Укба ибн Нафи

Окба ибн Нафи аль-Фихри араб. عقبة بن نافع‎)
Вали Ифрикии
670 — 675
Предшественник:	Муавия ибн Худайдж
Преемник:	Абуль Мухаджир Динар
Вали Ифрикии
681 — 683
Предшественник:	Абуль Мухаджир Динар
Преемник:	Зухайр ибн Кайс
Рождение:	ок. 622 Мекка
Смерть:	авг. 683 Сиди Окба (современная провинция Бискра в Алжире)
Род:	Фихриты

Окба ибн Нафи (араб.: عقبة بن نافع), Окба ибн Нафи ибн Абд аль-Кайс аль-Курайши аль-Фихри (ок. 622 — авг. 683) — военачальник и государственный деятель Арабского Халифата, завоеватель Магриба в Северной Африке, основатель влиятельного магрибского рода Фихритов.

Ранняя биография

Происходил из курейшитского рода. Был родственником (племянником или двоюродным братом) покорителя Египта Амра ибн аль-Аса. Участвовал в военных предприятиях Амра. В 642 году, после покорения арабами Александрии, Амр двинулся далее на запад, покорив Барку (Киренаику). Окбу Амр отправил с отрядом на сахарский оазис Завилу к юго-западу от Барки, который покорился арабам. В 643 году в составе войск Амра ибн аль-Аса Окба участвовал в завоевании Триполитании. В 646—648 годах под командованием Абдаллаха ибн Саада сражался против византийского экзарха Карфагена Григория.

Начало западных походов Окбы ибн Нафи

В 661 году Амр ибн аль-Ас поставил Окбу во главе отряда и направил на запад, где берберские племена в смутный период гражданской войны в Халифате, вышли из подчинения арабам. Окба подчинил арабской власти племена Барки и Маракии. В 662 году войска Окбы двинулись на сахарские оазисы Феццана и Уаддана, где вновь одержали победу. В 663 году Окба двинулся далее на запад, овладел городами Гадамесом, Кастилией и Кафсой. Дальнейшая активность Окбы приостановилась, видимо, из-за смерти в начале 664 года его покровителя Амра ибн аль-Аса и смены власти в Египте.

Около 668 года Окба совершил поход на сахарское государство гарамантов Гарамантиду с центром в городе Гарама (Джерма). Государство гарамантов было уничтожено, а его территория включена в состав Халифата.

Первое наместничество

В 670 году Окба ибн Нафи в звании эмира повёл арабское войско для завоевания Ифрикии и Магриба. Вступив в Ифрикию, Окба заложил новый город Кайруан (аль-Кайраван — «стоянка в пути»). Расположенный вдали от побережья, где господствовал византийский флот, Кайруан стал основной базой для дальнейшего распространения арабской власти в регионе. Основание города связано с чудом, произошедшим с Окбой, когда на пути под ногами его коня забил источник и нашёлся золотой кубок. Окба посчитал это божественным знаком, вдохновившим его на строительство города и продолжение распространения ислама в Африке. Из Кайруана Окба совершал походы на окрестные племена берберов и покорил их. Византийская Бизацена (южная часть Туниса) была включена в состав Халифата. Византийские владения в Ифрикии теперь ограничились окрестностями Карфагена. В отношении покорённых берберских правителей Окба проявлял особую жестокость, чтобы лишить их стремления воевать с арабами.

Агрессивная политика Окбы, видимо, вызвала опасения у халифа Муавии, который в 675 году сменил его на посту наместника Ифрикии Абуль Мухаджиром. Новый наместник арестовал Окбу и держал его в заключении. Затем Окба был отпущен и уехал в Дамаск.

Второе наместничество

Новый халиф Язид I в 681 году восстановил Окбу ибн Нафи на посту наместника Ифрикии. Окба воспользовался положением, чтобы отомстить Абуль Мухаджира; заковал его в цепи и возил с собой во время походов. Окба сразу приступил к продолжению своей завоевательной политики времён первого наместничества и организовал большой поход на запад. Оставив в Кайруане Зухайра ибн Кайса он двинулся на земли Ифрикии и Магриба, где сохранялась власть Византии. У городка Багая Окба разбил византийско-берберское ополчение, затем нанёс ещё несколько поражений отрядам противников, продвигаясь вглубь территории Среднего Магриба. Подойдя к Тахерту, Окба разгромил берберское войско, что обеспечило ему свободный путь в Дальний Магриб. Арабские войска, проделав длинный марш, вышли к городу Танжеру, наместник которого Юлиан заключил мир с Окбой.

Дальнейший поход Окбы во многом носит легендарный характер. Арабское войско повернуло от Танжера на юг, овладело Волюбилисом, покорив территорию современного Марокко, и вышло к берегу Атлантического океана в Сусе. Окба въехал на коне в воды океана и, возблагодарив Бога, объявил, что цель похода достигнута, он дошёл до края земли. После этого арабское войско в 683 году двинулось назад в Кайруан. Окба разделил армию на несколько отрядов, двинувшихся на восток разными путями. В это время враждебные арабам берберские племена объединил правитель племени ауреба Косейла, который решил нанести поражение Окбе на пути в Кайруан. Косейла устроил засаду около Бискры при Табудеосе (Тахуде). Небольшой отряд Окбы (300 чел.) неожиданно был атакован берберами и полностью уничтожен, Окба ибн Нафи погиб в бою.

Поражение и гибель Окбы ибн Нафи привели к временной потере арабами завоёванных территорий в Ифрикии и Магрибе. Окончательно завоевание Северной Африки завершилось только в начале VIII века. На месте гибели Окбы был возведён мавзолей-кубба, ставший местом паломничества.

См. также

• Арабское завоевание Северной Африки

Литература

• Жюльен Ш.-А. История Северной Африки (Тунис, Алжир, Марокко). М., 1961.
• Большаков О. Г. История Халифата. Т. 3. Между двумя гражданскими войнами, 656—696. М., 1998.

Отрывок, характеризующий Укба ибн Нафи

В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
Начались прения. Бенигсен не считал еще игру проигранною. Допуская мнение Барклая и других о невозможности принять оборонительное сражение под Филями, он, проникнувшись русским патриотизмом и любовью к Москве, предлагал перевести войска в ночи с правого на левый фланг и ударить на другой день на правое крыло французов. Мнения разделились, были споры в пользу и против этого мнения. Ермолов, Дохтуров и Раевский согласились с мнением Бенигсена. Руководимые ли чувством потребности жертвы пред оставлением столицы или другими личными соображениями, но эти генералы как бы не понимали того, что настоящий совет не мог изменить неизбежного хода дел и что Москва уже теперь оставлена. Остальные генералы понимали это и, оставляя в стороне вопрос о Москве, говорили о том направлении, которое в своем отступлении должно было принять войско. Малаша, которая, не спуская глаз, смотрела на то, что делалось перед ней, иначе понимала значение этого совета. Ей казалось, что дело было только в личной борьбе между «дедушкой» и «длиннополым», как она называла Бенигсена. Она видела, что они злились, когда говорили друг с другом, и в душе своей она держала сторону дедушки. В средине разговора она заметила быстрый лукавый взгляд, брошенный дедушкой на Бенигсена, и вслед за тем, к радости своей, заметила, что дедушка, сказав что то длиннополому, осадил его: Бенигсен вдруг покраснел и сердито прошелся по избе. Слова, так подействовавшие на Бенигсена, были спокойным и тихим голосом выраженное Кутузовым мнение о выгоде и невыгоде предложения Бенигсена: о переводе в ночи войск с правого на левый фланг для атаки правого крыла французов.
– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.