во втором классе. Впрочем, это не мешало ему уступить различным соблазнам: «был не прочь, по его словам, „выпить и погулять с балеринами“, пробовал наркотики, писал киносценарии для А. А. Ханжонкова».

В 1911 году он завещал все свои капиталы на экономическое образование населения, бесплатное распространение миллионными тиражами своих книг и статей, «призывающих к творчеству», по всем деревням, селам, волостным правлениям, фабрикам. В этом поступке он следовал во след известному предпринимателю-меценату Х. С. Леденцову у которого был в числе душеприказчиков, исполняя его завещательную волю.

Отношение к революционным преобразованиям

В 1915 году Озеров резко критикует сложившуюся ситуацию:

Если бы поднялся Пётр Великий в настоящее время, как горько было бы ему видеть то, что делается у нас, наш застой. Вот именно это отставание от других стран я и подчёркиваю постоянно. Пропасть, отделяющая нас от других стран, все растёт и растёт, несмотря на тот промышленный прогресс, при наличности которого мы присутствуем в настоящее время.

Озеров яснее многих (особенно после революции 1905 года) видел, какими бедами грозит России нерешённость политических, экономических и социальных проблем. Царский строй он считал отжившим, неплодотворным, противоречившим интересам страны.

В 1917 году учёный нелестно отзывается о Временном правительстве, министры которого «рассуждали не о земельной реформе, а о том, можно ли допускать митинги на территории, по которой проходят трамваи и проложены их рельсы».

В январе 1918 года Озеров публикует в газете «Наше время» статью «Грядущие строители — холод и голод». В ней он пишет:

Европейский пролетариат мы своей безумной детской попыткой создать социалистический строй не зажжём. Правда, мы застрахуем весь мир за наш счёт от производства таких опытов, и, быть может, в этом состоит наша историческая миссия — быть навозом для истинной культуры.

Послереволюционный период

В 1918 году И. Х. Озеров становится экономическим советником гетмана Скоропадского на Украине. В 1919 году возвращается в Москву. Читает лекции в Индустриальном институте, сотрудничает с Финансово-Экономическим институтом Наркомата финансов, работает в Институте экономических исследований. Сотрудничая с журналом «Экономист» промышленно-экономического отдела Русского технического общества, предлагает эффективные, с его точки зрения, способы вывода страны из разрухи.

В 1922 году рассматривалась возможность высылки Озерова на «философском пароходе», но в конечном итоге учёный признаётся неопасным. В 1927 году вышел на пенсию, арестован 28 января 1930 года, приговорён к высшей мере наказания с заменой 10 годами лишения свободы. 1930 год провёл в Бутырской тюрьме, затем отбывал наказание на Соловках и на Беломорско-Балтийском канале. В 1933 году его амнистировали, он уехал в Воронеж, где отбывала ссылку жена. В 1936 году их поселили в Доме престарелых учёных в Ленинграде. Там Озеров умер во время блокады, был похоронен на Пискарёвском кладбище. В Санкт — Петербурге, в Отделе рукописей Публичной библиотеки есть неопубликованные воспоминания Озерова (Ф.541.Оп.1.Д.4).

По заключению Прокуратуры СССР от 21 января 1991 года реабилитирован.

Сочинения

• Подоходный налог в Англии и экономические и общественные условия его существования (1898; магистерская диссертация);
• «Главнейшие течения в развитии прямого обложения в Германии» (1900; докторская диссертация);
• «Что такое общество потребителей? Как его основать и вести» (СПб., 1896) — золотая медаль на Всемирной выставке в Париже (1900 г.) и премия юридического факультета Московского университета;
• «Итоги экономического развития XIX века» (СПб., 1902);
• «Почта в России и за границей» (СПб., 1902);
• «Фабричные комитеты и коллективный договор» (М., 1902);
• «Общество потребителей. Исторический очерк их развития в Западной Европе, Америке и России. Краткое руководство к основанию и ведению потребительных обществ» 1-е издание в 1894 году, 2-е дополненное издание выпущено издательством «С. Дороватовского и А. Чарушникова» в 1899 году тиражом 3200 экземпляров. В 1909 переиздано в сокращённом виде Сытиным.
• «Развитие общечеловеческой солидарности» (М., 1902);
• «О приемах изучения финансовой науки» (М., 1903);
• «Америка идет на Европу» (СПб., 1903);
• «Очерки экономической и финансовой жизни России и Запада» (2-й сборн. статей, М., 1904);
• «Исповедь человека на рубеже XX-го века» (под псевдон. Ихоров, М., 1904);
• На новый путь! К экономическому освобождению России (М., 1904)
• «Финансовое право. Вып. I. Учение об обыкновенных доходах»; вып. II: «Бюджет, местные финансы, госуд. кредит» (М., 1905);
• «Нужды рабочего класса в России» (М., 1905);
• «Страхование трудящихся в Германии» (брош.).
• «Политика по рабочему вопросу в России за последние годы (по неизданным документам)» (М., 1906).
• «Русский бюджет» (1907);
• «Горные заводы Урала» (1910);
• «Основы финансовой науки» (университетский курс; 4-е издание, 1913.
• Озеров И. Х. [forum.yurclub.ru/index.php?app=downloads&module=display&section=download&do=confirm_download&id=2385 Большие города, их задачи и средства управления. С 15 диаграммами (публичная лекция)]. — М., 1906. — 52 с.
• Озеров И. Х. [forum.yurclub.ru/index.php?download=4354 Основы финансовой науки. Бюджет. Формы взимания. Местные финансы. Кредит] / (переиздание 1906 года). — М.: ЮрИнфор-Пресс, 2008. — 622 с.
• Озеров И. Х. [ia700303.us.archive.org/33/items/kakraskhoduiuts00ozergoog/kakraskhoduiuts00ozergoog.pdf Как расходуются в России народные деньги? Критика русского расходного бюджета и государственный контроль (по неизданным документам)]. — М.: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1908. — 305 с.
• Озеров И. Х. [ia700402.us.archive.org/27/items/konomicheskaiar00ozergoog/konomicheskaiar00ozergoog.pdf Экономическая Россия и её финансовая политика на исходе XIX и в начале XX века] / Издание Д. С. Горшкова. — М.: Тип. т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1905. — 259 с.
• Озеров И. Х. [ia700106.us.archive.org/8/items/izzhiznitrudasb00ozergoog/izzhiznitrudasb00ozergoog.pdf Из жизни труда. Сборник статей. (Выпуск 1. Статьи по рабочему вопросу.)] / Издание Д. С. Горшкова. — М.: б.и., 1904. — 293 с.
• Наша высшая школа и жизнь (к молодежи) // журнал «Новое слово» № 1, 1914 г.
• Записки самоубийцы (под псевдон. Ихоров; М., 1911)
• Песни бездомного (под псевдон. Ихоров; М., 1912)

Современное издание

• Озеров И. Х. Как расходуются в России народные деньги?. — Общество купцов и промышленников России, 2005. — 312 с. — (Экономическая история России).

Ссылки

• М. Н. Барышников [ecsocman.edu.ru/data/2010/12/26/1214865629/JIS2.3-10.pdf У истоков российского институционализма (из творческого наследия И. Х. Озерова)]
• М. Н. Барышников [elibrary.ru/item.asp?id=17240860 И. Х. Озеров: ИНСТИТУТЫ, ГРУППОВЫЕ ИНТЕРЕСЫ И РАЗВИТИЕ ЭКОНОМИКИ]
• Евгений Ефимов [www.bossmag.ru/archiv/2008/boss-03-2008-g/schastlivaya-gorkaya-zhizn-ivana-ozerova.html Счастливая горькая жизнь Ивана Озерова]

Отрывок, характеризующий Озеров, Иван Христофорович

– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.