Ойкумена (роман)

Ойкумена
Жанр:	Космическая опера
Автор:	Генри Лайон Олди
Язык оригинала:	русский
Дата написания:	2006-2007
Дата первой публикации:	2007

«Ойкумена» — роман в трёх частях харьковских писателей Дмитрия Громова и Олега Ладыженского, пишущих под псевдонимом Генри Лайон Олди, первая проба пера авторов в жанре «космической оперы». Сами авторы называют своё произведение «Космическая симфония».

Последующий роман «Urbi et Orbi или Городу и миру» использует тот же вторичный мир (планеты, расы, свойства рас, история, техника) - но не зависим от "Ойкумены" по сюжету.

Прямым продолжением «Ойкумены" и «Urbi et Оrbi, или Городу и Миру» являются романы-трилогии «Дикари Ойкумены» («Волчонок», «Волк», «Вожак») и «Побег на рывок» («Клинки Ойкумены», «Призраки Ойкумены», «Ангелы Ойкумены»).

.

Мир Ойкумены

Устройство и хронология

Вселенная Олди населена людьми вида Человек разумный, расселившимися по пригодным для обитания планетам во времена досветовой звездной экспансии в незапамятные времена. Так история цивилизации вехденов на момент действия романа насчитывает 65736 лет. За 1274 года до начала действия романа в разных мирах независимо были изобретены устройства для гиперпространственного перехода, и наступил новый период в истории человечеств — Космическая эра. Различные цивилизации людей вступили в контакт друг с другом и основали Галактическую Лигу. Несмотря на многообразие миров, населенных людьми и мутации, прошедшие со времени начала первой колонизации, все люди остаются генетически едины. Другие разумные существа во вселенной Ойкумены отсутствуют.

Миры Ойкумены несут черты, зачастую, окарикатуренные, той культуры, к которой по всей видимости принадлежали первопоселенцы. Это и вышедшая в космос новая Римская империя помпилианцев, и сасанидский Иран вехденов, и уютный мирок российской провинции начала XIX века планеты Сечень с помещиками, крепостными и раскольниками, и безвестная планета, подвергшаяся атаке помпилианцев, которой присущи черты юга Украины времен первой мировой войны.

До сих пор в разных частях галактики открывают новые, как правило, варварские миры, населенные людьми. С некоторыми из них вступают в контакт, принимают в Лигу и подтягивают до общего технического уровня.

В самой трилоги авторы не дают ответ на вопрос, откуда взялись множества населенных человечеством миров, однако в романе-трилогии «Urbi et Orbi или Городу и миру», действие которого разворачивается во вселенной Ойкумены, один из героев озвучивает авторскую теорию Семенова-Зусера, согласно которой номосы протоцивилизаций отпочковались от земного космоса и начали собственное существование в космосе вселенной.

Основные расы

Все расы в мире Ойкумены разделены на три большие группы: энергеты, техноложцы и варвары.

В процессе обособленного проживания и эволюции ряд человеческих рас приобрел возможность накапливать и использовать внутреннюю энергию. Так образовались четыре основные расы энергетов:

• Вехдены — вероятно ведут родословную от народностей Ирана и Афганистана (в языке «вехд-ар» много корней фарси и пехлеви, титул императора "кей", одного из кеев звали Кобад, страшное ругательство - "храфстра", есть также титул сатрапа. Имена вехденов - иранско-сасанидские). Путём соблюдения ряда запретов (не ходить босиком, не праздновать день рождения, не лгать, хотя можно говорить правду частично, не прикасаться к змеям, не прикасаться к трупам) способны взращивать «внутренний огонь», который впоследствии способны использовать в том числе в реакторах космических кораблей. Сама идея дает отсылку к зороастризму.
• Брамайны — страдая и испытывая лишения способны накапливать внутренний «жар», впоследствии способны преобразовывать его в лучистую энергию. Отсылка к индуизму.
• Вудуны — способны управлять и преобразовывать в энергию энергетику духов («лоа») живого и неживого. Отсылка к религии вуду.
• Гематры — люди-компьютеры (склонны к аутизмо-подобным психическим расстройствам, время от времени уходят в себя, в "счисление", малоэмоциональны и мало-мимичны). Способны создавать так называемые «гематрицы» — символьные комбинации, способные работать либо как компьютеры общего и специального назначения, либо как источники энергии, либо как единый компьютерно-энергетический модуль. Гематрицы уникальны и на их создание способны только гематры, поэтому гематрицы без ограничений идут на экспорт. Сама идея гематриц лежит в каббале (см гематрия). Также способны создавать големов - искусственных людей, которые в случае необходимости метаморфируют в боевых или технических роботов, выращивая металлические конечности. Для создания голема нужны усилия целой семьи гематров. Голем имеет сзади на шее наклейку с гематрицей, которую нужно время от времени обновлять.

Остальные расы в зависимости от технического уровня делятся на варваров и техноложцев. Самые развитые техноложцы, ларгитас, в "Ойкумене" упоминаются вскользь, но играют огромную роль в "Urbi et Orbi".

Особняком стоит раса помпилианцев (ругательные названия - "помцы" и "помпилы"), не способных выделять энергию напрямую, но способных на ментальном уровне превращать людей в рабов, а затем преобразовывать их жизненные и ментальные силы в лучистую энергию.

"Многие ученые-антропологи до сих пор сомневались, куда отнести уроженцев Помпилии: к энергетам, техноложцам или варварам. С одной стороны, помпилианцы не уделяли особого вниманию прогрессу технологий, как техноложцы, и не были равнодушны к цивилизации, как варвары. С другой стороны, их физиология не позволяла обеспечивать должный уровень энергетических потребностей расы, продавая излишки всем желающим, — как это делали брамайны, гематры, вехдены или вудуны. На помпилианцев надо было смотреть с третьей, совершенно оригинальной стороны. В процессе эволюции, совершавшейся в условиях консервации рабовладельческого строя, уроженцы Помпилии приобрели оригинальную психофизическую особенность: они научились «ставить клеймо». Клейменный хозяином раб — захваченный силой, купленный на рынке, переданный в рабство по суду, за долги или иным законным способом — становился чем-то вроде части тела хозяина. Владелец мог использовать своё «двуногое имущество» любым способом, вплоть до перекачки нужного количества жизненной энергии раба в механические движители."

Раб помпилианца сохраняет память и самосознание, но тем не менее "на автопилоте" выполняет приказы, даже не понимая, а почему он их выполнил. Сопротивление бесполезно - раб не сразу понимает, что он уже выполняет приказ, а собирался сопротивляться. Приказ может отдать любой помпилианец, но приказ хозяина при этом имеет приоритет. После длительного пребывания в статусе раба человек превращается в "робота" - вялое, лишенного мотиваций и желаний существо, вплоть до полностью растительного состояния "овоща". Поскольку робот становится слабым источником энергии, помпилианцам необходимо время от времени обновлять рабов.

Помпилианец может мгновенно задавать вопросы и отдавать приказы своим рабам даже через парсеки расстояния.

Все помпилианцы на подсознательном уровне мгновенно ощущают, раб ли данный человек, или же семилибертус (полураб), или же свободный. Другие расы этого ощутить не могут.

Юридический и психический статус раба - разные вещи. Как правило, "рабы психически" являются и рабами юридически, однако возможны юридические рабы, которые психически при этом свободны.

Семилибертус уже не подчиняется хозяину так, как раб, но на нем есть "ошейник", через который хозяин в любой момент может сделать ему больно или даже удушить. Обычно семилибертусы используются как актеры ток-шоу - на съемке они выворачивают себя наизнанку, не будучи способными ничего утаивать, в т.ч. весь весьма личный негатив.

Если помпилианец клеймит в рабы человека, находящегося без сознания, возникает витаморт - нежить, которая не способна ни к чему самостоятельно, и требует усилий помпилианца даже для шевеления руками-ногами. Такой человек уже никогда не очнется и скоро умрет окончательно.

В каждой расе энергетов изредка (на момент романа было около 320 антисов) рождаются люди, способные по желанию переходить из материального состояния в энергетическое (волновое) и обратно — так называемые антисы. Считается, что у не-энергетических рас (в т.ч. помпилианцев) не может быть антисов. Антис в волновом виде - это космический исполин, путешествующий в космосе на сверхсвете и могущий жечь космические корабли. Момент перехода антиса в волновой вид сопровождается мощным взрывом.

Также потомство энергетов и не-энергетов теряет энергетические свойства.

Вторичный эффект Вейса

Вторичный эффект Вейса, иначе галлюцинаторный комплекс или шелуха — каждый энергет, полуэнергет (помпилианец) или человек, взаимодействующий с энергетом в момент использования последним энергетических функций «выпадает» в галлюцинаторную реальность, которая соответствует проекции действий энергета на обыденную реальность. Например, рабы на помпилианских кораблях в момент преобразования их ментальной энергии в лучистую видят себя рабами на античной галере, вехдены, поддерживающие термоядерный реактор, «под шелухой» топят очаг в доме, антис Нейрам представляется Борготте исполином и т. д. Также «под шелухой» работают телепаты, психиры и остальные пси-активные не-энергеты.

Вехденские спецназовцы, а также психиры, способны сражаться и работать "под шелухой", одновременно воспринимая и осознавая две реальности, и четко понимая, что шелуха, а что под ней.

Невропасты, телепаты и психиры

Некоторые люди, даже не энергетических рас, имеют телепатические способности.

Слабый телепат может лишь корректировать моторику, речь и мысли других людей, причем как правило от "куклы" (корректируемого) требуется трехкратное согласие (исключения есть, например, сектанты с Сеченя, но крайне редки). Такой телепат называется невропаст, это высокооплачиваемая профессия (снять комплексы, например, заикание, вельможе во время бала или генералу во время торжественной речи, улучшить состояние сваливающегося в аутизм гематра и т.д.). Во время работы невропаст видит моторику и речь "куклы" как пучки нитей. Зачастую невропаст во время работы сваливается "под шелуху".

Настоящий телепат способен полностью овладевать человеком и копаться в его подсознании и мозговой деятельности вплоть до уровня отдельных синапсов. Это возможно даже и без согласия человека, однако не-преступные (и не-спецслужбистские) телепаты этого крайне сильно избегают (например, было несколько варварских бунтов с массовыми убийствами в протест против применения по данным варварам телепатии). В "Urbi et Orbi" также существует автоматизированный полицейский контроль за попытками несанкционированного применения телепатии, а детей-телепатов в обязательном порядке переводят в спец-интернат (возможность общения с близкими сохраняется).

Флуктуации континуума

Гиперпространственные переходы космических кораблей создают возмущения пространственно-временного континуума, так называемые флуктуации. Флуктуации, скапливающиеся в районах точек переходов, способны полностью высасывать энергию из космических кораблей, а проникая в людей, лишать их разума. Флуктуации считаются природным явлением, для их рассеивания применяются боевые корабли. Также рассеивать флуктуации способны и антисы.

Самая развитая флуктуация - пенетратор. Разумна. Есть сходство с антисом в волновом виде, но, если антис выращен как человек, является человеком и об этом не забывает, то пенетратор - Чужое.

Пенетратор может овладевать людьми на борту космических кораблей и таким образом общаться с другими членами команды. Когда пенетратор покидает такого человека, тот умирает, а тело распыляется или сгорает.

"Под шелухой" флуктуации выглядят как мифологические чудища.

Намоды

В Ойкумене существует некоторое количество наследственно-модифицированных людей, в частности полулюдей-полусобак. Намоды-киноиды являются полноправными людьми, но плюс к этому имеют и некоторые качества собак, в т.ч. гигантскую силу в рукопашной схватке. У намодов, как и у элитных собак, есть понятия чемпионов породы и "вязок" с целью улучшения оной. Намоды-чемпионы в человеческом обществе являются очень красивыми внешне людьми, и занимают положение, сходное с положением кинозвезд.

Киноид может иметь хозяина, которого обожествляет и абсолютно ему предан, вплоть до того, что помпилианец не может заклеймить такого киноида в рабы (у него уже есть хозяин).

Помимо намодов-киноидов в романе эпизодически упомянут и намод-серпентоид (человек-змея).

Планеты, на которых разворачивается основное действие

• Борго — родная планета Лючано Борготты, варварский мир, член Лиги, носящий черты европейской средиземноморской страны 20-30 годов XX столетия.
• Кемчуга — варварская планета в системе Гаммы Шамана, где Лючано Борготта отбывал первый срок в тюрьме Мей-Гиле.
• Китта — планета мира вудунов
• Михр, Хордад, Тир, Фравардин — планеты системы двойной звезды Йездан-Даста, главные планеты империи вехденов.
• Помпилия, Квинтилис, Октуберан — планеты мира помпилианцев.
• Сечень, созвездие Архиерея — варварский мир, член Лиги, носит черты русской провинции первой половины XIX века.
• Террафима — варварская планета, носит черты Испании времен абсолютизма. Место гладиатория и лаборатории Юлии Руф.
• Тамир — ледяная планета, на которой проживает несколько тысяч геологов и горных рабочих.

Главные герои

• Лючано Борготта, он же Тарталья — невропаст с планеты Борго. Техноложец.
• Карл Эмерих (маэстро Карл) - невропаст, учитель и бывший начальник Лючано. Техноложец.
• Гишериан Ахаханаврак Йинувье (Добряк Гишер) - тюремный служащий тюрьмы Мей-Гиле на Кемчуге, экзекутор (палач). Варвар.
• Гай Октавиан Тумидус — Гард-легат. Помпилианец.
• Юлия Руф — Генетик-исследователь. Помпилианка.
• Нейрам Саманган — антис, сын сатрапа Пира Самангана и любимец императора Кобада (пожалован титул лидер-антиса). Вехден.
• Лука Шармаль — крупный бизнесмен, миллиардер. Гематр.
• Айзек Шармаль - сын Луки Шармаля, социолог. Гематр.
• Фионина Вамбугу — адвокат. Вудуни.
• Лусэро Шанвури, он же Папа Лусэро - вудун, антис.
• Адольф Фридрихович Штильнер — ученый-генетик, впервые удачно провел эксперимент по закреплению энергетических свойств у детей от смешанных браков энергетов и не-энергетов. Техноложец.
• Давид и Джессика Шармаль — внуки Луки Шармаля и дети профессора Штильнера. Полу-гематры, сохранившие свойства гематров в полной мере.
• Фаруд Сагзи - полковник службы расовой безопасности. Вехден.
• Бижан Хезерван (Бижан Трубач) — майор службы расовой безопасности. Вехден.
• Заль Ардашир (Заль Гитарист) — капитан службы расовой безопасности. Вехден.

Сюжет

Книга первая — «Кукольник»

Лючано Борготта по прозвищу «Тарталья» — директор уникального театра. «Артисты» театра не играют сами, но управляют моторикой и речью заказчиков, превращая частные вечеринки в веселые представления и карнавалы. Впрочем, это не единственное занятие невропастов. Все, что умеют невропасты, это с согласия клиента корректировать его речь и моторику. Однако при этом они способны заставить нормально двигаться и связно говорить абсолютно пьяного человека, придать речи пафос, а жестам — уверенность и так далее. Сам Лючано — уникум, в отличие от большинства невропастов он умеет управлять и первой (моторика), и второй (речь) системами человека одновременно, что, как правило, не под силу большинству невропастов. Кроме того, после отсидки в тюрьме, где Лючано пошел на сотрудничество с властями, он научился мастерству экзекутора-палача, а благодаря таланту невропаста он способен насылать боль дистанционно, иногда не контролируя себя.

Собственный театр Лючано-Тартальи был создан по настоянию графа Мальцова с планеты Сечень. Граф помог набрать «актеров» из своих крепостных и финансировал театр на начальном этапе. Сам граф практически разорен спонсорской деятельностью евгенического центра «Грядущее», где профессор Штильнер пытается добиться закрепления энергетических свойств у детей — потомства энергетов и не-энергетов.

Прибыв на планету Китта после отработки вечеринки одного богатого гематра (на деле речь шла о помощи гематру, у которого начиналась "монополяризация психики", типичное для гематров расстройство по типу аутизма) театр Лючано получает сразу несколько выгодных контрактов. Лючано отправляет своих «актеров» обслуживать очередного клиента, а сам берется помочь гард-легату с Помпилии Гаю Тумидусу сказать торжественную речь на выпуске военной академии. Во время речи у Тартальи начинается приступ мигрени и он против собственного желания насылает боль гард-легату и практически срывает речь. Гай подает в суд на Лючано, последнего сажают в предварительную тюрьму, где он знакомится с антисом Папой Лусэро, который делает ему уникальную движущуюся татуировку. Несмотря на усилия адвоката Фионины Вамбугу, умеющей работать и "под шелухой" на уровне Лоа (приходит в ужас от Лоа Борготты, говорит, что "Лоа с когтями"), Гай выигрывает процесс. Лючано осужден на три года тюрьмы, которые заменены на три года в рабстве у Тумидуса.

В рабстве Лючано знакомится с Давидом и Джессикой Шармаль еще не подозревая, что близнецы — внуки мультимиллиардера Луки Шармаля, и попадает на космическую галеру Гая. Также на галере оказывается помпилианка Юлия, приятельница Гая Тумидуса, брюнетка огромной силы характера, возможно, превосходящая в этом Гая. Удивительно, но Юлия, в отличие от других помпилианцев, не относится к Лючано как к мебели. По обрывкам фраз между Гаем, его товарищем-корсаром и Юлией становится ясно, что Юлия руководит какими-то лабораториями.

Тарталья участвует в налете на еще незарегистрированный Галактической Лигой варварский мир (нечто вроде Украины времен Первой Мировой), где помпилианцы хотят набрать свежих рабов. Неожиданно помпилианцы получают отпор, и Тарталье приходится спасать жизнь Тумидусу. Так как Тарталья-раб не способен действовать без приказа хозяина, Тумидус снижает контроль. Сразу после отлета с планеты галера подвергается атаке флуктуаций континуума и небольшая часть флуктуации «селится» внутри Тартальи. Выжив после атаки только благодаря киттянскому антису Лусэро Шанвури «Папе Лусэро», Тумидус в очередной раз убеждается, что держать Тарталью на коротком поводке, как остальных рабов, себе дороже и, по рекомендации антиса, ослабляет клеймо, делая Лючано семилибертусом — слабее контролируемым рабом, со значительно расширенными правами и возможностями.

Книга вторая — «Куколка»

Семилибертус (полураб) Тарталья отныне выступает в новом качестве. Гай Тумидус сдает в его в гладиаторий, но это не простой гладиаторий. Под воздействием ментального «ошейника» психика полураба причудливо видоизменяется и во время так называемых шоу из него в вербальной форме лезет весь накопленный в течение жизни негатив. Такие шоу с удовольствием смотрят помпилианцы. Дабы дать негативным эмоциям физический выход и не допустить драк и потасовок между полурабами, за каждым «гладиатором» закрепляют «овоща» — одного из живущих в подвалах гладиатория кататоников с полностью разрушенной психикой. За Тартальей закрепляют блондина (далее оказывается, что вехдена, но на тот момент в тексте это не сказано) средних лет, которого сам Тарталья называет Пульчинелло. В обязанности гладиатора входит кормить своего «овоща» два раза в день и установить с ним ментальный контакт. Пульчинелло не воспринимает голосовые команды, поэтому Тарталья воздействует на психику и моторику Пульчинелло и заставляет его есть. У Пульчинелло Тарталья обнаруживает не только первую (моторика) и вторую (речевой аппарат) системы, но и третью систему, незнакомую ему.

В то же время, благодаря флуктуации, поселившейся внутри Тартальи, последний получает дар заглядывать в прошлое, точнее - в те моменты прошлого, свидетелем которых стала сама флуктуация. Тарталья начинает понимать, что флуктуации как минимум полуразумны. Кроме того, ему открывается история близнецов Шармаль — детей профессора-техноложца Адольфа Штильнера и Эмилии Шармаль, дочери гематра Луки Шармаля. Несмотря на смешанное происхождение, дети полностью унаследовали энергетические свойства гематров, при этом более эмоциональны, чем гематры натуральные. Однако когда Лука Шармаль узнал о смешанном происхождении внуков, он добился разорения центра «Грядущее». Его же сын пошел еще дальше и продал племянников в рабство. Оба они являются участниками движения «За чистоту», выступающего против браков между гематрами и не-гематрами.

Неожиданно Тарталья получает приглашение от Юлии, которая оказывается на той же планете. Тарталья посещает Юлию и выясняет, что сама Юлия уже много лет занимается проблемами возникновения и передачи по наследству энергетических свойств, а также ликвидации зависимости помпилианцев от наличия рабов. В частности Юлия избавилась от всех рабов, что для помпилианца равносильно смерти от депрессии и связанных с ней расстройств (Юлия прошла через жуткие мучения), и выкупила у Тумидуса близнецов Шармаль, дав им свободу.

Внезапно на особняк Юлии нападает секта Ревнителей пророка Хосенидеса. Обороняясь от них, Юлия впадает в совершенно сумасшедшее состояние и наносит по ним удар могучей, ранее никем не виданной, телепатией, от чего многие сектанты гибнут, а Юлия еще некоторое время после этого "не в себе". Однако сразу же за этим Тарталью похищают прилетевшие на космоботе наёмники вехдены (по легенде - рок-группа, Бижан Трубач, гитарист и барабанщик), по ошибке приняв его за Штильнера, который должен был посетить Юлию.

На корабле вехденов Лючано отдают в руки психира, который должен вырезать ему память обо всем, что связано с близнецами. Психир немедленно обнаруживает, что перед ним не Штильнер, однако дальше все становится еще суровее: психир обнаруживает, что перед ним помпилианский раб, а вмешательство психира в раба немедленно вызывает драку с хозяином раба "под шелухой". Психир считает, что его "подставили". Во время драки Гай снимает с Лючано клеймо раба вовсе, а тот, уже не "под шелухой", а в реале, убивает психира (занятого дракой с Гаем) палкой по голове.

Выяснив ошибку вехдены решают уничтожить Тарталью, но его узнает по гипервидеосвязи командир боевого отряда Фаруд Сагзи, с которым Тарталья некогда сидел в одной тюрьме. Неожиданно на корабле, практически его разрушив, появляется Пульчинелло, в котором потрясенные вехдены узнают лидер-антиса своей расы Нейрама Самангана, пропавшего без вести три года назад.

При этом через влияние флуктуации-симбионта Борготта еще ранее видел "под шелухой", как именно было подстроено исчезновение Нейрама. Антисы неуязвимы ни для какого оружия (успевают перейти в волновое состояние со взрывом). Для того, чтобы избавиться от антиса (якобы во имя интересов вехденской державы), используется плесень куим-се, которая есть материал записи для арт-транса ("продвинутый" кинематограф). Фаруд Сагзи внедрился в помощники к арт-транс-режиссёру Монтелье, и получил доступ к капсуле записи. Следом прилетела загримированная Юлия, привезя с собой раба-робота, практически "овоща". Записав робота на плесень, Фаруд использовал эту плесень, угостив ею Нейрама, от чего последний потерял сознание. Далее он, в состоянии "овоща", оказался в одной психиатрической клинике с Юлией - последняя из-за обезрабливания время от времени испытывает неконтролируемые приступы, опасные для окружающих, как это и случилось во время схватки с сектантами. Из разговора психиатра и начальника Юлииной охраны Антония (приставлен отцом Юлии, помпилианским вельможей) становится ясно, что эти приступы есть то, во что переродилась врожденная способность помпилианки клеймить рабов.

Нейрам абсолютно обеспамятел, но нашел в космосе Тарталью, потому что наступило время ужина. Неконтролируемый переход антиса из волны в вещественное состояние полностью разрушает двигательный отсек корабля. Почувствовав появление Нейрама в космосе, через его тело с Лючано, Юлией, близнецами Шармаль и вехденами вступает в контакт разумная высшая флуктуация-пенетратор, известная людям как Птица Шам-Марг. Птица давно дружит с Нейрамом, и теперь пытается понять, что с ним произошло. Тарталье удается договориться с Шам-Марг, и та вместе с Нейрамом переходит в волновое состояние в районе дюз корабля. Отдачей корабль направляет к ближайшей обитаемой планете системы.

Книга третья — «Кукольных дел мастер»

Прибыв в обитаемый мир Тамира Тарталья, Юлия и вехденские спецназовцы расстаются. Борготта попадает в руки агента, который давно охотится за группой Бижана, и обвиняет Борготту в убийстве сектантов Хосенидеса и во взрыве гладиатория (Нейрам перешел в волну в подвале гладиатория). Однако через короткое время Тарталью вновь похищают (спасают?) вехдены. Оказывается, безумный Нейрам Саманган раз за разом возвращается в то место, где он потерял память на поверхности одной из планет вехденов, сея хаос и разрушения при неконтролируемом переходе. Благодаря «экскурсам в прошлое» Тарталья узнает, что лишение Нейрама памяти было операцией спецслужб ведхенов, но предпочитает держать свои знания при себе.

Попав в мир вехденов, Тарталья связывается с Лукой Шармалем и открывает ему местонахождение внуков, за что Лука переводит ему 30 миллионов экю. Сразу после этого Тарталью снова похищают Фаруд Сагзи и его люди.

Лука прилетает на Тамир с големом Эдамом и пытается забрать детей у Юлии. Юлия соглашается на юридическое освобождение детей (а психически они освобождены ею же уже давно), но дети хотят как свободные люди остаться с ней. Лука соглашается, но приставляет к ним голема. Также на корабль Юлии попадает адвокатша Фионина, ищущая своего клиента с уникальным Лоа.

Тарталье предлагают попробовать привести Нейрама во вменяемое состояние. Лючано знает, что человек, предлагающий ему нормализовать Нейрама, стоит за заговором (отец Нейрама сатрап Саманган), но отказаться не может. В это время в мире вехденов происходит переворот, и планета, на которую предстоит высадиться Тарталье с офицерами расовой безопасности, объявляет независимость. В качестве гаранта мира приглашается ограниченный воинский контингент помпилианцев (старые враги вехденов), с которым в качестве военного советника летит Гай Тумидус.

Тарталье удается войти в контакт с Нейрамом. Во время этого на место событий прибывает Тумидус с группой помпилианцев, который нашел имя Борготты в списках вехденских "спортсменов". В результате боя помпилианцев с вехденами Тумидус попадает в плен, откуда бежит, наложив клеймо на бессознательного раненого вехдена (получив витаморта, который открыл ему дверь).

В самый последний момент оставшиеся в живых вехдены уже на грани убить и Тарталью, и Тумидуса. Однако последний использует остаток силы своего "клейма" для попытки подчинения вехденов, а первый, видя все происходящее "под шелухой" и при помощи "внутреннего огня" вехденов и "клейма" Тумидуса, активирует третью систему антиса. В произошедшем взрыве гибнет командир вехденов Фаруд Сагзи, а антис набрасывается на помпилианский флот и наносит ему серьезные потери.

При этом сам Тарталья, Тумидус и вехдены Заль-"гитарист" и Бижан становятся частью антиса и переносятся на заброшенную орбитальную тюрьму Шеол. К Нейраму возвращается память, но это память двадцатисемилетней давности и он отказывается верить происходящему, после чего контролируемо покидает Шеол, оставляя там Тарталью и остальных. Далее Нейрам попадает в гости к отрекшемуся, но сохранившему большое влияние вехденскому императору-кею Кобаду, который давно ему симпатизировал. Когда Нейрам связывается по коммуникатору с отцом, отец, едва его не погубивший, кончает с собой.

Герои остаются на Шеоле. Орбитальная тюрьма без охранников, но с зэками, 11 лет назад провалилась в червоточину, и ныне находится неизвестно где в космосе. Связь, если и осталась, то находится по контролем управляющего компьютера тюрьмы (который по-прежнему поддерживает тюремный режим) и недоступна заключенным. Вокруг тюрьмы возникает целый роль пенетраторов, которые время от времени овладевают кем-то из шеольцев и покидают его, разрушая тело.

Сообщество заключенных превратилось в секту рефаимов, которые поклоняются Малому Господу (управляющему компьютеру), а одержание пенетраторов понимают как ангельское Осенение. Руководит сектой очень красивая девушка-блондинка, которую зовут Пастушка (далее выясняется, что она имеет огромную силу в рукопашной схватке и лично убила некоторых авторитетных зэков, которые выступали против секты). Также Пастушка имеет очень проникновенный низкий голос, оказывающий телепатическое воздействие. Пастушка старается поддерживать порядок на станции, и уменьшает количество агрессии (сектанты вялы и малоагрессивны).

Далее к Шеолу автоматически притягивается космический корабль Юлии Руф, с Юлией, Антонием, адвокатшей Фиониной, детьми-гематрами и големом Эдамом на борту.

Давид и Джессика с первого взгляда узнают в Пастушке намода-киноида (называют её "сука", потом говорят, что это не ругательсто, а литературное обозначение самки собаки), а бывший тюремный священник Авель рассказывает предысторию Пастушки. Девушка по имени Марийка действительно намод-киноид, предназначенный для выпаса овец и их обороны от волков. Случайно оказавшись в зоопарке и увидев, как волки пожирают её любимых овец, она кратковременно сходит с ума и убивает в припадке ярости нескольких посетителей зоопарка, за что попадает в тюрьму. В тюрьме же она увлекается религией и оказывается во главе секты рефаимов.

Для бегства с Шеола Фионина пытается использовать полномочия адвоката, чтобы побудить "Малого Господа" связаться с вышестоящим начальством. Это не получается, ибо на Шеоле осталась старая база данных, по которой Фионина еще не получила лицензию.

Тогда дети-гематры задумывают второй план: чтобы побудить компьютер подать сигнал бедствия, они начинают инсценированную драку, и убегают от вмешательства голема в пристыкованный космический корабль, зная, что голем императивно обязан их защищать. Голем, в попытке добраться до детей, рушит воздушный шлюз, создавая аварийную ситуацию, и в результате гибнет сам.

После этого Юлия, попадая снова в свой приступ, пытается использовать свою телепатическую мощь для контроля компьютера, но её чуть не убивает Марийка. Юлию спасают Гай и вехденские спецназовцы, вступают с Пастушкой в драку, которая смертельно опасна для них всех.

Благодаря безвыходной ситуации Тарталья повторяет опыт и создает коланта — коллективного антиса, где энергеты и Пастушка ("под шелухой" - собака) отвечают за наличие энергии перехода, помпилианец (в данном случае Юлия) связывает людей воедино, а невропаст активизирует третью систему. В финале все герои встречаются в старом доме Тартальи, а сам Тарталья женится на Юлии Руф. Тарталья и Штильнер открывают центры по тренировке экипажей колантов — групп людей, путешествующих по галактике в виде сгустков энергии.

Интересные факты

• Земля не упоминается в романе ни как одна из заселенных планет, ни как прародина человечества. В одном из интервью Олди утверждают, что Земля в мире Ойкумены не существует, она лишь мифическая прародина человечества.
• Идея третьей сигнальной системы антисов (после моторики и вербальной системы людей) перекликаются с «третьей импульсной системой» люденов Стругацких. Однако антисы Олди — антитеза люденам Стругацких. В мире Ойкумены антисами рождаются, в то время как люденов Стругацких инициируют. Кроме того антисов с детства воспитывают с чувством принадлежности к Человечеству и своей расе и ответственности за них.
• Авторы в своих произведениях дважды используют имя легендарного персидского царя Кей-Кобада. В романе «Ойкумена» кей Кобад — отрекшийся от престола глава империи вехденов, друг и наставник Нейрама Самангана.
• Фраза пьяного декуриона «Pedicabo ego vos et irrumabo» — первая строфа нецензурного стихотворения Гая Валерия Катулла «Catullus 16». Впервые стихотворение было опубликовано в неотцензуренном виде лишь в конце XX века. Фраза представляет собой угрозу насильственных действий сексуального характера в извращенной форме.
• Название банка «Разенфайзен», где Борготта проверяет состояние счета, придумано по созвучности с названием банка «Райффайзен», филиалы которого не редкость в Харькове.

Литература

• Мария Галина Генри Лайон ОЛДИ. ОЙКУМЕНА. КУКОЛЬНЫХ ДЕЛ МАСТЕР // Если : журнал. — Москва: Любимая книга, 2008. — № 3. — С. 266. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0136-0140&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0136-0140].

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ойкумена (роман)

Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..

Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.


Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.
В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.