Округа Хоккайдо
Поделись знанием:
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
Округа Хоккайдо (яп. 支庁 ситё:) — административные единицы губернаторства Хоккайдо. В округа входят города, посёлки и сёла губернаторства.
История
- 1897 год — 19 ситё: были помещены в Агентство Хоккайдо (Саппоро, Хакодате, Камэда, Мацумаэ, Хияма, Сутцу, Иванаи, Отару, Сорати, Камикава, Масикэ, Соя, Абасири, Муроран, Уракава, Кусиро, Касаи, Немуро и Сяна).
- 1899 год — Саппоро-ку, Хакодате-ку и Отару-ку были созданы как муниципалитеты, независимые от ситё:. Саппоро-ситё: и Отару-ситё: были оставлены, а Хакодате-ситё: был распущен. Камэда-ситё: был переименован в Хакодате-ситё:.
- 1903 год — Мацумаэ-ситё: был объединен с Хакодате-ситё:. Сяна-ситё: был объединен с Немуро-ситё:.
- 1910 год — Сутцу-ситё:, Иванаи-ситё: и Отару-ситё: были объединены в Сирибеси-ситё:.
- 1914 год — Асахикава-ку был создан в качестве муниципалитета независимого от Камикава-ситё:. Масикэ-ситё: был переименован в Румои-ситё:.
- 1920 год — Муроран-ку был создан в качестве муниципалитета независимого от Муроран-ситё:.
- 1920 год — Кусиро-ку был создан в качестве муниципалитета независимого от Кусиро-ситё:.
- 1922 год — 6 ку вновь заявили как си (города). Саппоро-ситё: был переименован в Исикари-ситё:. Хакодате-ситё: был переименован в Осима-ситё:. Муроран-ситё: был переименован в Ибури-ситё:.
- 1932 год — Уракава-ситё: был переименован в Хидака-ситё:. Касаи-ситё: был переименован в Токати-ситё:.
- 1947 год — Агентство Хоккайдо было упразднено и губернаторство Хоккайдо было создано.
Округа
| № | Округа | Административный центр |
Крупнейшие города и посёлки |
Население (2009) |
Площадь (км²) |
Плотность (чел./км²) |
Уезды |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1 | Охотск Ohōtsuku オホーツク総合振興局 |
 Абасири (39 427)
|
 Китами (125 540) Абасири (39 427) Момбецу (24 844) Энгару (22 437) Бихоро (21 910)
|
324 719 | 10690,6 | 30 | 4 |
| 2 | Ибури Iburi 胆振支庁 |
 Муроран (94 918)
|
 Томакомай (174 042) Муроран (94 918) Ноборибецу (52 277) Дате (36 763)
|
426 627 | 3698 | 115 | 4 |
| 3 | Исикари Ishikari 石狩支庁 |
 Саппоро (1 896 207)
|
Саппоро (1 896 207) Эбецу (122 132) Титосэ (93 709) Энива (68 808) Исикари (61 078) Китахиросима (60 617)
|
2 310 001 | 3539,9 | 653 | 1 |
| 4 | Камикава Kamikawa 上川支庁 |
 Асахикава (353 134)
|
Асахикава (353 134) Наёро (30 600) Фурано (24 273)
|
535 456 | 9852,2 | 54 | 5 |
| 5 | Кусиро Kushiro 釧路支庁 |
 Кусиро (185 190)
|
Кусиро (185 190) Кусиро (20 936)
|
261 883 | 5997,4 | 44 | 5 |
| 6 | Немуро Nemuro 根室支庁 |
 Немуро (29 676)
|
Немуро (29 676) Накасибецу (24 195)
|
84 035 | 3406,2 | 25 | 3 |
| 7 | Осима Oshima 渡島支庁 |
 Хакодате (282 091)
|
Хакодате (282 091) Хокуто (49 315) Нанаэ (28 821)
|
449 371 | 3936,3 | 114 | 6 |
| 8 | Румои Rumoi 留萌支庁 |
 Румои (24 901)
|
Румои (24 901)
|
61 488 | 4019,9 | 15 | 4 |
| 9 | Сирибеси Shiribeshi 後志支庁 |
Куттян (15 398)
|
 Отару (133 232) Йоити (21 386)
|
250 065 | 4305,8 | 58 | 9 |
| 10 | Сорати Sorachi 空知支庁 |
 Ивамидзава (90 365)
|
Ивамидзава (90 365) Такикава (43 588) Бибай (26 339) Фукагава (23 790)
|
365 563 | 6558,2 | 56 | 4 |
| 11 | Соя Sōya 宗谷支庁 |
 Вакканай (38 944)
|
Вакканай (38 944)
|
75 665 | 4050,8 | 19 | 5 |
| 12 | Токати Tokachi 十勝支庁 |
 Обихиро (168 713)
|
Обихиро (168 713) Отофуке (45 639) Макубецу (27 302)
|
354 147 | 10831,2 | 33 | 7 |
| 13 | Хидака Hidaka 日高支庁 |
 Уракава (14 262)
|
Синхидака (25 756)
|
81 403 | 4812 | 17 | 6 |
| 14 | Хияма Hiyama 檜山支庁 |
Эсаси (9 105) | - | 46 999 | 2629,9 | 18 | 5 |
| Хоккайдо Hokkaido 北海道 |
Саппоро (1 896 207)
|
Саппоро (1 896 207) Асахикава (353 134) Хакодате (282 091) Кусиро (185 190) Томакомай (174 042) Обихиро (168 713) Отару (133 232) Китами (125 540) Эбецу (122 132)
|
5 520 883 | 83456,6 | 66 | 68 | |
Япония претендует на южные Курильские острова, в настоящее время находящиеся под управлением России.
Напишите отзыв о статье "Округа Хоккайдо"
Ссылки
- [www.pref.hokkaido.lg.jp/foreign/russian.htm Официальный сайт губернаторства Хоккайдо]
Отрывок, характеризующий Округа Хоккайдо
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.
После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
