Оккупация Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины
| Оккупация Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины | |||
 Далматинские стрелки в Боснии | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место |
Боснийский пашалык | ||
| Итог |
Успех австро-венгерских войск | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Оккупация Боснии и Герцеговины Австро-Венгрией (нем. Okkupationsfeldzug in Bosnien) — военная акция австро-венгерских вооружённых сил по взятию под контроль Боснийского пашалыка Османской империи, предпринятая по результатам Берлинского конгресса в 1878 году.
Содержание
Предпосылки
В 1878 году, после окончания Русско-турецкой войны, был созван Берлинский конгресс великих держав, целью которого являлось территориально-политическое переустройство Балканского полуострова в условиях поражения Османской империи. Согласно ст. 25 заключительного акта конгресса, Берлинского трактата, Австро-Венгрия получила право на неопределённый срок занять территорию Боснии и Герцеговины, а также ввести военные формирования в Новопазарский санджак (при формальном сохранении над этим регионом турецкого суверенитета). Решение было принято в качестве страховки от образования на Балканах крупного южнославянского государства пророссийской ориентации (которое оказалось бы возможным в случае объединения Сербии и Черногории). Против австро-венгерской оккупации Боснии активно выступали как Сербия, так и Османская империя (которая получила в результате от австро-венгерского министра иностранных дел Дьюлы Андраши гарантии, что оккупация рассматривается его страной как «временная»).
Операция
Боснийский пашалык к моменту оккупации представлял собой территорию площадью 51 027 км² с населением в 1 142 000 человек. 43 % жителей составляли православные сербы, 18 % — хорваты-католики, 39 % — мусульмане (бошняки). Хотя Дьюла Андраши считал, что занятие региона будет представлять собой «прогулку с духовой капеллой», на деле австро-венгерская армия столкнулась с серьёзным вооружённым сопротивлением, которое исходило как со стороны мусульман, так и со стороны сербов (которые к этому времени уже два года вели повстанческую борьбу с турками за создание независимой Сербии).
Оккупация была поручена 13 армейскому корпусу под командованием генерала Йозефа Филипповича фон Филиппсберга.
Операция началась 29 июля 1878 года. 31 июля армия Филипповича переправилась через Саву у Костайницы и Градишки. Колонны соединились у Баня-Луки, затем двинулись вдоль реки Врбас на Варкар-Вакуф и Яйце. В ходе марша австро-венгерские подразделения столкнулись с противодействием мусульманских партизан под командованием дервиша Лойи-хаджи, к которым присоединялись и военнослужащие регулярной османской армии.
5 августа 18-я Далмацийская дивизия под командованием генерала Штефана фон Йовановича, наступавшая вдоль Неретвы, заняла Мостар.
3 августа возле Маглая в засаду партизан попал гусарский эскадрон. После этого инцидента командующий отдал приказ, в соответствии с которым дозволялись казни повстанцев. 7 августа вблизи Яйце боснийцы дали открытое сражение наступавшей австро-венгерской дивизии, в ходе в ходе которого войска Филипповича потеряли более 600 человек. 13 августа боснийские партизаны в районе Нови-Града осуществили нападение на подразделение венгерского пехотного полка, в ходе которого погибли более 70 солдат и офицеров. В австро-венгерской прессе партизанские акции назывались «нецивилизованными» и «предательскими». В связи с тем, что военные действия приобрели широкомасштабный характер, к операции были привлечены дополнительно 3, 4 и 5 армейские корпуса. 18 августа Филиппович отдал приказ об аресте османского губернатора провинции — Хафиза-паши.
19 августа австро-венгерские войска штурмом взяли столицу пашалыка — Сараево. Филиппович, согласно официальным данным, потерял 54 человека убитыми и 314 ранеными; потери защитников города оценивались более чем в 300 человек. После захвата города последовали многочисленные казни взятых в плен боснийцев.
После оставления Сараево, повстанцы отошли в близлежащие горы и оказывали сопротивление ещё на протяжении нескольких недель.
Взятие под контроль территории провинции потребовало нескольких месяцев. Велика-Кладуша была занята лишь к 20 октября. Лойя-хаджи был взят в плен 5 октября солдатами 37 эрцгерцога Иосифа пехотного венгерского полка в ущелье реки Ракитницы неподалёку от Рогатицы. Лидер повстанцев был приговорён к смерти, однако в дальнейшем помилован с заменой наказания на 5 лет заключения.
В дальнейшем подготовка и проведение операции были подвергнуты критике. Отмечалось, что Австро-Венгрия в результате привлекла к ней в общей сложности 5 армейских корпусов общей численностью 153 тыс. солдат и офицеров, притом, что им противостояли 79 тыс. повстанцев и 13800 военнослужащих регулярной османской армии. Общие потери австро-венгерской группировки составили около 5000 человек, из которых порядка 1000 погибли.
Последствия
Поскольку территория Боснии и Герцеговины не была предметом Австро-венгерского компромисса, она была передана в гражданское управление общеимперскому министерству финансов; одновременно был назначен военный губернатор. Длительное время на занятой территории отмечались вспышки волнений. До 1908 года провинция находилась формально в кондоминиуме Австро-Венгрии и Османской империи. Затем было принято решение об аннексии этой территории (см. Боснийский кризис), после чего она вошла в состав Австро-Венгрии в качестве обособленного административно-территориального субъекта.
В 1914 году в Сараево в результате покушения сербских националистов был убит наследник австрийского и венгерского престолов эрцгерцог Франц Фердинанд. Это событие стало поводом к Первой мировой войне.
Напишите отзыв о статье "Оккупация Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины"
Литература
- Erwin Matsch (Hrsg.): November 1918 auf dem Ballhausplatz. Erinnerungen Ludwigs Freiherrn von Flotow, des letzten Chefs des Österreichisch-Ungarischen Auswärtigen Dienstes 1895—1920. Böhlau, Wien 1982, ISBN 3-205-07190-5
- Srećko Matko Džaja: Bosnien-Herzegowina in der österreichisch-ungarischen Epoche (1878—1918). Die Intelligentsia zwischen Tradition und Ideologie. (=Südosteuropäische Arbeiten Band 93), Verlag Oldenbourg, München 1994, ISBN 3-48656-079-4
- Wissenschaftliche Mitteilungen aus Bosnien und der Hercegowina. Band 10, 1907, S. 455.
- Richard Georg Plaschka: Avantgarde des Widerstands. Modellfälle militärischer Auflehnung im 19. und 20. Jahrhundert. Böhlau, Wien 2000, ISBN 3-205-98390-4
- Scott Lackey: The Rebirth of the Habsburg Army. Friedrich Beck and the Rise of the General Staff. ABC-CLIO, 1995, ISBN 0313031312
- Hubert Zeinar: Geschichte des Österreichischen Generalstabes. Böhlau, Wien 2006, ISBN 3-205-77415-9
- Martin Gabriel: Die Einnahme Sarajevos am 19. August 1878. Eine Militäraktion im Grenzbereich von konventioneller und irregulärer Kriegsführung
- Vjekoslav Klaic: Geschichte Bosniens von den ältesten Zeiten bis zum Verfalle des Königreiches. Friedrich, Leipzig 1885
- Scott Lackey: The Rebirth of the Habsburg Army. Friedrich Beck and the Rise of the General Staff. Greenwood Press, Westport 1995, ISBN 0313031312
- Marie-Janine Calic: Geschichte Jugoslawiens im 20. Jahrhundert. Beck, München 2010, ISBN 978-3-406-60645-8
- Liselotte Popelka: Heeresgeschichtliches Museum Wien. Verlag Styria, Graz u. a. 1988, ISBN 3-222-11760-8
- Manfried Rauchensteiner, Manfred Litscher (Hrsg.): Das Heeresgeschichtliche Museum in Wien. Verlag Styria, Graz u. a. 2000, ISBN 3-222-12834-0.
Отрывок, характеризующий Оккупация Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
