Окамура, Ясудзи
Ясудзи Окамура | ||
яп. 岡村 寧次 | ||
Принадлежность | ||
---|---|---|
Годы службы |
1905 — 1945 | |
Звание |
генерал | |
Командовал |
Экспедиционная армия в Китае | |
Сражения/войны | ||
Награды и премии |
|
Ясудзи Окамура (яп. 岡村 寧次; 15 мая 1884, Токио, Япония — 2 сентября 1966, там же) — генерал Императорской армии Японии, командующий японской Экспедиционной армией в Китае с ноября 1944 года и до окончания Второй мировой войны, военный преступник.
Содержание
Биография
Ранние годы
Родился в Токио в 1884 году. Окамура учился восемь лет в начальной школе Сакамати. В 1897 году он поступил в среднюю школу Васэда. В 1898 году он был переведён в Токийскую военную среднюю школу, а позже учился в Армейской центральной детско-юношеской школе. Окамура поступил в Военную академию Императорской армии Японии в 1899 году и закончил её в 1904 году. Его одноклассниками были Сэйсиро Итагаки, Кэндзи Доихара и Рикити Андо. После окончания академии получил звание лейтенанта Императорской армии Японии, был направлен служить в 1-й пехотный полк.
В 1910 году Окамура окончил Высшую военную академию Императорской армии Японии и получил звание капитана вскоре после окончания в 1913 году. Он служил на ряде должностей в Генеральном штабе Императорской армии Японии во время и после Первой мировой войны. Ненадолго переехал в Китай в начале 1920-х годов, и служил военным советником китайского военачальника[1] .
С 1932 по 1933 год Окамура был заместителем начальника штаба Шанхайской экспедиционной армии под эгидой Квантунской армии. По собственным воспоминаниям, Окамура сыграл свою роль в вербовке женщин из префектуры Нагасаки в военные бордели в Шанхае. Он также занимал должность военного атташе в Маньчжоу-го в 1933 — 1934 годах. Окамура был произведён в генерал-лейтенанты в 1936 году, и назначен командующим 2-й дивизии Императорской армии Японии[2].
Вторая японо-китайская война
В 1938 году, через год после инцидента на мосту Марко Поло, Окамура был назначен главнокомандующим японской 11-й армии, которая принимала участие во многих крупных сражениях Второй японо-китайской войны, в частности, Сражение при Ухани, Наньчанская операция и Первая Чаншайская операция[3]. По данным историков Ёсиаки Ёсими и Сэйя Мацуно, Окамура с разрешения императора Хирохито применял химическое оружие во время этих сражений[4].
В апреле 1940 года Окамура был повышен в звании до полного генерала. В июле 1941 года он был назначен командующим Северо-Китайского фронта (Япония). В декабре 1941 года Окамура получил от Императорской Ставки приказ № 575, разрешающий осуществление политики три «всех» в северном Китае, которая в первую очередь была направлена на уничтожение Народно-освободительной армии Китая. По словам историка Мицуёси Химэты, тактика выжженной земли унесла жизни более 2,7 млн китайских граждан[5].
В 1944 году Окамура был главнокомандующий массивной и в значительной степени успешной Операцией «Ити-Го» по аэродромам на юге Китая, сохраняя при этом за собой должность командующего 6-м фронтом. Несколько месяцев спустя он был назначен Верховным Главнокомандующим Китайской экспедиционной армии. В январе 1945 года Окамура был полностью уверен в победе Японии в Китае[1].
После капитуляции Японии 15 августа 1945 года, Окамура представлял Императорскую армию Японии в официальной церемонии капитуляции Китайско-Бирманско-Индийского театра военных действий, которая состоялась в Нанкине 9 сентября 1945 года.
Генерал Окамура является первым подтверждённым офицером японской армии, который принуждал к занятиям проституцией. Широко известен как создатель системы «женщин для утешения».
Военные преступления и послевоенные годы
После войны Окамура был осуждён за военные преступления в июле 1948 года Нанкинским трибуналом по военным преступлениям, но был немедленно освобождён личным распоряжением Чана Кайши[6], который сохранил его в качестве военного советника для националистического правительства (Китай).[7] Его свидетельства о Нанкинской резне во время допроса:
Я предположил следующее, исходя из того что я слышал от штабного офицера Миядзаки, ЗСКК специальной службы, главный Харада и Ханчжоу специальной службы, главный Хагивара через день или два после того, как я прибыл в Шанхай. Во-первых, это правда, что десятки тысяч актов насилия, таких, как грабежи и изнасилования, происходили в отношении мирных граждан во время нападения на Нанкин. Во-вторых, фронтовики предавались порочной практике издевательств над военнопленными под предлогом отсутствия рациона[8].
Окамура вернулся в Японию в 1949 году и умер в 1966 году.
Напишите отзыв о статье "Окамура, Ясудзи"
Примечания
- ↑ 1 2 Budge, The Pacific War Online Encyclopedia
- ↑ Ammenthorp, The Generals of World War II
- ↑ Chen, World War II Database
- ↑ Yoshimi and Matsuno, Dokugasusen Kankei Shiryô II (Material on Toxic Gas Warfare), Kaisetsu, 1997, p.25-29
- ↑ Himeta, Mitsuyoshi (姫田光義) (日本軍による『三光政策・三光作戦をめぐって』) (Concerning the Three Alls Strategy/Three Alls Policy By the Japanese Forces), Iwanami Bukkuretto, 1996, Bix, Hirohito and the Making of Modern Japan, 2000
- ↑ Herbert Bix, Hirohito and the Making of Modern Japan, 2000, p.594
- ↑ Kent G. Budge. [pwencycl.kgbudge.com/O/k/Okamura_Yasutsuga.htm Okamura Yasutsuga (1884-1966)]. Pacific War Online Encyclopedia.
- ↑ Akira Fujiwara Bob Wakabayashi. The Nanking Atrocity 1937-1938 : Complicating the Picture. — Berghan Books, 2007.
Отрывок, характеризующий Окамура, Ясудзи
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.
Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.