Оккервиль

Оккервиль
Вид на реку Оккервиль (в сторону Яблоновского моста с железнодорожного моста у Ладожского вокзала), 2008 год
Характеристика
Длина	18 км
[tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Оккервиль Водоток]
Исток	Колтушские высоты
— Координаты	59°51′10″ с. ш. 30°37′40″ в. д.59.852972° с. ш. 30.627833° в. д. / 59.852972; 30.627833 (Оккервиль, исток)
Устье	Охта
— Координаты	59°56′03″ с. ш. 30°25′16″ в. д.59.934417° с. ш. 30.421222° в. д. / 59.934417; 30.421222 (Оккервиль, устье)
Расположение
Водная система	Охта → Нева → Финский залив → Балтийское море
Страна	Россия Россия
Регион	Санкт-Петербург
— исток, — устье

К:Реки по алфавитуК:Водные объекты по алфавитуК:Реки до 50 км в длинуК:Карточка реки: заполнить: Площадь бассейнаОккервильОккервиль

Оккерви́ль — река на востоке Санкт-Петербурга, левый приток реки Охты, впадающий в неё в 1,8 км выше устья.

Происхождение названия

Существует несколько версий.

Версия первая

По мнению писателя Л. В. Успенского, название реки связано с фамилией шведского полковника барона Оккервиля, владевшего мызой в её устье в конце XVII века:

А на деле в этих местах, на правом берегу Невы, в шведские еще времена стояла мыза шведского же офицера, господина Оккервиля. И очень хорошо, что имя ее сохраняется до наших дней…

Впоследствии оно было повторено в книгах «Почему так названы?» К. С. Горбачевича и Е. П. Хабло:

Оккервиль — старинное название. Оно нанесено на шведской карте 1699 года. Тогда, в период шведской оккупации невских земель, на берегу этого притока Большой Охты находилась мыза шведского полковника Оккервиля. От мызы Оккервиля и повелось название реки…

— «Почему так названы?» С. 452

Но каких-либо документальных свидетельств существования в XVII веке гидронима Оккервиль авторы данной версии не приводят.

В российское время версия о полковнике перекочевала в издание «Петербург в названиях улиц» А. Д. Ерофеева и А. Г. Владимировича:

Её название возникло в XVII веке и ведётся от фамилии владельца мызы, шведского полковника Оккервиля.

При издании новых книг о петербургской топонимии Ерофеев и Владимирович перестали использовать версию Успенского в пользу финского происхождения (от слова kare — изгиб).

Версия вторая

Другого мнения придерживается писатель Александр Шарымов в книге «Предыстория Санкт-Петербурга. 1703 год»:

Должен, правда, заметить, что на карте Стюарта 1699 г. (Горбачевич и Хабло имеют в виду, видимо, именно эту карту) река эта показана, но не названа. Равно как не показана там и «мыза шведского полковника Оккервиля».

В то же время на близкой по времени карте Майера — [1698 г.] — река эта названа близко по звучанию, но вовсе не «Оккервиль», а «Kervila», и имя это, скорее всего, не шведское, а карельско-финское — от «kare», что означает «изгиб»…

Версия третья

Гидроним Оккервиль — это производное от названия деревни Карвила, стоявшей в её верховьях.

…на шведских картах обозначены деревня и речка Карвила, а на русских — те же названия, но с буквой «О» в начале — Окарвила. «О» — разговорная форма шведского слова «речка». Karva — слово финское: волос, ворсинка, пушок, шерсть.

В исследовании краеведа Д. С. Рябова «Оккервиль: имя из XVII столетия», предполагается, что гидроним в данном случае является производным от названия деревни Карвила, стоявшей в её верховьях и уточняется, что название реки на плане Й. Мейера от 1698 года, написано как Carvila. В дальнейшем, по мнению Д. С. Рябова, название реки было переозвучено в названии мызы Оккервиль (изначально — Акарвели, Окорвели), закрепившемся в XVIII веке за усадьбой в устье реки, при впадении в Охту. Возможно, именно такое название усадьбы, бывшее в ходу до 2-й половины XIX века, послужило причиной закрепления современной формы названия реки Оккервиль.

Изменения названия

На карте А. И. Бергенгейма, составленной по шведским материалам от 1676 года, река названия не имеет. На ней в верховьях безымянной реки, там, где протекает современная река Чёрная (приток Оккервиля), обозначено селение «Karvila», а в её низовьях — мыза «Mörnerholm».

На карте 1680 года обозначена только Лубья, в устье которой расположена мыза «Mönerholm».

Вопреки устоявшемуся мнению, что «название реки Оккервиль встречается на шведской карте 1699 года», река на шведской карте Петера Васандера, начерченной по поручению генерал-квартирмейстера Карла Стюарта в 1699 году, названия не имеет, а на шведской же «Карте или географическом описании Ингрии» от 1699 года — вообще нет никакой реки.

На плане окрестностей Ниена, составленной шведским картографом Й. Мейером в 1698 г., река подписана как Carvila.

В справочнике «Изъяснение местности Санкт-Петербурга в 1700 году» упоминается мыза «Мёрнерсхольм», топоним же «Оккервиль» отсутствует.

На более поздней, весьма подробной шведской карте от 1704 года в верховьях безымянной реки нанесены две деревни: «L.Carvilla» и «S.Carvilla», а в её низовьях — безымянная мыза.

На карте Адриана Шонбека от 1705 года река также не имеет названия. В её верховьях расположена целая группа деревень: две деревни «Карвила» и одна «Курвило», а в месте впадения реки в Охту — безымянная мыза.

Затем, в петровские времена, топоним «Карвила» исчезает, но появляются многочисленные упоминания о мызе Оккервиль (она же «Дача Полторацкой», она же «Уткина дача»), а река в течение XVIII—XX веков фигурирует под разными названиями.

На географической карте Финского залива Я. Ф. Шмита от 1770 года она обозначена как Мали́новка (Малой Охтой на этой карте названа современная река Лубья). На карте Санкт-Петербургской губернии того же Я. Ф. Шмита от 1770 года, картах Санкт-Петербургской губернии 1792 года прапорщика Н. Соколова и А. М. Вильбрехта, на плане Санкт-Петербурга от 1849 года, река обозначена как Ма́лая О́хта.

На карте 1852 года обозначена как По́рховка. На карте 1853 года обозначена как ручей Хумала́ев (в дальнейшем, по 1930-е годы, на карты ручей Хумалаев наносился как правый приток этой реки, а левый — как река Чёрная, их слияние находилось выше современной деревни Новосергиевка). На картах 1860, 1863 и 1893 годов река опять обозначена как По́рховка.

В книге писателя и журналиста Александра Павловича Чехова, вышедшей в 1897 году, упоминается посещение Уткиной дачи «в месте слияния речек Охты и Оккервиль».

На картах Санкт-Перебургской губернии 1909 и 1924 годов река обозначена как Я́блоновка. В то же время на карте «План С.Петербурга с ближайшими окрестностями» издательства А. С. Суворина 1913 года, она подписана как Оккервиль.

На картах 1930 и 1939 годов в Ленинградской области река снова обозначается как По́рховка.

На плане Ленинграда 1939 года — Оккервиль.

На картах 1940—1941 годов название Оккерви́ль появляется на картах области.

Современное название реки — Оккерви́ль.

Географические сведения

Вытекает из болот к юго-западу от Колтушских высот.

Протекает по Всеволожскому району Ленинградской области, Невскому и Красногвардейскому районам Санкт-Петербурга.

В истоках носит название река Чёрная и имеет приток Хумалаев ручей.

Длина — 18 км, ширина — 1,5—25 м, глубина от 0,25 до 0,8 м.

Данные водного реестра

По данным геоинформационной системы водохозяйственного районирования территории РФ, подготовленной Федеральным агентством водных ресурсов:

• Код водного объекта в государственном водном реестре — 01040300412102000009100
• Код по гидрологической изученности (ГИ) — 102000910
• Код бассейна — 01.04.03.004
• Номер тома по ГИ — 2
• Выпуск по ГИ — 0

Факты

• В 2006 году планировалось переименовать станцию метро «Проспект Большевиков» в «Оккервиль» .
• Река Оккервиль протекает в Весёлом посёлке через парк им. Есенина, где гуляющие часто развлекаются кормлением большого количества уток, многие из которых остаются зимовать там.
• В начале XIX века Оккервиль была судоходной рекой.
• Кроме официально поименованных мостов через реку перекинуто ещё семь небольших безымянных мостов. Располагаются они в основном внутри жилых кварталов, по двум из мостов можно проехать на автотранспорте, шесть других — пешеходные.

Галерея

• Утки Оккервиль.JPG

  Утки на реке Оккервиль (мостик возле западной оконечности Яблоновского сада)

• Оккервиль ривер.JPG

  Вид вверх по течению с Клочкова моста (2014)

• Откос.JPG

  Откос реки Оккервиль у Ледового моста (2012)

• Ледовый мост.JPG

  Ледовый мост через Оккервиль

• Вид на Ледовый дворец через Ледовый мост.JPG

  Вид на Ледовый дворец через Ледовый мост (2012)

• Река Оккервиль (вид вниз по течению).JPG

  Вид вниз по течению с Ледового моста (2012)

Литература

• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 452. — 511 с.
• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Санкт-Петербурга. — 4-е изд., перераб. — СПб.: Норинт, 1996. — С. 316. — 359 с. — ISBN 5-7711-0002-1.

Фотографии

• [maps.google.com/maps?f=q&hl=ru&geocode=&q=%D0%9A%D1%80%D0%BE%D0%BD%D1%88%D1%82%D0%B0%D0%B4%D1%82&sll=49.967951,36.395216&sspn=0.025064,0.05785&ie=UTF8&ll=59.934204,30.423245&spn=0.004881,0.014462&t=k&z=16&om=1 Впадение Оккервиля в Охту со спутника]. Можно увеличить

Отрывок, характеризующий Оккервиль

– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.