Джунгарское ханство

Джунгарское ханство
ᠵᠡᠭᠦᠨ ᠭᠠᠷ ᠤᠨ ᠬᠠᠭᠠᠨᠲᠣ ᠣᠯᠣᠰ
(ханство)
←   ← 1635 — 1755 →
Столица	Кульджа
Язык(и)	ойратский
Религия	До XVI века ойратский культ Тенгри — простая вера (хар шажн, хара шаҗн), шаманизм (бөө мөргөл), после XVI века буддизм (гелуг), сосуществующий с культом Тенгри и шаманизмом.
Законодательство	Степное Уложение
Население	600,000 ойратов (сер. XVIII века). Другие: уйгуры, алтайцы, тувинцы, хакасы.
Форма правления	монархия
Династия	Чорос
Хунтайджи
- 1635—1653	Эрдэни-Батур
- 1653—1651	Сенге
Хан
- 1651—1697	Галдан-Бошогту
Хунтайджи
- 1697—1727	Цэван-Рабдан
- 1727—1746	Галдан-Цэрэн
- 1746—1749	Цэван-Дорджи
- 1749—1753	Лама-Даржа
- 1753—1755	Давачи

К:Появились в 1635 годуК:Исчезли в 1755 году

История Монголии
Культура · История · География
Древняя история Культура плиточных могил Хуннское государство 209 до.н.э–93 н.э Сяньбийское государство 93-234 Жужаньский каганат 330-555 Восточно-тюркский каганат 603-746 Уйгурский каганат 744-840 Киданьский каганат 907-1125
Средневековье Монгольская империя 1206-1368 Юаньская империя 1271-1368 Монгольский каганат 1368-1691 Ойратское ханство 1399-1634 Джунгарское ханство 1634-1758 В Цинской империи 1691-1911
Новая история Национальная революция 1911 Богдо-ханская Монголия 1911-1924 Народная революция 1921 Народная республика 1924–1992
Новейшая история Демократическая революция 1990 Современная Монголия 1992-
Портал «Монголия»

Джунгарское ханство (в старорусских источниках также Зюнгарское ханство; старомонг. ᠋᠋᠋ᠵᠡᠭᠦᠨ ᠭᠠᠷ ᠤᠨ ᠬᠠᠭᠠᠨᠲᠣ ᠣᠯᠣᠰ; jegün γar-un qaγan-tu ulus, калм. Зүн Һарин хаана улс; монг. Зүүнгарын хаант улс; также калм. Дөрвөн өөрд улс — «Государство Четырёх Ойратов», калм. Догшн Зүңһара Нутук — «Грозный(Свирепый, Бешеный) Зюнгарский Нутук (государство)») — ойрат-монгольское государство, существовавшее в XVII—XVIII веках на территории, которая ныне относится к Казахстану, Киргизии, Китаю, России, Монголии и занимавшее земли от Тибета, и Китая на юге, до Сибири на севере, от Урала и Хивинского, а также Бухарского ханств на западе до Халха-Монголии на востоке, включая в себя озеро Балхаш, Семиречье, озеро Кукунор, горы Тянь-Шань, Алтай, долину реки Или, верховья Оби, Иртыша и Енисея и пр. Доныне на указанной территории расположены руины ойратских (зюнгарских, калмыцких) буддистских монастырей и крепостей (Семипалатинск, Зайсан), наскальные изображения Будды (под Алма-Атой, около Иссык-Куля) и пр.

Этимология

«Ойр» — в переводе с монгольского языка означает — «союзный, близкий, союзник». В переводе с калмыцкого и монгольского языков «зюн гар» означает — «левая рука», когда-то — левое крыло монгольского войска, которое составляли при Чингис-хане и его потомках — ойраты, которых ныне именуют европейскими ойратами (калмыками), ойратами Монголии и Китая. В мусульманских и перенявших от них это название русских исторических источниках ойраты назывались и называются калмыками или зюнгарами (зенгорами, джунгарами), в китайских источниках — элютами или олютами (искажённое в китайской транскрипции слово «ойрат»), единое же историческое самоназвание этого народа, ныне проживающего на территории Российской Федерации (Республика Калмыкия), Республика Монголия (западномонгольские аймаки) и Китая (Синьцзян-Уйгурский автономный округ) — Өрд (в русском произношении — «ойраты»). Образовались в начале XVII века путем объединения ойратских субэтносов чоросов, дербетов и хойтов под именем "зүңһар" (зюнгар) под руководством потомка тайшей Тогона и Эсэна - Гумэчи, носившего титул Хара-Хула-тайджи. Позднее цоросы (чоросы) и хойты были поглощены более крупной этногруппой ойратского народа - дербетами (дөрвүдами).

Происхождение

Ойраты (калмыки, зюнгары, джунгары) — некогда единый монголоязычный народ, после распада Монгольской империи и покорения монголов манчжурами создавший в результате войн с Манчжурской империей Цин, Российской империей, государствами и племенными союзами Средней Азии три государства — Джунгарское ханство, Калмыцкое ханство и Хошутское ханство. Основными современными центрами расселения ойратов ныне являются Российская Федерация (Республика Калмыкия), Монголия (западные аймаки) и Китай (Синьцзян-Уйгурский автономный район и провинция Цинхай). Первые упоминания об ойратах известны с XIII века, когда они добровольно в качестве союзников вошли в состав империи Чингисхана и их дальнейшая история была тесно связана с её становлением и завоеваниями.

В «Сокровенном сказании» говорится: «За то, что Ойратский Кудука-беки ранее всех привел к покорности Тумен Ойратов, Чингис - хан выдал за его сына Иналчи дочь Чечекен, за брата Иналчи-Торелчи выдал дочь Джучи Холуйкан. Алака-беки была выдана за Онкута». Рашид ад-Дин в "Сборнике летописей сообща­ет, что Хутуга-бэки, стоявший в начале XIII в. во главе ойратов, был из племени древнего аристократического рода дурбэнов из которого происходили пра­вители ойратов Хутуга-бэки и его сыновья. Таким образом ойраты породнились с Чингис - ханом. Во времена Чингисхана, когда в целях избежания сепаратизма были смешаны между собой многие монгольские племена, ойраты держались несколько обособленно; они управлялись своими правителями, которые передавали власть по наследству и были породнены династийными браками с домом Чингисхана. Добровольный приход Худуха-беки из ойратского племени дербен(дербет) Чингис хан оценил очень высоко. Этот акт доброй воли позволил ойратам породниться с Домом Чингис-хана. Благодаря этому представители ойратских родов занимали привилегированное положение в юрте Великого Хана и высокие государственные посты. Кроме сообщенного выше(женитьбы сыновей ойратского(дербетского) Кудука-беки Иналчи и Торелчи на дочери Чингис-хана Чечекен и внучке Чингисхана Холуйкан, которая была дочерью Джучи - старшего сына Чингис-хана), в качестве ответной меры - одна дочь Худуха-беки по имени Огул-Каймиш была выдана замуж за Менгу-хан. Говорят, хотя «она была снохой Хубилай-хана и Хулагу-хана, она всегда называла их сыновьями, а они оказывали ей полный почет». Это говорит о высоком ее положении при Дворе Великого Завоевателя и его потомков. В результате заключения браков между сыновьями, дочерьми и потомками Чингис-хана и Кутука-беки, образовалась целая династия, из которой трудно выделить прямых потомков того или другого Дома. Одна из дочерей была выдана замуж за Ариг-Бугу, стала его старшей женой. Другая дочь — Уркене-хатун (Эргени-хатн) была замужем за Хара-Хулагу — внуком Чагатая, он называл ее Уркене-бер, т. е. невестка. Она долгое время управляла улусом Чагатая.

После распада Монгольской империи в XIV—XVI вв. ойраты создали союз Дербен-Ойрат, а в кон. XVI — нач. XVII веков проживавшие в Джунгарии и соседних регионах племена ойратов разделились: одна часть откочевала в район озера Кукунор (Хошутское ханство), другая, оставшись на месте, составила основное население Джунгарского ханства, а третья — переместилась на европейские территории Калмыцкого ханства.

Ойраты перестают упоминаться как отдельное племя в XV в., и именно в это время появляются такие этнические группировки ойратской народности, как дэрбэты и джунгары. Они-то и есть потомки древних ойратов. С гибелью Эсена-тайши его владе­ния были поделены между его двумя сыновьями Боро Нахалом и Эсмэт-Дархан-нойоном. Об этом сообщает "Илэтхэл шастир". Причем те ойраты, которые отошли к Боро Нахалу, стали называться дэрбэтами, поддан­ные Эсмэт-Дархан-нойона — джунгарами. Таким обра­зом, административно-географическое понятие ’ "джунгар" ("зюнгар") почти полностью вытеснило эт­ноним "ойрат". История монголов знает подобные примеры с названиями "чахар", "халха" и т.д. Поголовным истреблением джунгаров в 1757— 1758 гг. после разгрома Джунгарского ханства Цинской им­перией и объясняется их исчезновение как отдель­ного этнического компонента в составе ойратской народности и самой этой народности, в которой джунгары составляли большинство.

История

Возникновение государства

В результате конфликта между монгольской династией Северной Юань и ойратами в 1399 году ойраты создали собственное государство Дербен-Ойрат. В XVII веке ойраты на основе этого государства создали Джунгарское ханство. Основание ханства относится к 1634 году или 1676 (1678) году. Как считает большинство историков, государство создалось во время правления Хара-Хула-тайджи. Но некоторые историки считают, что Галдан-Бошогту создал Джунгарское ханство т.е государство возникло не раньше середины 1670-х годов. В 1666 году борьба Галдан-Бошогту за власть окончилась.

В XV веке, когда средневековая Монголия достигла пика своего могущества, местные калмыцкие (ойратские) тайши, которые к тому времени захватили власть в Монгольской империи, уже не боялись накалять отношения с соседним Китаем по поводу торговых отношений. Обоюдное обострение событий привело к ойрато-китайской войне в 1449 году, когда ойратский Эсэн-тайши, фактический лидер монголов, вознамерился завоевать Китай и воссоздать монгольскую Юаньскую империю образца времен Хубилай-хана.

Летом 1449 года двадцатитысячная монголо-ойратская армия под командованием калмыцкого (ойратского) Эсэн-тайши вторглась на территорию Китая и, разделившись на три группы, двинулась по направлению к Пекину. 4 августа огромная китайская армия династии Мин выступила в поход под командованием императора Чжу Цичжэня. Главный евнух (министерства) Ведомства ритуалов Ван Чжэнь, ставший фактически вторым лицом после императора, уговорил молодого монарха совершить победный марш-бросок на север и разгромить ойратского Эсэна на территории Монголии. Самонадеянность огромного китайского войска и китайского императора, добивавшегося воплощения этой идеи, стала очевидной очень скоро.

Генеральное сражение произошло 1 сентября 1449 года в местности Туму, к юго-западу от горы Хуайлай в современной провинции Хубэй. Встретив огромную китайскую армию, намного превосходившую по численности ойратское войско, ойраты нанесли ей сокрушительное поражение. Многие высшие сановники империи погибли на поле боя, в ожесточенной рубке, в том числе и Ван Чжэнь. Император и многие придворные попали в плен к ойратам (калмыкам).

Эсэн полагал, что пленный император — это весомая карта, и прекратил военные действия, вернувшись в ойратские кочевья. Обороной Пекина же занялся энергичный китайский полководец Юй Цянь, который возвёл на престол нового императора, младшего брата Чжу Цичжэня — Чжу Циюя. Последовав советам придворных китайских министров-евнухов и отклонив предложения Эсэна о выкупе императора, Юй заявил, что страна важнее жизни императора. Эсэн, так и не добившись выкупа от китайцев, спустя четыре года по совету своей жены отпустил императора, с которым расставался уже как с другом. Сам же лидер ойратов встретил жёсткую критику за свою непродуманную политику и спустя шесть лет после Тумуской битвы (по китайски — катастрофы) был предательски убит покоренными родственниками казненного им монгольского аристократа.

Будущие правители Джунгарского ханства принадлежали к племени чоросов и являлись потомками ойратских тайшей Тогона и Эсэна. В начале XVII века потомок Эсэна, Гумэчи, носивший титул Хара-Хула-тайджи, возглавил объединение чоросов, дербетов и хойтов, объединившихся под именем "зюнгаров" (Зүңһарин Нутук) и повёл войну против Шолой-Убуши-хунтайджи, хотогойтского Алтан-хана, несколько лет назад изгнавшего ойратов из западной Халхи. В этот период из ойратов лишь хошоутский вождь Турубайху носил титул хана, в то время как дербетский Батур-Далай-тайша считался наиболее могущественным. Сын Хара-Хулы, Батур-хунтайджи, присоединился к тибетской экспедиции Гуши-хана Турубайху, получив в награду от Далай-ламы V титул Эрдни. В результате военно-политической экспансии и столкновений с Манчжурской империей Цин, Россией, государствами и племенными союзами Средней Азии, с 1630 по 1677 год территория Джунгарского ханства значительно увеличилась, были образованы три государственных образования: Джунгарское ханство в Центральной Азии, Калмыцкое ханство в Поволжье, и Кукунорское ханство в Тибете и современном Китае.

Все джунгарские князья, биографии которых да­ны в "Илэтхэл шастир", в большинстве своем по­томки Батур-хунтайджи и принадлежат к роду Чорос. К этому же аристократическому роду принадлежат и дэрбэтские князья. В резюме биографий князей Цэр- бэтского аймака говорится, что "элёты племени дэрбэтов суть потомки чоросов Кто же такие чоросы? В оглавлении к родословным чоросов есть следующее примечание: "Чоросы — это одно главенствующее племя среди „дурбэн-ойратов”. В 20-м году правления Тэнгрийин тэтхугсэнумиротвори­ли джунгаров и захватили в плен начальствующего тайджи — чороса Даваци с людьми. По возвращении в столицу ему было пожаловано достоинство вана, и он был поселен в столице.

В 1640 году ойратские правители провели общемонгольский съезд, на котором приняли Степное Уложение, установившее единые законы для всех ойратских владений и определившее буддизм школы гелуг в качестве единой религии. В этом съезде принимали участие представители всех ойратских и халха-монгольских ханских и княжеских родов, от междуречья Яика и Волги до Западной Монголии и Джунгарии. От высшего буддийского духовенства в работе съезда принял участие хошоутский учёный и просветитель Зая-Пандита. Под властью джунгарского правителя были большие территории: не только собственно Джунгария (Западная Монголия) и долина верхнего течения р. Или, но и соседние земли.

В 1653 году Эрдни-Батуру наследовал его сын Сенге. Начавшуюся с 1657 году военную конфронтацию с собственными сводными братьями Цецен-тайджи и Цзотбой Сенге преодолел при помощи хошоутского Очирту-Цецен-хана. В 1667 году он одержал победу над последним Алтан-ханом Эринчин-Лувсан-тайджи, окончательно устранив угрозу джунгарам со стороны хотогойтского ханства. При Сенге продолжалось укрепление внутриполитического положения Джунгарского ханства и расширение его территории, однако в 1670 году он был убит сводными братьями, не переставшими претендовать на престол. Узнав об убийстве, из Тибета немедленно возвратился младший брат Сенге Галдан, и вместе с Очирту-Цеценом убил Цецен-тайджи, а Цзотбу изгнал из Джунгарии; женился на внучке Очирту-Цецена Ану; нанёс поражение восставшим против него племянникам — сыновьям Сенге Соном-Рабдану и Цэван-Рабдану. В 1671 году Галдан получил от Далай-ламы титул хана, однако Очирту-Цецен, опасаясь растущего влияния Галдана, объединился с Чохур-Убаши, отказавшимся признавать ханский титул Галдана. Победа Галдана над оппозицией в 1677 году закрепила его главенствующее положение в ойратской конфедерации; на следующий год Далай-лама пожаловал Галдану титул Бошогту-хана.

Походы в Среднюю Азию, Восточный Туркестан, Китай, Тибет

В начале XVII века власть в Могулии захватили имамы тариката Накшбандийа-Увайсия. В 1677 году Аппак-ходжа, изгнанный накшбандийцами из Кашгара, обратился за военной поддержкой к Далай-ламе. По просьбе Далай-ламы Галдан-Бошогту возвратил Аппак-ходжу в Кашгар в качестве зависимого правителя, даровав уйгурам право самоуправления в пределах, ограничивавшихся интересами Джунгарского ханства. Это положение сохранялось в городах Таримской впадины до 1757 года. В 1679 Галдан-Бошогту завоевал весь Восточный Туркестан, и посадил Аппак-ходжу на престол в Кашгаре.

В 1680 году кара-киргизы вторглись в Могулистан и захватили Яркенд. Население Яркенда обратилось к Галдану за помощью. Галдан вновь привёл армию в Кашгар и Яркенд, позволив населению самому избрать себе правителей.. На следующий год Галдан подчинил Турфан и Хами. В 1683 году джунгарская армия под командованием Цэван-Рабдана дошла до Ташкента и Сырдарьи, разбив казахское войско. После этого Галдан подчинил кара-киргизов и разорил Ферганскую долину.В 1643 году состоялось Орбулакская битва в которой казахский хан Жангир с отрядом в 600 войнов выбрав удобную позицию разгромил 50000 джунгарское войско.

В 1685 году Галдан-Бошогту-хан совершил успешный очередной поход на казахов, ханы которых ранее совершали частые налеты на пограничные ойратские территории. Цэван-Рабдан взял Тараз, разгромив отряды казахских ханов и султанов, чем вынудил их откочевать на запад. В 1698 году войска преемника Галдана Цэван-Рабдана, в возмездие казахским ханам, которые беспокоили пограничные ойратские территории, в очередной раз разгромили казахов и совершили поход до Тенгиза и Туркестана.

В 1680-х годах империи Цин удалось склонить некоторых правителей Халха-Монголии к принятию подданства маньчжурского императора. Такое положение дел беспокоило Галдана-Бошогту, который видел залог независимости монголов в их объединении. Желание Галдан-хана присоединить к Джунгарии Восточную Монголию привело в 1690 г. к военному столкновению с империей Цин, которая боялась усиления Джунгарского ханства. Галдан-Бошогту-хан неоднократно одерживал победы в сражениях с многочисленными врагами, но из-за их превосходства в численности и экономической мощи в 1696 году он потерпел поражение на Тэрэлже, что в значительной степени было также обусловлено выступлением против Галдана его племянника Цэван-Рабдана, ставшего новым правителем ханства (1697—1727).

В 1710 году джунгарами был разорён российский Бикатунский острог, который пытались основать на землях Джунгарского ханства русские казаки. В 1715 году джунгары снова начали военные действия против империи Цин, и захватили Хами. В феврале-апреле 1716 года по указанию ойратского хана Галдан-Церена ойратским отрядом разгромлен российский отряд полковника И. Д. Бухгольца, который по указам Петра Первого «О завладении городом Еркетом и о искании золотого песку по реке Дарье», «О песочном золоте в Бухарии, о чинённых для этого отправлениях, и о строении крепостей при реке Иртыше, которым имена: Омская, Железенская, Ямышевская, Семипалатная, Усть-Каменогорская» пытался основать на территории Джунгарского ханства Ямышевскую крепость. Ямышевская крепость была срыта, отряд Бухгольца, потеряв убитыми около 800 человек, был вынужден отойти на российскую территорию и на окраине Джунгарского ханства вместо Ямышевской крепости основать новый опорный пункт — крепость Омск. При этом ойратами (джунгарами) был также захвачен обоз с боеприпасами, продуктами питания и солдатским жалованием суммой в 200000 рублей. В 1716 году ойраты начали поход в Тибет, где Цэван-Рабдан надеялся восстановить влияние Джунгарского ханства, и заняли Лхасу, а в 1717 году в районе Нагчу дали отпор цинской армии, попытавшейся вытеснить их из Тибета. В 1720 году цинские войска вытеснили джунгар и вернули Тибет под контроль империи, но на территории самой Джунгарии продолжали терпеть поражения.

В 1723 году Цэван-Рабдан вёл успешные войны с казахами, в результате которых казахи потеряли территории в районе Семиречья и уступили ойратам территории нынешних Джамбульской и Южно-Казахстанской областей. В этом же году, джунгары взяли Ташкент. Зависимость от джунгар признали также Ходжент и Самарканд. В 1725 году джунгары разгромили каракалпаков.

С 1729 до 1737 года преемник Цэван-Рабдана Галдан-Цэрэн вёл войну против империи Цин, его задачей было отвоевание у неё Халха-Монголии и объединение её с Джунгарией. В 1730 году цинские войска были разбиты ойратами у озера Баркуль, а в 1731 — на Алтае. Однако в 1732 году цинская армия построила на джунгарской границе в урочище Модон-Цаган-куль мощную крепость, которая послужила базой для её дальнейших операций. 23 августа 1732 года 30-тысячная ойратская армия выступила в поход на восток по направлению к Толе и Керулену, и 26 августа разбила 22-тысячную группировку противника у горы Модон-хотон. Ойраты дошли до резиденции главы буддийской церкви в Халхе — монастыря Эрдэни-Дзу, однако были там отброшены цинскими войсками. В 1733—1734 годах цинские войска перешли в наступление, но не добились каких-либо успехов. Война продолжилась до 1737 года. Стало понятно, что решить конфликт силой оружия невозможно, ни одна из сторон не могла нанести решающего поражения другой. В 1739 году Галдан заключил мир с империей Цин на выгодных для себя условиях.

В 1740—1743 годы войска Галдан-Цэрэна совершили успешные походы против казахов. В результате войны султан Среднего жуза Абылай был взят в плен.

1755—1759 — Третья ойратско-маньчжурская война. В 1755—1759 гг., после смерти джунгарского хана Галдан-Церена, в результате внутренних междоусобиц, вызванных распрями правящей элиты Джунгарии за ханский престол, один из представителей которой, Амурсана, призвал на помощь войска империи Цин, Джунгарское ханство (Догшн Зюнгара нутг) пало. При этом территория Джунгарского ханства была окружена двумя экспедиционными маньчжурскими армиями, насчитывавшими вместе с союзниками из покорённых народов свыше полумиллиона человек, и было убито около 90 процентов тогдашнего населения Джунгарии (геноцид), в основном женщины, старики и дети. Один сборный улус — около десяти тысяч зюнгаров, дербетов, хойтов под руководством нойона (князя) Шееренга (Церена) с тяжёлыми боями пробился и вышел на Волгу в Калмыцкое ханство. Остатки некоторых улусов джунгар пробились в Афганистан, Бадахшан, Бухару и были приняты на военную службу тамошними правителями.

Лев Гумилёв написал: «Именно ойраты приняли на себя функцию, которую ранее отчасти несли хунны, тюрки и уйгуры, став барьером против агрессии Китая на север, и осуществляли эту роль до 1758 г., пока маньчжуро-китайские войска династии Цинь не истребили этот мужественный этнос».

В настоящее время ойраты (джунгары) компактно проживают на территории Российской Федерации (Республика Калмыкия), Китая (Синьцзян-уйгурский автономный район), Монголии (западномонгольские аймаки), Соединённых Штатов Америки (Штат Нью-Джерси, г. Хауэлл).

Правители Джунгарии

• Гумэчи сын Булги, сына Онгуджаба, сына Арагана, сына Уч Тэмура, сына Эсэна, первый правитель Дэрбэн Ойрат улс (Дөрвн өөрд улс) с титулом Хара Хула-тайджи, ум. 1634
• Эрдэни-Батур 1634—1638, с 1638 с титулом Эрдэни-Батур хунтайджи 1638—1660
• Сенге сын Хотогчина р.1630, правитель Дэрбэн Ойрат улс (Дөрвн өөрд улс) с титулом Сэцэн-хунтайджи 1660—1671
• Галдан сын Хотогчина р.1645, правитель Дэрбэн Ойрат улс (Дөрвн өөрд улс) с титулом Бошокту-хунтайджи 1671—1679, с титулом Бошокту-хан 1679—1697
• Цэван Рабдан сын Сэнгэ р.1663, правитель Дэрбэн Ойрат улс (Дөрвн өөрд улс) с титулом Эрдэни Дзорикту-хунтайджи 1697—1727
• Галдан Цэрэн сын Цэван Рабдана, правитель Дэрбэн Ойрат улс (Дөрвн өөрд улс) с титулом Эрдэни Баатор-хунтайджи 1727—1746
• Цэван Дорджи сын Галдан Цэрэна р.1732, правитель Дэрбэн Ойрат улс (Дөрвн өөрд улс) с титулом Аджа Намжалу-хунтайджи 1746—1749
• Лама Дорджи сын Галдан Цэрэна, правитель Дэрбэн Ойрат улс (Дөрвн өөрд улс) с титулом Эрдэни Баатор-хунтайджи 1749—1753
• Дабачи сын Намджил-Даши, сына старший Церен-Дондупа, внук Эрдэни-Батура, правитель Дэрбэн Ойрат улс (Дөрвн өөрд улс) с титулом хунтайджи 1753—1755

Ссылки

• "Илэтхэл шастир". Москва, "НАУКА", Главная редакция восточной литературы, 1990 г.
• Батур Убаши Тюмень «Сказание о дербен ойратах». «Восточная литература».
• Юрий Лыткин. «Материалы для истории ойратов». «Восточная литература».
• [www.spsl.nsc.ru/history/descr/gungar.htm ДЖУНГАРСКОЕ (ОЙРАТСКОЕ) ХАНСТВО]
• [hrono.info/land/dzhungaria.html Джунгарское ханство]
• [irbis.asu.ru/docs/server/publish/1999/mois.html В. А. Моисеев «Россия и Джунгарское ханство в XVIII в.»]
• В. А. Моисеев — «Джунгарское ханство и казахи XVII—XVIII вв.» www.nlrk.kz/data11/result/ebook_286/index.html
• [www.kazakh.ru/news/articles/?a=741 Гибель Джунгарского ханства]
• [kalmykia-online.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=533:2010-02-28-19-50-06&catid=2:2009-10-04-16-52-30&Itemid=37 Административное устройство Джунгарского ханства во второй половине XVII в.]
• www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/Bicurin/bicurin.htm - Н. Я. Бичурин «Историческое обозрение ойратов или калмыков в 15 столетии до настоящего времени».
• И. В. Вишнякова [www.nutug.ru/histori/tcevan_rabdan.htm Внешняя политика джунгарского хана Цэван-Рабдана (1698—1727 гг.)]

Отрывок, характеризующий Джунгарское ханство

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.