Около радио
Поделись знанием:
К:Альбомы 1985 года
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
| Около радио | |
 | |
| Альбом Егора Белкина | |
|---|---|
| Дата выпуска | |
| Записан | |
| Жанр | |
| Страна | |
| Язык песен | |
|
| |
Около радио — сольный альбом Егора Белкина.
Записан летом 1985 года в клубе Свердловского горного института.
В 1996 году на студии «TUTTI Records» была сделана реставрация записи под руководством технического директора студии Игоря Черенкова; в работе принимал участие Леонид Порохня. Альбом был переиздан на CD-диске в рамках «Антологии уральского рока» (диск № 5).[1]
Все песни написаны Егором Белкиным и Ильей Кормильцевым.
Содержание
Об альбоме
Группа Егора Белкина, некогда известная под названием «Егор Белкин и его друзья» — одно из самых интересных и противоречивых явлений свердловского рока середины 1980-х. Интересна она хотя бы уже тем, что никогда в реальности не существовала, будучи не столько цельным коллективом, сколько на самом деле компанией друзей и собутыльников, которые любили играть хорошую музыку и умели играть её хорошо. То есть группы как таковой не было — и тем не менее были концерты и даже запись магнитоальбома, который и предлагается вашему вниманию.
1985 год для свердловского рока был годом одновременно кризисным и многообещающим: свердловские «монстры» («Трек» и «Урфин Джюс») фактически прекратили своё существование, «монстры» будущие («Нау», «Чайф» и т. д.) делали первые шаги в направлении грядущей популярности. Потому на 1985 год приходится появление «сборных» проектов, среди которых проект Белкина был едва ли ни самым интересным благодаря участию таких музыкантов, как Александр Пантыкин, Владимир «Зёма» Назимов, Алексей Могилевский, а в концертном варианте к ним присоединялись еще и Слава Бутусов с Димой Умецким. Если учесть еще и то обстоятельство, что данный альбом — единственный образчик композиторского творчества Белкина, а кроме того — довольно нетипичные для Ильи Кормильцева тексты песен, получится смесь чрезвычайно интересная.
Увы, существование группы продлилось недолго: в 1986 после образования Свердловского рок-клуба началась довольно успешная концертная эпопея («Наутилус Помпилиус» в этих концертах выступал перед группой Белкина в качестве «разогревающего» коллектива), но в апреле 1987 года, после провального выступления на сцене ЛДМ, проект был прерван и больше не возобновлялся.[2][3]
Список композиций
| № | Название | Длительность |
|---|---|---|
| 1. | «Около радио. Часть 1 — We are…» | 4:47 |
| 2. | «Видеокассета» | 6:10 |
| 3. | «Необходимость выжить (Выход)» | 6:09 |
| 4. | «Такая простая песня» | 3:27 |
| 5. | «Братство по ветру» | 3:33 |
| 6. | «Технологичный брак» | 4:08 |
| 7. | «Банановая республика» | 2:29 |
| 8. | «Соня любит Петю» | 3:09 |
| 9. | «Ритм» | 4:16 |
| 10. | «Около радио. Часть 2 — We’ll be…» | 2:13 |
Участники записи
- Егор Белкин — вокал, гитары, бас (5), автор музыки
- Александр Пантыкин — клавишные, бас, вокал (1, 2, 3, 5, 7)
- Владимир Назимов — барабаны, вокал (3)
- Алексей Могилевский — саксофон (2, 7, 10)
- Виктор «Пифа» Комаров — драм-компьютер
- Настя Полева — вокал (1, 8, 9)
- Лев Шутылев — вокал (3, 7)
- Илья Кормильцев — автор текстов, вокал (1)
- Виктор Резников — звукорежиссёр, вокал (3, 4)
- Леонид Порохня — звукорежиссёр
- Дмитрий Тарик — звукорежиссёр
- Олег Ракович,[4] Дмитрий Константинов (ДиКон)[5] — художники
Интересные факты
- Текст песни «Братство по ветру» был подкорректирован Егором Белкиным. Откорректированный вариант был исполнен группой «Настя» в альбоме Гербарий (акустика).
- Песня «Соня любит Петю» была исполнена группой «Чайф» в альбоме Симпатии в 2000 году.
- На обороте альбома указаны музыканты, с которыми Егор Белкин исполнял песни с альбома на концертах — Вячеслав Бутусов, Александр Пантыкин, Владимир Назимов, Алексей Могилевский и Дмитрий Умецкий.
- Песня «Соня любит Петю» стала неофициальным «гимном Свердловского рок-клуба» — всегда с восторгом встречалась (и пелась вместе с музыкантами) публикой на концертах и фестивалях рок-клуба, и не случайно именно она была исполнена как финальная на фестивале «Старый Новый Рок 2011», посвященном 25-летию рок-клуба.
Напишите отзыв о статье "Около радио"
Примечания
- ↑ [www.discogs.com/%D0%93%D1%80%D1%83%D0%BF%D0%BF%D0%B0-%D0%95%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B0-%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%B0-%D0%9E%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%BE-%D0%A0%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BE/release/3200662 Группа Егора Белкина — Около Радио (CD, Album) at Discogs] (англ.)
- ↑ [nastyapoleva.ru/content/view/158/42/ Группа Егора Белкина | Настя Полева - официальный сайт] (рус.)
- ↑ [www.liveinternet.ru/users/2168837/post77533575/ Около радио.]
- ↑ [55x75.ru/index.php?id=15&prsn=19 Олег Ракович : Газета «Архитектор»] (рус.)
- ↑ [55x75.ru/index.php?id=15&prsn=9 Дмитрий Константинов : Газета «Архитектор»] (рус.)
Литература
- Карасюк Д. История Свердловского рока. От «Эльмашевских битлов» до «Смысловых Галлюцинаций».. — Екатеринбург — Москва.: Кабинетный учёный, 2016. — 520 с. — ISBN 978-5-7525-3093-7.
- Карасюк Д. Ритм, который мы… Свердловская рок-энциклопедия.. — Екатеринбург — Москва.: Кабинетный учёный, 2016. — 280 с. — ISBN 978-5-7525-3094-4.
Ссылки
- [naunaunau.narod.ru/issues/okolo-radio1/ Информация об альбоме]
- [www.tonkayaigra.ru/content/view/315/71/ ЕГОР БЕЛКИН. Снова Около Радио. Август 2009]
- [youtube.com/watch?v=FXvxiCDl7p0 Егор Белкин - Такая простая песня] на YouTube (режиссёр клипа — Олег Ракович, 2007)
- [youtube.com/watch?v=T3u9endm9QI Настя — Соня любит Петю (2011-07-16)] на YouTube
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Около радио
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.
Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
