Озолин, Яков Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Яков Иванович Озолин

Я. И. Озолин
Дата рождения

20 июня 1883(1883-06-20)

Место рождения

Верро Лифляндская губерния Российская империя (ныне Выру в Эстонии)

Дата смерти

27 сентября 1938(1938-09-27) (55 лет)

Место смерти

СССР

Принадлежность
Род войск

ВМФ СССР

Годы службы

… — 1938

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

Амурская военная флотилия

Сражения/войны
Награды и премии

 

Яков Иванович Озолин (латыш. Jēkabs Ozoliņš; 20 июня 1883 — 27 сентября 1938) — советский военно-морской деятель, командующий Амурской военной флотилией, заместитель начальника управления ВМС РККА, флагман 2-го ранга.





Биография

Происхождение и начальное образование

Латыш, член ВКП(б) с 1919 года. Яков Иванович Озолин (Екаб Янович Озолиньш) родился 20 июня (2 июля) 1883 года в городе Велло Лифляндской губернии (Латвия) в крестьянской семье. Окончил два класса школы Министерства народного просвещения России.

Служба в царском флоте

После окончания школы в 1906 году уехал к дяде — рабочему Путиловского завода в Петербург, где поступил за казённый счёт в Школу морских фельдшеров в Кронштадте. Окончив её в мае 1910 года, служил на Балтийском флоте, плавал на транспорте «Николаев» и крейсере «Диана». В 1911 году Я.И. Озолина перевели на канонерскую лодку «Карс», на которой тогда служил мичманом Э.С. Панцержанский, будущий начальник Морских сил СССР. Вскоре «Карс» вместе с экипажем перебазировали на Каспий, где лодка использовалась для перевозки войск персидского шаха, участвовавших в подавлении крестьянских восстаний в Персии. Жестокость, с которой расправлялись верные шаху войска с восставшими, заставила молодого моряка по-иному взглянуть на жизнь, и в конце 1911 года Яков Иванович, находясь в Баку, вступил в партию социалистов-революционеров (эсеров), в которой и состоял до 1918 года. С 1914 г. на Черноморском флоте — санитарный кондуктор на судне (плавучей мастерской) «Кронштадт» и эсминце «Поспешный».

Участие в революциях и Гражданской войне

После Февральской революции Я.И. Озолин исполнял обязанности члена Севастопольского Совета, затем заместителя председателя Таврического губернского профсоюза помощников врачей. С октября 1917 по январь 1918 года Я.И. Озолин находился в Петрограде, принимал участие во Всероссийской конференции военных моряков3. Тогда же он вместе с другими военморами под руководством А.Г. Железнякова, начальника караула Таврического дворца, принял участие в разгоне Учредительного собрания. В феврале 1918 года Яков Иванович возвратился в Севастополь. После захвата немцами Крыма Я.И. Озолин пробрался через оккупированную Германией Украину в Москву. В июле 1918 года он уехал в Витебск, где формировалась так называемая Флотилия Советской Латвии, просуществовавшая с марта по ноябрь 1919 года. Там Я.И. Озолин был избран членом Витебского городского Совета. Тогда же он вступил в ряды РКП(б). В ноябре 1919 года на базе Западно-Двинского отряда флотилии создаётся Западно-Двинская военная флотилия, где Я.И. Озолин сначала являлся помощником военного комиссара, а затем — военным комиссаром4. Флотилия, базировавшаяся на Витебск и состоявшая всего из нескольких бронекатеров и вооружённых речных судов, тем не менее активно участвовала в отражении польских сил в 1920 году, важную роль сыграла в перевозках войск и военных грузов, обеспечении флангов советских соединений. После расформирования флотилии Я.И. Озолина переводят на юг и назначают военным комиссаром воссозданной Азовской военной флотилии, которой командовали сначала С.Е. Маркелов, затем Е.С. Гернет. Флотилия, базировавшаяся на Таганрог и Мариуполь, оказывала огневую поддержку сухопутным силам, вела успешные боевые действия против белогвардейских кораблей, в частности, одержав победы 9 июля 1920 года у Кривой Косы, 24 августа — у Приморско-Ахтарской и 15 сентября — у Обиточной Косы. В этом бою отличился и Озолин: будучи контуженным, он продолжал выполнять свои обязанности, что способствовало слаженности действий командиров кораблей. Командовавший в то время Морскими силами Советской Республики А.В. Немитц, будущий вице-адмирал (1941), отметил энергичное и искусное управление кораблями в этом бою и объявил благодарность всему личному составу флотилии5. Однако индивидуальные награды пришли значительно позднее. Так, орден Красного Знамени за этот бой Я.И. Озолин получил лишь 1 февраля 1923 года.

Участие в восстановлении флота

В апреле 1921 года Азовская военная флотилия была расформирована, личный состав и корабли переданы Черноморскому флоту. Я.И. Озолин получил назначение на должность военного комиссара Береговой обороны Кавказского побережья Чёрного моря. Правда, вскоре пришло повышение: уже в августе Якова Ивановича назначили военным комиссаром штаба Морских сил Чёрного моря (МСЧМ)7. Здесь он снова служил с Э.С. Панцержанским, затем с И.К. Кожановым, А.С. Максимовым, В.Ю. Рыбалтовским. Помимо текущих флотских дел Яков Иванович находил время и для работы в местных органах власти, в 1920—1921 гг. состоял членом Севастопольского городского Совета. Приходилось выполнять и весьма неприятные поручения, вернее приказы. Так, в 1921 году, после Кронштадтского мятежа на флоте начались «чистки». Не миновали они и черноморцев. Здесь председателем комиссии был назначен Я.И. Озолин. После завершения работы комиссии её председателя перевели в Москву на должность военного комиссара Строевого управления Морского штаба, а вскоре он «по совместительству» возглавил и само управление. Работа Строевого управления заключалась в основном в комплектовании и учёте личного состава, но даже находясь на этой должности, Я.И. Озолин понял, что опыта участия в революции и Гражданской войне ему недостаточно: требовались глубокие теоретические знания в области военного дела. И Яков Иванович попросил отпустить его на учёбу. 6 ноября 1925 года Я.И. Озолина зачислили на Высшие морские академические курсы при Военно-морской академии РККФ, а уже 12-го он приступил к занятиям. Вместе с ним учились такие видные флотские деятели, как В.М. Орлов, М.В. Викторов, Л.М. Галлер и другие. В апреле 1926 года состоялся выпуск «академиков».

Командование Дальневосточной военной флотилией

В октябре 1926 года Я.И.Озолин был назначен командующим Дальневосточной военной флотилией (ДВФ). Так с сентября 1926 года по январь 1931 года называлась Амурская военная флотилия. Прибыв в Хабаровск, он сразу же взялся за дело. Успехи в боевой подготовке флотилии были положительно отмечены вышестоящим командованием. Р.А. Муклевич, возглавлявший тогда Военно-морские силы, дал командующему ДВФ такую аттестацию: «Я.И. Озолин энергичный, твёрдый и настойчивый работник. Инициативен и весьма работоспособен. Требователен в равной степени как к себе, так и к подчинённым. В занимаемой должности всего 6 месяцев, но тем не менее сумел для флотилии очень многое сделать, как в отношении поднятия её технической мощи (перевооружения), так и в отношении учебно-боевой подготовки… Занимаемой должности соответствует. Наморси Р. Муклевич». Я.И. Озолин находил время и для работы в выборных органах советской власти и партийных организаций. В 1927—1930 гг. он являлся членом Далькрайисполкома, кандидатом (с 1927 г.) и членом (с 1928 по 1930 г.) Далькрайкома ВКП(б), членом Хабаровского краевого Совета (в 1929 г.). За активную работу на выборных постах 23 февраля 1928 года Я.И. Озолин был награждён револьвером от ЦК ВЛКСМ и золотыми часами от РВС СССР. Но основным итогом его службы на Дальнем Востоке стало участие в ходе конфликта на КВЖД, в разгроме белокитайской Сунгарийской флотилии. ДВФ, имея в своём составе 14 кораблей (мониторы, канонерские лодки и бронекатера), группу тральщиков, 14 самолётов и десантный батальон, успешно высадила несколько десантов, огнём своей артиллерии подавляла вражескую оборону и в конце концов разгромила белокитайскую Сунгарийскую флотилию. Основные события развернулись в октябре и в начале декабря 1929 года. В ночь на 12 октября 4 монитора и 2 канонерские лодки заняли огневые позиции в устье реки Сунгари. В 6 часов 10 минут первыми нанесли удар по Лахасусу бомбардировщики, через 2 минуты корабли открыли сильный артиллерийский огонь по береговым укреплениям и кораблям противника. Неприятельская флотилия, потеряв 5 кораблей, поспешно ушла вверх по Сунгари. Тральщики ДВФ протралили фарватер, по которому канонерские лодки и бронекатера прорвались на рейд Лахасусу и высадили десант. К 15 часам он овладел городом и крепостью, захватив богатые трофеи. Однако китайское командование, рассчитывая на реванш, не приняло советские предложения о переговорах и стало стягивать крупные силы в район города Фугдин — сильный укреплённый район на реке Сунгари. Здесь же находились остатки Сунгарийской флотилии. Реввоенсовет Особой Дальневосточной армии (ОДВА) поручил командующему ДВФ разгромить фугдинскую группировку противника. Для этой цели флотилии были оперативно подчинены 4-й Волочаевский и 5-й Амурский стрелковые полки и авиационная группа. К операции привлекались основные силы флотилии: 4 монитора, 4 канонерские лодки, минный заградитель, 2 тральщика, 3 бронекатера, 5 транспортов и 3 баржи с десантом. 30 октября корабли начали движение вверх по Сунгари. С рассветом 31 октября они подошли к Фугдину. Завязался упорный артиллерийский бой с береговыми батареями и кораблями противника. В это время тральщики протралили подходы к пунктам высадки. Около 11 часов минный заградитель «Сильный» первым начал высадку подразделений десанта. Действия десанта и кораблей активно поддерживались авиацией. Всю ночь на 1 ноября шли уличные бои. Под утро окружённые части противника сдались. Остатки китайской флотилии были потоплены, китайские укрепления взорваны. 2 ноября корабли ДВФ с десантом покинули Фугдин. События под Фугдином ускорили окончание конфликта. 22 декабря 1929 года в Хабаровске был подписан протокол о восстановлении законных прав Советского государства на КВЖД. Отмечая вклад ДВФ в разгром противника, командующий ОДВА В.К. Блюхер отмечал: «В двадцать первом году Амурская флотилия находилась в жалком состоянии… Прошло несколько лет, и недавно флотилия показала, что она является одной из лучших флотилий в мире». В ходе Советско-китайского конфликта 1929 года Я.И. Озолин полностью подтвердил данную ему Р.А.Муклевичем характеристику: его подчинённые успешно действовали вместе с авиацией против китайской Сунгарийской флотилии, в результате чего та была полностью уничтожена. Командующий флотилией за боевые заслуги получил самую почётную награду того времени — орден Красного Знамени. Надо сказать, что это была его вторая такая награда. Свой первый орден Красного Знамени он получил ещё в 1923 году за отличие в бою Азовской военной флотилии с белогвардейскими морскими силами в сентябре 1920 года.

Служба в УВМС РККА

В 1930—1937 гг. Я.И.Озолин служил в Москве в Управлении Военно-Морских Сил РККА заместителем начальника управления боевой подготовки. В ноябре 1935 года ему присвоили воинское звание флагман 2 ранга.

Служба в Севастополе

С мая 1937 г. флагман 2 ранга Я.И.Озолин служил в Севастополе начальником Севастопольского высшего военно-морского артиллерийского училища береговой обороны имени ЛКСМУ. В июле того же года его назначили по совместительству начальником 2-го (Севастопольского) Военно-Морского училища.

Политические репрессии

Флагман 2 ранга Я.И.Озолин был арестован 14 марта 1938 года, приговорён ВКВС СССР 27 сентября 1938 года к ВМН и в тот же день расстрелян.

Награды

Напишите отзыв о статье "Озолин, Яков Иванович"

Примечания

Литература

  • Близниченко С.С. К 120-летию со дня рождения флагмана 2 ранга (контр-адмирала) Якова Ивановича Озолина// Военно-исторический архив. 2008. №6. С. 58-73.
  • Близниченко С. С. Флагманы флота Азовского и Чёрного морей 1917—1945 гг. Краснодар: Диапазон-В, 2010. — 336 с.
  • Близниченко С. С., Лазарев С. Е. Севастопольское военно-морское артиллерийское училище в годы «Большого террора» // Вопросы истории. Москва, 2013. № 5. С. 135–143 .
  • Близниченко С.С. "Энергичный, твердый и настойчивый работник"// Военно-исторический журнал. 2016. №3. С. 50-53.
  • Черушев Н. С., Черушев Ю. Н. Расстрелянная элита РККА (командармы 1-го и 2-го рангов, комкоры, комдивы и им равные): 1937—1941. Биографический словарь. — М.: Кучково поле; Мегаполис, 2012. — С. 312—313. — 496 с. — 2000 экз. — ISBN 978-5-9950-0217-8.

Ссылки




Отрывок, характеризующий Озолин, Яков Иванович

Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.