Ойунский, Платон Алексеевич

К:Википедия:Страницы на КУЛ (тип: не указан)

Платон Ойунский
якут. Былатыан Ойуунускай
Имя при рождении:	Платон Алексеевич Слепцов
Дата рождения:	30 октября (11 ноября) 1893(1893-11-11)
Место рождения:	Ойун-Усовский наслег, Таттинский улус, Якутская область, Российская империя
Дата смерти:	31 октября 1939(1939-10-31) (45 лет)
Род деятельности:	писатель, поэт, переводчик, драматург, филолог, общественный деятель
Язык произведений:	якутский, русский
Файлы на Викискладе

Плато́н Ойу́нский (Плато́н Алексеевич Слепцо́в; 30 октября [11 ноября] 1893, Ойун-Усовский наслег, Таттинский улус, Якутская область — 31 октября 1939, Якутск) — якутский советский писатель, учёный-филолог и общественный деятель, основоположник якутской советской литературы.

Биография

В 1914 году он по­ступил в Якутскую учительскую семинарию, которую окончил в 1917 году. В 1917—1918 годах учился в Томском учительском институте.

Член КПСС с марта 1918 года. В 1921 году председатель Губревкома Якутии, в 1922 председатель Совнаркома, в 1923 председатель Центрального Исполнительного Комитета Якутской АССР. В 1928—31 годах — нарком просвещения и здравоохранения Якутии. В 1935 году по его инициативе был создан НИИ языка и культуры при СНК Якутской АССР, где он был первым директором. В этом же году защитил в Институте национальностей (Москва) диссертацию на степень кандидата лингвистических наук. Член правления Союза писателей СССР в (1934—38) гг. Депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва.

Первое стихотворение опубликовал в 1917 году. В 1919 году написал ставшее широко известным в то время в Якутии стихотворение «Син биир буолбаат?» (Не всё ли равно?). Его рассказы, повести, драмы вошли в золотой фонд литературы народа саха. В качестве этнографа собрал и подготовил к изданию якутские эпосы олонхо «Дьулуруйар Ньургун Боотур» (Нюргун Бо́тур Стремительный) и «Туналыйбыт ньуурдаах Туйаарыма Куо» (Прекрасная Туйа́рыма Куо). Обосновал использование силлабо-тонического стиха в якутском языке. Переводил на якутский язык классику русской и мировой литературы.

3 февраля 1938 года был арестован органами НКВД в г. Иркутске, когда возвращался с 1-й сессии Верховного Совета СССР. Было инкриминировано обвинение в «руководстве буржуазно-националистической контрреволюционной организацией».

Умер в больнице Якутской тюрьмы 31 октября 1939 года. Полностью реабилитирован 15 октября 1955 года.

Память об Ойунском

• Имя Платона Алексеевича Ойунского присвоено:

Саха академическому театру;

Литературному музею в Якутске;

улицам в населённых пунктах Якутии, в том числе в городах Якутске, Мирном, Нерюнгри

• В 1993 году Указом Президента Республики Саха (Якутия) учреждена Государственная премия имени П. А. Ойунского, присуждаемая за выдающиеся произведения в области литературы, искусства и архитектуры, которые получили широкое общественное признание и стали национальным достоянием Республики.
• На центральной площади города Якутска установлен памятник Ойунскому.

Полемика по делу Ойунского

В советское время, до перестройки, не проводилось никаких специальных исследований, касающихся «дела Ойунского» в НКВД, как и вообще истории сталинских репрессий в Якутии — архивы КГБ были закрыты, цензура не пропустила бы такие публикации. Но с началом перестройки начинают предприниматься такие попытки, в результате чего в 1990-х и 2000-х годах в научных и вообще интеллигентских кругах республики проходила очень масштабная и бурная дискуссия по этой теме. Начало ей было положено в 1990 году, когда Якутским книжным издательством была выпущена книга И. И. Николаева и И. П. Ушницкого «Центральное дело: Хроника сталинских репрессий в Якутии». В этой книге, на основе изучения дел Ойунского и Аммосова в архивах, авторы дают широкую картину времени сталинских репрессий в Якутии; при этом, однако, не обошлось без попыток прославления героев своих очерков. Полемизируя с авторами этой книги, писатель, известный своими многочисленными публикациями на исторические темыК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) — Иван Ласков, работая в Якутском государственном архиве и в архиве Якутского отдела КГБ (ФСБ), изучил дело Ойунского и позже выступил с публикацией «Драма поэта» («Молодёжь Якутии» от 9, 16 и 23 июля 1993), которая носила резко критический характер, потому что автор делал особый акцент на добровольность так называемых признательных показаний Ойунского, в результате которых пострадало много невинных людей, в том числе, из руководства Якутской АССР — П. М. Певзняк (первого секретаря обкома) и Х. П. Шараборин (председателя СНК республики)^{[неавторитетный источник? 3125 дней]}. Эта публикация вызвала бурную дискуссию в круге интеллигенции республики, особенно гуманитарной. Ласкова поддержал и развил эту тему кандидат философских наук, член-корреспондент МАИ Виктор Скрипин в своей статье «Ложные кумиры»^{[неавторитетный источник? 3125 дней]}. Им оппонировали доктор исторических наук, сотрудник ИГИ Егор Алексеев (як.) (статья «Обречённые»), кандидат исторических наук Егор Антонов (як.) (статья [acarajj-kut.blogspot.ru/2014/02/1993-5-2013.html «О великом человеке М. Аммосове и историке В. Скрипине»]), а также многие другие представители национальной якутской интеллигенции. Так, например, доктор исторических наук Е. Е. Алексеев отмечает, что Ласков и Скрипин выдвигают в адрес Ойунского и Аммосова довольно серьёзные по представлениям сегодняшнего дня обвинения. Однако при этом остаётся много вопросов — как методологических, так и морально-этических. Историк отмечает, что авторы, возможно, увлекшись изучением собственно архивных документов, не учитывают всю изощрённость методов работы НКВД. Кандидат исторических наук Е. П. Антонов подчёркивает невозможность сохранения жертвой «героического лица» в условиях, когда она попадает в жернова карательной системы тоталитарного государства. В целом, эта проблема ещё далека от разрешения и ждёт своих объективных, независимых и профессиональных исследователей.

Литература по теме

• Николаев И. И., Ушницкий И. П. Центральное дело. Хроника сталинских репрессий в Якутии. — Якутск: Якутское книжное издательство, 1990. — 160 с.
• Ласков, Иван. Драма поэта // «Молодёжь Якутии» от 9, 16 и 23 июля 1993. — Текст статьи: электронный ресурс: [acarajj-kut.blogspot.ru/2014/02/1993-1-2013.html acaraj-kut.blogspot.ru] — статья № 14 на данной странице.
• Скрипин, Виктор. Ложные кумиры. Ч. 2. Платон Ойунский (1893—1938) // /«Московский Комсомолец в Якутии». Якутск. № 10 9-16 марта (С. 14-15); № 11 16-23 марта (С. 14-15); № 12 23-30 марта (С. 12-13); № 13 30 марта — 6 апреля (С. 14-15); № 14 6-13 апреля (С. 14-15); № 15 13-20 апреля (С. 12); № 16 20-27 апреля 2005. С. 12-13. — Текст статьи: электронный ресурс: [skripin.narod.ru/Fal_Content_R.htm skripin.narod.ru]
• Алексеев, Егор. Обречённые. (По поводу статей И. Ласкова о М. К. Аммосове и П. А. Ойунском) // Советы Якутии. Якутск. № 168. 3 сентября 1993. — Текст статьи: электронный ресурс: [acaraj-kut.blogspot.ru/2014/10/2014.html acaraj-kut.blogspot.ru]
• Алексеев Е. Е. В. Скрипин — идейный преемник И. Ласкова. Об очередном наступлении на П. А. Ойунского, М. К. Аммосова, И. Н. Барахова. Якутск, 2003.
• Антонов, Егор. О великом человеке М. Аммосове и историке В. Скрипине. — Текст статьи: электронный ресурс: [acarajj-kut.blogspot.ru/2014/02/1993-5-2013.html acaraj-kut.blogspot.ru] — текст статьи расположен под статьёй Скрипина «Ложные кумиры».

Библиография

На русском языке:

• Якутская сказка, её сюжет и содержание. Сб. трудов научно-исследовательского об-ва «Саха кэскилэ», Якутск, 1927, № 1 (4);
• О якутском стихосложении, «Бюллетень Наркомпроса ЯАССР», Якутск, 1929, № 6—8;
• Сборник стихотворений, Якгиз, 1925;
• Большевик, Пьеса, Якгиз, 1927;
• Сборник революционных стихотворений, Якгиз, 1927;
• Материалы о происхождении якутов, журн. «Чолбон», Якутск, 1928, № 4;
• Дни и годы. О революционном движении в Якутии, журн. «Чолбон», № 4—7, 1928;
• Туйарыма-Куо, Поэтическая драма, 1930;
• О шаманизме и религии, Якгиз, 1930;
• Великий Кудангса, Якгиз, 1930;
• Нюргун-Ботур, сказка-олонхо, 1930—1931.
• Стихотворения, Советский писатель (Ленинградское отд.), 1978, стр. 414, 25000 экз., Дата релиза книги: 10 Февраля 2009

Литература

• Абрамов О. К. Молох ГУЛАГа: сходство судеб трёх лидеров сибирских национальных республик. (Платон Ойунский, Элбек-Доржи Ринчино, Михей Ербанов) // Философский факультет Томского государственного университета. Томск, 16 мая 2015 года. / Под ред. В. С. Шутова. — Томск, 2015. — С. 106—120. ISBN 5-87307-083-0. — Электронный ресурс: [vital.lib.tsu.ru/vital/access/services/Download/vtls:000513029/SOURCE1 vital.lib.tsu.ru]
• Пестерев В. И. История Якутии в лицах. — Якутск: Бичик, 2001. — С. 194—197. — 464 с. — ISBN 5-7696-1606-7.=
• Ласков, Иван. Драма поэта // «Молодёжь Якутии» от 9, 16 и 23 июля 1993. — Текст статьи: электронный ресурс: [acarajj-kut.blogspot.ru/2014/02/1993-1-2013.html acaraj-kut.blogspot.ru]
• Алексеев, Егор. Обречённые. (По поводу статей И. Ласкова о М. К. Аммосове и П. А. Ойунском) // Советы Якутии. Якутск. № 168. 3 сентября 1993. — Текст статьи: электронный ресурс: [acaraj-kut.blogspot.ru/2014/10/2014.html acaraj-kut.blogspot.ru]
• Алексеев Е. Е. В. Скрипин — идейный преемник И. Ласкова. Об очередном наступлении на П. А. Ойунского, М. К. Аммосова, И. Н. Барахова. Якутск, 2003.
• Скрипин, Виктор. Ложные кумиры. Ч. 2. Платон Ойунский (1893—1938). Вып. 1. Койданава. — Дзержинск: «Кальвіна», 2015. — Электронный ресурс: [acaraj-kut.blogspot.ru/2015/09/2-1893-1938-1-2015.html acaraj-kut.blogspot.ru]

Источники

• [www.knowbysight.info/OOO/09334.asp Ойунский (Слепцов) П. А. в Справочнике по истории Коммунистической партии и Советского государства].

Ссылки

• [sakhalit.com/writer/sleptsov-platon-alekseevich-platon-ojunskij/ Платон Алексеевич Ойунский]. Якутский государственный литературный музей имени П. А. Ойунского. Проверено 11 ноября 2014.
• [sakha.gov.ru/node/1141 Слепцов–Ойунский Платон Алексеевич, Председатель ЦИК и СНК ЯАССР (июнь 1922 — январь 1923)]. Проверено 11 ноября 2014.
• [www.gulagmuseum.org/showObject.do?object=483447&language=1 Ойунский (наст фам. Слепцов) Платон Алексеевич]. Виртуальный музей ГУЛАГа. Проверено 20 сентября 2015.

Отрывок, характеризующий Ойунский, Платон Алексеевич

«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.