Список израильских форпостов в Иудее и Самарии (Западный берег реки Иордан)

Цель данного списка — предоставить основную информацию об израильских форпостах в Иудее и Самарии (Западный берег реки Иордан).

А-Байт а-Адом (Хават Ишув а-Даат)

Ишув hа-Даат (буквально «Посёлок Познания») — посёлок, основанный в 2000 году как «молодёжная деревня» («хават ноар»). Расположен в Самарии, в центре Израиля, рядом с поселениями Шило и Швут Рахель. Территория фермы занимает приблизительно 10 гектаров.

Особенности сельскохозяйственной деятельности

Ишув hа-Даат находится в центре анклава еврейских караванных посёлков, заложенных 10-14 лет назад, но до сих пор не получивших легального статуса из-за противодействия властей. Ферма находится между посёлками Кеда, Адиад и Ахия. Вокруг расположены плантации винограда, оливковых деревьев, гранатов и миндаля. Большинство окружающих посёлков занимаются обычным, конвенциональным земледелием, но в Ишуве hа-Даат озеление производится по принципу пермакультуры, что ближе всего по смыслу понятию «натуральное земледелие». В 2003 к жителям приходящей в упадок фермы присоединился рав Михи Йосефи, который и предложил путь «естественного земледелия», что позволило поселению выжить, развиться и получить известность. Тогда же посёлку было дано нынешнее имя.

Идеология и цели существования поселения

Жители фермы под руководством рава Михаэля Ихаэля Йосефи считают необходимым восстановление глубокой связи вернувшихся евреев с Землёй Израиля, утерянной за тысячелетия скитаний. Восстановление этой связи они считают необходимостью как для правильного понимания Торы, так и для правильного еврейского воспитания детей. Поэтому кроме природной красоты, работа в посёлке имеет и идеологическую направленность — заселение Эрец-Исраэль. Один из смыслов названия фермы — «неторопливое размышление». По словам основателей, одной из их целей было «дать людям, приходящим к ним, возможность остановиться, задуматься, соприкоснуться с вечностью Земли Израиля, попробовать ощутить связь Торы, еврея и этой Земли».

Рав Йосефи строит свою ферму как реабилитационно-восстановительное живое пространство — куда люди могут приезжать, жить и работать, восстанавливаясь духовно и физически.

На ферме регулярно проводятся шаббаты, ночные и дневные уроки по изучению Торы, семинары и фестивали. Периодически на ферме живут небольшие группы учеников.

Место служит кемпингом для всех походных молодёжных групп, путешествующих в окрестностях посёлка, для индивидуального и семейного отдыха.

Гиват Асаф

Гиват-Асаф — это форпост Бейт Эля, расположенный на съезде с шоссе № 60 в сторону Бейт-Эля.

Ранее, до соглашений Осло, шоссе № 60 проходило через Рамаллу, и далее шло непосредственно рядом с Бейт-Элем. После соглашений Осло шоссе в районе Рамаллы было перенесено на восток, чтобы объезжать Рамаллу, и поэтому Бейт-Эль стал отстоять от шоссе на 4 километра, и точка выезда дороги из Бейт-Эля на шоссе стала стратегически важной для существования Бейт-Эля, поскольку она соединяет Бейт-Эль с Иерусалимом.

Около этого места в мае 2001 году произошло убийство арабами Асафа Гершковица из Офры (Асафу было 31 год, отец двух маленьких детей). На той же дороге за три месяца до этого арабы убили его отца Арье. В память об Асафе форпост, построенный в 2001 году на горке, находящейся над перекрестком, с которой можно контролировать этот перекресток, назван Гиват Асаф.

Гиват-Асаф продолжает находиться в статусе форпоста, то есть не утвержденного государством Израиля населенного пункта в Иудее и Самарии, и ведется юридическая борьба за его сохранение.

Бейт-Эль рассматривает Гиват-Асаф как один из своих районов.

В Гиват-Асаф живёт сегодня 20 семей.

Гиват Салит

Форпост расположен в Иорданской долине в 300 метрах от поселения Мехола. Форпост был основан в сентябре 2001 после убийства Салит Шитрит арабским террористом и был назван в память о ней. Форпост находится в процессе легализации как квартал поселения Мехола.

Иса Браха

Расположен в районе поселения Мицпе Йерихо, расположенного у шоссе номер 1, ведущей на Мёртвое море.

Оз-Цион

Оз-Цион — израильский форпост расположенный в южной части Самарии, на западном берегу реки Иордан. Основан 18 октября 2011 года. Расположен на территории регионального совета Мате-Биньямин, округа Иудея и Самария. Оз-Цион расположен на перекрёстке «Асаф» на 60-м шоссе. Ближайший населённый пункт — Гиват-Асаф, Ближайший крупный город — Иерусалим. Всё население Оз-Цион составляют евреи относящиеся к национально религиозному движению. Основной костяк населения составляет молодёжь.

Автобусы № 147 и № 170 кооператива «Эгед» проходит через перекрёсток «Асаф» несколько раз в день соединяя его с Иерусалимом и Офрой и Бейт-Элем соответственно.

Создание нового форпоста неподалёку от форпоста Гиват-Асаф было ответом поселенческого движения на решение Высшего суда справедливости Израиле о необходимости демонтажа нескольких форпостов, в том числе Гиват-Асаф, признанных им незаконно построенными. Форпост был заложен 18 октября 2011 года. Были установлены три деревянных домика и посажены масличные деревья. С момента создания форпост многократно разрушался силами гражданской администрации и каждый раз восстанавливался.

На территории форпоста проводятся курсы ускоренного строительства, призванные повысить скорость возведение новых форпостов и восстановления разрушенных.

См. также

• Израильские поселения на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа

Ссылки

• [peacenow.org.il/eng/content/settlements-and-outposts Список форпостов] на сайте организации «Шалом Ахшав»

Отрывок, характеризующий Список израильских форпостов в Иудее и Самарии (Западный берег реки Иордан)

Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.