Войска ПВО СССР
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
(перенаправлено с «Округ противовоздушной обороны»)
Не следует путать с войска ПВО СВ.
| Войска ПВО страны | |
| Годы существования |
1918 год (реорганизация) — 14 февраля 1992 года (реорганизация) |
|---|---|
| Страна | |
| Подчинение |
главнокомандующему видом Вооружённых Сил (ВС) — Заместителю Министра обороны Союза |
| Входит в | |
| Тип |
вид ВС |
| Включает в себя |
органы управления, объединения, соединения, части, заведения, учреждения и так далее |
| Функция |
защита, противовоздушная оборона государства |
| Численность |
стратегическое объединение |
| Дислокация | |
| Прозвище |
«пэвэошники», «ракетчики» и так далее |
| Покровитель | |
| Участие в |
Гражданская война в России |
| Командиры | |
| Известные командиры |
Смотри раздел: Руководители. |
Войска противовоздушной обороны Вооружённых Сил Союза Советских Социалистических Республик — стратегическое формирование противовоздушной обороны (ПВО), вид Вооружённых Сил (ВС) Союза Советских Социалистических Республик (СССР).
В служебных и рабочих документах, а так же в литературе в разные годы встречаются сокращения — ВПВО ВС СССР, Войска ПВО Союза ССР, Войска ПВО СССР, Войска ПВО страны (с 1954), Войска ПВО.
Содержание
- 1 История
- 2 День войск ПВО
- 3 Главнокомандующие Войсками ПВО
- 4 Структура (штаб-квартира)
- 5 Вооружение и военная техника (ВВТ)
- 6 См. также
- 7 Примечания
- 8 Литература
- 9 Ссылки
История
Зарождение ПВО в Российской империи
- Развитие средств воздушного нападения вызвало необходимость создания специальных средств борьбы с ними, разработки мер воздушной обороны для прикрытия войск и объектов тыла.
- К началу 1914 года в России была сконструирована первая 76-мм противосамолётная пушка (конструктор Лендер), досягаемость которой по высоте составляла 5000 метров. Для стрельбы по самолётам также использовались пушки образца 1900 года (1902 года) с приспособлениями, позволяющими придавать стволу углы возвышения 50-60 градусов и поворачивать вкруговую.
- В 1914 году были созданы первые противосамолётные батареи. Эффективность стрельбы из зенитных пушек возрастала, но не удовлетворяла требованиям надёжной обороны объектов. Расход снарядов на 1 сбитый самолёт составлял в 1916 году — 9500, а в 1918 году — 3000 снарядов.
- Для обнаружения авиации противника и предупреждения гражданского населения о военной опасности была организована служба воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС). Наблюдатели на постах обнаруживали средства воздушного нападения визуально и на слух. Сведения о приближении и направлении полета самолётов передавались по телефону и телеграфу на КП противосамолётной артиллерии и истребительной авиации (ИА).
- В 1916 году в качестве средств воздушной обороны для защиты крупных населённых пунктов стали применяться аэростаты воздушного заграждения. В годы Первой мировой войны впервые в военной практике сложились принципы ПВО объектов страны и войск, были выработаны приёмы и способы борьбы с воздушным противником.
ПВО в годы гражданской войны
- В 1917 году перед Советской Республикой встала задача обеспечить надёжную защиту городов, войск от нападения с воздуха.
- В октябре 1917 года на Путиловском заводе, в Петрограде, был построен первый бронепоезд, снаряженный пушками для стрельбы по самолётам. К весне 1918 года в Красной Армии было около 200 зенитных артиллерийских батарей и 12 истребительных авиаотрядов.
- Стройной структуры ПВО не было. И в мае 1918 года было создано «Управление заведующего формированием зенитных батарей», что положило начало централизованному руководству формированием частей зенитной артиллерии.
В годы гражданской войны была организована визуальная оборона Петрограда и Москвы. Все пункты воздушной обороны имели в своём составе подразделения ИА, зенитной и полевой артиллерии, аэростатов заграждения и ВНОС.
Развитие ПВО после окончания гражданской войны (1921—1940 гг.)
В межвоенные годы для СССР остро встала проблема оснащения войск вооружением и военной техникой. Начало решения этих проблем было положено в годы военной реформы (1924—1925 гг.) В 1924 году в Ленинграде руководством артиллерии принята программа совершенствования зенитной артиллерии (ЗА) — увеличению досягаемости зенитных пушек по высоте и дальности, повышению их эффективности и скорости, улучшению автоматизации управления огнём. Продолжались работы с целью выявления наиболее выгодных калибров зенитных орудий, стали создаваться новые зенитные орудия малого и крупного калибров.
В 30-е годы войска ПВО стали оснащаться новой боевой техникой. На вооружение ЗА поступают новые образцы зенитных пушек: 76,2-мм образца 1931 и 1938 гг.; 85-мм и автоматическая 37-мм образца 1939 года.
В 1929—1930 гг. был создан прибор управления зенитным огнём (ПУАЗО-1), данные с которого передавались на орудия голосом или по телефону, но вскоре была разработана система синхронной передачи данных для стрельбы. В 1935 году войска стали оснащаться приборами ПУАЗО-2, а в 1939 году — ПУАЗО-3.
Истребительная авиация начинает оснащаться более современными истребителями: И-15, И-16, И-153, а с 1940 года — Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, которые по заявленным лётным характеристикам должны были превосходить самолёты передовых капиталистических стран, но из-за низкой культуры производства в советской авиапромышленности фактически даже уступали.
- В 1939 году служба ВНОС получает первые отечественные радиолокационные станции обнаружения: РУС-1, а в 1940 году — РУС-2.
- С 1934 по 1939 года количество зенитных орудий увеличилось в три раза, а истребителей — в 1,5 раза.
- В межвоенные годы шло совершенствование организационных форм и структуры управления войсками ПВО. В 1924 году в Ленинграде был сформирован первый полк ЗА, а в 1927 году — первая зенитная артиллерийская бригада. В 1927 году в штабе РККА создается отдел, а в 1930 году — Управление, ведавшее вопросами ПВО.
- В 1934 году Управление ПВО РККА возглавлял командарм 1-го ранга С. Каменев, а в 1936 году — командарм 2-го ранга А. Седякин.
- В 1932 году создаются первые зенитные артиллерийские дивизии.
- В 1937 году для ПВО важных промышленных и административных центров страны (Москва, Ленинград, Баку) были сформированы корпуса ПВО.
- Крупным недостатком в организационной структуре ПВО являлось отсутствие в их составе истребительной авиации, которая находилась в подчинении командования ВВС.
- С 31 октября 1938 года Управление ПВО возглавил Я. К. Поляков.
- В феврале 1941 года вся приграничная территория страны была разделена на зоны ПВО (по числу военных округов).
- С 4 июня 1940 года Управление ПВО возглавляет генерал-майор М. Ф. Королев.
- С 21 ноября 1940 — полковник А. Г. Прозоров, с 18 декабря — генерал-лейтенант Д. Т. Козлов.
- В декабре 1940 года Управление ПВО РККА преобразуется в Главное управление Красной Армии. 14 января 1941 года начальником ГУ ПВО РККА становится генерал-полковник Г. М. Штерн. 8 июня 1941 года Штерн арестован по «делу авиаторов».
Приказ НКО СССР № 0368 |
- С 14 июня 1941 года Главное управление ПВО возглавлял генерал-полковник артиллерии Н. Н. Воронов, а начальником штаба был назначен генерал-майор авиации Нагорный.
- В предвоенные годы произошли значительные количественные и качественные изменения в составе и предназначении ПВО. Вместо разрозненных подразделений воздушной обороны были созданы соединения и корпуса ПВО, созданы первые оперативные формирования — зоны ПВО, что было новым в то время в мировой военной науке и практике. Но наряду с этим в системе ПВО страны к началу ВОВ не были завершены многие мероприятия по совершенствованию организационной структуры и перевооружению войск; укомплектованность частей не соответствовала требованиям постоянной боевой готовности. Продолжалась частая и не всегда обоснованная смена командного состава в Главном управлении ПВО, соединениях и частях. Эти и другие недостатки отрицательно сказались на выполнении войсками ПВО боевых задач в первые часы, дни и месяцы ВОВ.
Войска ПВО в годы Великой Отечественной войны (1941—1945)
ПВО в годы ВОВ подверглась самой суровой проверке на пригодность её в решении возложенных задач по защите государства.
Война застала войска ПВО в период их перевооружения. В зенитной артиллерии ещё мало было новых 37-мм автоматических и 85-мм зенитных пушек. В войсках было недостаточно высокоскоростных истребителей Як-1 и МиГ-3, 46 % самолётного парка составляли устаревшие самолёты. Ускоренными темпами стали предприниматься меры по оснащению войск новой техникой.
В июле 1941 года Государственный комитет обороны принимает ряд мер по усилению прикрытия Москвы и Ленинграда, Ярославского и Горьковского промышленных районов, по защите стратегических мостов через Волгу. С этой целью было ускорено формирование частей ИА, ЗА, зенитных пулеметных и прожекторных частей.
Классическим примером организации ПВО крупного политического и промышленного центра являлась ПВО Москвы. Такой мощной ПВО на протяжении всей Второй мировой войны не имела ни одна столица капиталистического государства. Она осуществлялась 1-м корпусом ПВО и 6-м истребительным авиационным корпусом ПВО. В составе этих соединений к началу массированных налетов фашистской авиации имелось свыше 600 истребителей, более 1000 орудий среднего и малого калибров, около 350 пулеметов, 124 поста аэростатов воздушного заграждения, 612 постов ВНОС, 600 зенитных прожекторов.
Наличие таких крупных сил, умелая организация управления сорвала попытки противника нанести массированные удары с воздуха. Всего прорвалось к городу 2,6 % от общего количества самолётов. Войска ПВО, оборонявшие Москву, уничтожили 738 вражеских самолётов. Кроме того, 6 истребительный авиационный корпус, нанося штурмовые удары, уничтожил 567 самолётов на аэродромах противника. В целом Войска ПВО уничтожили 1305 самолётов, в боях с наземным противником было уничтожено 450 танков и 5000 машин.
9 ноября 1941 года была введена должность Командующего Войсками ПВО территории страны и на неё, был назначен генерал-майор Громадин.
Для улучшения взаимодействия сил и средств ПВО в январе 1942 года командованию ПВО была подчинена истребительная авиация.
В апреле 1942 года образован Московский фронт ПВО, а в Ленинграде и Баку созданы армии ПВО. Появились первые оперативные объединения Войск ПВО.
В июне 1943 года Управление командующего Войсками ПВО территории страны было расформировано. После проведённых реорганизаций к апрелю 1944 года были созданы Западный и Восточный фронты, а также Закавказская зона ПВО, которые в этом же году были реорганизованы в Северный, Южный и Закавказский фронты ПВО. Войска ПВО, защищавшие Москву, были реорганизованы в Особую Московскую Армию ПВО. На дальнем востоке в марте 1945 года были созданы три армии ПВО: Приморская, Приамурская, Забайкальская.
В ходе войны организационно оформились как рода войск ПВО зенитная артиллерия и истребительная авиация.
В годы ВОВ Войска ПВО успешно справились со своими задачами. Они обеспечили оборону промышленности и коммуникации, допуская прорыв к объектам лишь отдельные самолёты, вследствие чего имели место кратковременные остановки предприятий и нарушения в движении поездов на отдельных участках железных дорог. Выполняя свои задачи, войска ПВО территории страны уничтожили 7313 самолётов немецко-фашистской авиации, из которых 4168 — силами ИА, и 3145 — зенитной артиллерии, пулеметным огнём и аэростатами заграждения. Наибольшее количество самолётов противника, 33, среди зенитчиков за время боёв уничтожила 1-я батарея 93-го зенитного артполка под командованием старшего лейтенанта Геннадия Ольховикова.[1]
Свыше 80 тыс. солдат, сержантов, офицеров и генералов Войск ПВО были награждены орденами и медалями, а 92 воина удостоены высокого звания Героя Советского Союза и один — дважды. За успешные боевые действия 11 соединений и частей Войск ПВО были удостоены почётных наименовании и 29 почётного звания гвардейских.
Войска ПВО в послевоенные годы
В ходе сокращения Советских Вооружённых сил (1945—1949) ВВС были разделены на:
- Действующая армия (фронтовая авиация)
- Войска ПВО территории страны
- Армия ПВО территории страны
- Резерв Ставки ВГК
- ПВО военных округов
- ПВО недействующих фронтов
Первый Главнокомандующий войсками ПВО страны — Маршал Советского Союза Леонид Говоров (с 7 июля 1948 командующий ПВО страны) назначен в 1954 году.
В СССР имелось два округа ПВО — Московский и Бакинский. В ходе реорганизации 1981 года войска ПВО попали под бо́льшую зависимость от командования ВВС. В 1991 году преобразованы в Войска ПВО Российской Федерации.
Войска ПВО в боевых действиях в послевоенный период
В послевоенный период войска ПВО СССР участвовали в следующих вооружённых конфликтах:
Корейская война
В период с 1 ноября 1950 года по 27 июля 1953 года в обороне воздушного пространства КНДР принимал участие 64-й истребительный авиационный корпус, в состав которого поочерёдно входили 3 авиационные дивизии ПВО и 4 зенитные артиллерийские дивизии.
Арабо-израильская война
Боевые действия в Египте
В период с 13 января 1970 года по 16 июля 1972 года в ходе Войны на истощение в обороне воздушного пространства Египта (АРЕ) принимала участие 18-я особая зенитно-ракетная дивизия, имевшая на вооружении комплексы С-125.Боевые действия в Сирии
В период с начала 1973 по конец 1975 года в обороне воздушного пространства столицы Сирии (САР) города Дамаск принимал участие 716-й зенитно-ракетный полк 24-й Железной Самаро-Ульяновской мотострелковой дивизии, имевший на вооружении ЗРК «Квадрат».
В период с января 1983 года по июль 1984 года воздушное пространство Сирии обороняли 220-й зенитно-ракетный полк и 231-й зенитно-ракетный полк, имевшие на вооружении комплексы С-200.
День войск ПВО
Установлен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 октября 1980 года. Отмечается во второе воскресенье апреля.Главнокомандующие Войсками ПВО
Начальники управления, Главного управления (1932—1941), командующие (1941—1955), главнокомандующие (1955—1998).[2]- 1930 — Блажевич, Иосиф Францевич, быв. подполковник
- 1930—1931 — Кучинский, Дмитрий Александрович, комдив
- 1931—1934 — Медведев, Михаил Евгеньевич, комбриг
- 1934—1936 — Каменев, Сергей Сергеевич, командарм 1 ранга
- 1937 — Седякин, Александр Игнатьевич, командарм 2 ранга
- 1937—1938 — Блажевич, Иосиф Францевич, быв. подполковник
- 1938 — Кобленц, Григорий Михайлович, генерал-майор
- 1938—1940 — Поляков, Яков Корнеевич, генерал-майор артиллерии
- 1940 — Королёв, Михаил Филиппович, генерал-лейтенант
- 1940—1941 — Козлов, Дмитрий Тимофеевич, генерал-лейтенант
- 1941 — Птухин, Евгений Саввич, генерал-лейтенант авиации
- 1941 — Штерн, Григорий Михайлович, Генерал-полковник
- 1941 — Воронов, Николай Николаевич, Главный маршал артиллерии
- 1941 — Осипов, Алексей Александрович, генерал-майор
- 1941—1948 — Громадин, Михаил Степанович, генерал-полковник
- 1948—1952 — Говоров, Леонид Александрович, Маршал Советского Союза
- 1952—1953 — Нагорный, Николай Никифорович, генерал-полковник
- 1953—1954 — Вершинин, Константин Андреевич, Главный маршал авиации
- 1954—1955 — Говоров, Леонид Александрович, Маршал Советского Союза
- 1955—1962 — Бирюзов, Сергей Семёнович, Маршал Советского Союза
- 1962—1966 — Судец, Владимир Александрович, Маршал авиации
- 1966—1978 — Батицкий, Павел Фёдорович, Маршал Советского Союза
- 1978—1987 — Колдунов, Александр Иванович, Главный маршал авиации
- 1987—1991 — Третьяк, Иван Моисеевич, генерал армии
Войска противовоздушной обороны Российской Федерации
- сентябрь 1991 — декабрь 1997 года — Виктор Прудников, гГенерал армии
- декабрь 1997 — февраль 1998 года — Виктор Синицин, генерал-полковник
- 1998 год — должность упразднена в связи с объединением ПВО и ВВС
Структура (штаб-квартира)
Главкомат ПВО (Москва)
- ордена Ленина Московский округ ПВО:
- 1-я армия особого назначения ПВО (Балашиха). Вошла в состав ПВО ВС России, в 1994 году переформирована в 1-й корпус ПВО;
- 2-й корпус ПВО (Ржев), в 1994 году переименован в 5-ю дивизию ПВО;
- 3-й корпус ПВО (3-го формирования) (Ярославль), в 1995 году переименован в 3-ю дивизию ПВО;
- 7-й корпус ПВО (Брянск), в 1994 году переименован в 7-ю дивизию ПВО;
- 16-й корпус ПВО (Горький), расформирован в 1994 году.
- Краснознамённый Бакинский округ ПВО (Баку,с 1954 года по май 1980 года):
- 12-й корпус ПВО (Ростов-на-Дону, вошел в состав 8-й ОА ПВО);
- 14-й корпус ПВО (Тбилиси, вошел в состав ПВО Закавказского военного округа);
- 15-й корпус ПВО (Аляты, вошел в состав ПВО Закавказского военного округа);
- 10-я Краснознамённая дивизия ПВО (Волгоград, расформирована в 1973 году, части переданы в 12-й корпус ПВО);
- 16-я гвардейская Ясская Краснознамённая, ордена Суворова дивизия ПВО (Красноводск) → Монголия → после вывода (с 2.02.1986 г.) 50-й отдельный гвардейский Ясский Краснознаменный, ордена Суворова корпус ПВО (Чита);
- 2-я отдельная армия ПВО (Минск):
- 11-й корпус ПВО (Барановичи);
- 28-й корпус ПВО (Львов) в составе армии с марта 1986 до 24 января 1992 года;
- 4-я отдельная Краснознамённая армия ПВО (Свердловск):
- 6-я отдельная армия ПВО (Ленинград)
- 27-й корпус ПВО (Рига) с марта 1960 по декабрь 1977 входил во 2-ю ОА ПВО, с марта 1986 по 1994 год — в составе 6 ОА ПВО;
- 54-й корпус ПВО (Тайцы);
- 14-я дивизия ПВО (Таллин);
- 8-я отдельная армия ПВО (Киев):
- 19-я дивизия ПВО (Васильков)
- 49-й корпус ПВО (Днепропетровск);
- 60-й корпус ПВО (Одесса);
- 28-й корпус ПВО (Львов) в 1986 г был передан в 2-ю ОА ПВО, после распада СССР 24 января 1992 г вновь вошёл в состав 8-й ОА ПВО;
- 12-й корпус ПВО (Ростов-на-Дону). В 1989 году корпус был передан в 19-ю ОА ПВО (Тбилиси);
- 10-я отдельная Краснознамённая армия ПВО (Архангельск):
- 21-й корпус ПВО (Североморск);
- 4-я дивизия ПВО (Новая Земля):
- 5-я дивизия ПВО (Петрозаводск) (расформирована в 1985 году);
- 23-я Гомельская Краснознамённая, ордена Суворова дивизия ПВО (Васьково);
- 67-я отдельная авиационная эскадрилья СРДН (Шяуляй);
- 12-я отдельная транспортная авиаэскадрилья (Васьково)
- 11-я отдельная Краснознамённая армия ПВО (Хабаровск):
- 8-й Краснознамённый корпус ПВО (Комсомольск-на Амуре);
- 23-й корпус ПВО (Владивосток);
- 6-я дивизия ПВО (Елизово);
- 24-я дивизия ПВО (Хомутово);
- 25-я дивизия ПВО (Угольные Копи);
- 29-я дивизия ПВО (Белогорск);
- 12-я отдельная армия ПВО (Ташкент):
- 17-я дивизия ПВО (Мары);
- 15-я дивизия ПВО (Самарканд):
- 24-й корпус ПВО; с 1987 г. 17-я дивизия ПВО
- 7-я дивизия ПВО, позже 37-й корпус ПВО (Алма-Ата);
- 14-я отдельная армия ПВО (Новосибирск):
- 20-я дивизия ПВО → 38-й Амурский корпус ПВО → 41-я дивизия ПВО (Обь);
- 26-я Мукденская дивизия ПВО → 39-й Мукденский корпус ПВО → 94-я дивизия ПВО (Иркутск);
- 56-й корпус ПВО (Семипалатинск) → 33-я дивизия ПВО;
- 22-я дивизия ПВО (Норильск), переведена из Бакинского округа ПВО 27 июля 1969 года;
- 50-й гвардейский (до 25.01.1989 года отдельный) корпус ПВО → с 1.12.1998 года 26-я гвардейская дивизия ПВО (Чита);
- 19-я отдельная армия ПВО (Тбилиси)
- 12-й корпус ПВО (Ростов-на-Дону);
- 10-я дивизия ПВО (Волгоград);
- 96-я дивизия ПВО → 14-й корпус ПВО (Тбилиси);
- 97-я Львовская Краснознамённая дивизия ПВО (Баку) → 15-й корпус ПВО;
19-я отдельная армия ПВО была расформирована 1 апреля 1993 года, часть вооружения передана Министерству обороны Грузии.
Вооружение и военная техника (ВВТ)
Силы авиации на:
1987 год
1990 год[3]
- 2 410 истребителей
- 210 единиц Су-27
- 850 единиц МиГ-23
- 350 единиц Миг-25
- 360 единиц МиГ-31
- 500 единиц Су-15
- 90 единиц Як-28
- 50 единиц Ту-128
Силы ПВО на:
1990 год
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 12 мая 2011 года. |
См. также
Напишите отзыв о статье "Войска ПВО СССР"
Примечания
- ↑ Вторым «рекордсменом» является командир орудия 632-го зенитного артиллерийского полка сержант Иван Шалов — 18 самолётов люфтваффе. Тройку сильнейших замыкает командир орудия 75-го гвардейского зенитного полка старшина Николай Боцман, добившийся 15 побед. Но особенно удивительно, что в списке асов-зенитчиков и наводчик орудия рядовой Клавдия Бархоткина — 12 немецких самолётов. [granicarossii.info/_ld/1/176_02.14-granica_r.pdf Рекордсмены на поле боя] // «Граница России», № 6 (835), 8-14 февраля 2012
- ↑ [www.airaces.ru/nachalniki-vojjsk-pvo/ Начальники войск ПВО]
- ↑ George M. Mellinger, Chapter IV, Soviet Deployments and Military Districts, 1990, in Soviet Armed Forces Review Annual 14:1990, Academic International Press
Литература
- А. С. Иванов генерал-майор председатель совета ветеранов 10-й армии ПВО «На страже северного неба», Москва, 2005 год.
Ссылки
- [www.mvpvo.ru/ Сайт «Музей войск ПВО».]
- [www.airaces.ru/nachalniki-vojjsk-pvo/ Начальники войск ПВО.]
|
Вооружённые Силы СССР | 
| ||||
|
|
|
|
|
|
|
|
| РВСН | Сухопутные войска | Военно-воздушные силы | Войска ПВО | Военно-морской флот | Пограничные войска | Внутренние войска |
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Войска ПВО СССР
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.
После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.
Во время его пребывания в Лысых Горах все домашние обедали вместе, но всем было неловко, и князь Андрей чувствовал, что он гость, для которого делают исключение, что он стесняет всех своим присутствием. Во время обеда первого дня князь Андрей, невольно чувствуя это, был молчалив, и старый князь, заметив неестественность его состояния, тоже угрюмо замолчал и сейчас после обеда ушел к себе. Когда ввечеру князь Андрей пришел к нему и, стараясь расшевелить его, стал рассказывать ему о кампании молодого графа Каменского, старый князь неожиданно начал с ним разговор о княжне Марье, осуждая ее за ее суеверие, за ее нелюбовь к m lle Bourienne, которая, по его словам, была одна истинно предана ему.
Старый князь говорил, что ежели он болен, то только от княжны Марьи; что она нарочно мучает и раздражает его; что она баловством и глупыми речами портит маленького князя Николая. Старый князь знал очень хорошо, что он мучает свою дочь, что жизнь ее очень тяжела, но знал тоже, что он не может не мучить ее и что она заслуживает этого. «Почему же князь Андрей, который видит это, мне ничего не говорит про сестру? – думал старый князь. – Что же он думает, что я злодей или старый дурак, без причины отдалился от дочери и приблизил к себе француженку? Он не понимает, и потому надо объяснить ему, надо, чтоб он выслушал», – думал старый князь. И он стал объяснять причины, по которым он не мог переносить бестолкового характера дочери.
– Ежели вы спрашиваете меня, – сказал князь Андрей, не глядя на отца (он в первый раз в жизни осуждал своего отца), – я не хотел говорить; но ежели вы меня спрашиваете, то я скажу вам откровенно свое мнение насчет всего этого. Ежели есть недоразумения и разлад между вами и Машей, то я никак не могу винить ее – я знаю, как она вас любит и уважает. Ежели уж вы спрашиваете меня, – продолжал князь Андрей, раздражаясь, потому что он всегда был готов на раздражение в последнее время, – то я одно могу сказать: ежели есть недоразумения, то причиной их ничтожная женщина, которая бы не должна была быть подругой сестры.
Старик сначала остановившимися глазами смотрел на сына и ненатурально открыл улыбкой новый недостаток зуба, к которому князь Андрей не мог привыкнуть.
– Какая же подруга, голубчик? А? Уж переговорил! А?
– Батюшка, я не хотел быть судьей, – сказал князь Андрей желчным и жестким тоном, – но вы вызвали меня, и я сказал и всегда скажу, что княжна Марья ни виновата, а виноваты… виновата эта француженка…
– А присудил!.. присудил!.. – сказал старик тихим голосом и, как показалось князю Андрею, с смущением, но потом вдруг он вскочил и закричал: – Вон, вон! Чтоб духу твоего тут не было!..
Князь Андрей хотел тотчас же уехать, но княжна Марья упросила остаться еще день. В этот день князь Андрей не виделся с отцом, который не выходил и никого не пускал к себе, кроме m lle Bourienne и Тихона, и спрашивал несколько раз о том, уехал ли его сын. На другой день, перед отъездом, князь Андрей пошел на половину сына. Здоровый, по матери кудрявый мальчик сел ему на колени. Князь Андрей начал сказывать ему сказку о Синей Бороде, но, не досказав, задумался. Он думал не об этом хорошеньком мальчике сыне в то время, как он его держал на коленях, а думал о себе. Он с ужасом искал и не находил в себе ни раскаяния в том, что он раздражил отца, ни сожаления о том, что он (в ссоре в первый раз в жизни) уезжает от него. Главнее всего ему было то, что он искал и не находил той прежней нежности к сыну, которую он надеялся возбудить в себе, приласкав мальчика и посадив его к себе на колени.
– Ну, рассказывай же, – говорил сын. Князь Андрей, не отвечая ему, снял его с колон и пошел из комнаты.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив, тоска жизни охватила его с прежней силой, и он спешил поскорее уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое нибудь дело.
– Ты решительно едешь, Andre? – сказала ему сестра.
– Слава богу, что могу ехать, – сказал князь Андрей, – очень жалею, что ты не можешь.
– Зачем ты это говоришь! – сказала княжна Марья. – Зачем ты это говоришь теперь, когда ты едешь на эту страшную войну и он так стар! M lle Bourienne говорила, что он спрашивал про тебя… – Как только она начала говорить об этом, губы ее задрожали и слезы закапали. Князь Андрей отвернулся от нее и стал ходить по комнате.
– Ах, боже мой! Боже мой! – сказал он. – И как подумаешь, что и кто – какое ничтожество может быть причиной несчастья людей! – сказал он со злобою, испугавшею княжну Марью.
Она поняла, что, говоря про людей, которых он называл ничтожеством, он разумел не только m lle Bourienne, делавшую его несчастие, но и того человека, который погубил его счастие.
– Andre, об одном я прошу, я умоляю тебя, – сказала она, дотрогиваясь до его локтя и сияющими сквозь слезы глазами глядя на него. – Я понимаю тебя (княжна Марья опустила глаза). Не думай, что горе сделали люди. Люди – орудие его. – Она взглянула немного повыше головы князя Андрея тем уверенным, привычным взглядом, с которым смотрят на знакомое место портрета. – Горе послано им, а не людьми. Люди – его орудия, они не виноваты. Ежели тебе кажется, что кто нибудь виноват перед тобой, забудь это и прости. Мы не имеем права наказывать. И ты поймешь счастье прощать.
– Ежели бы я был женщина, я бы это делал, Marie. Это добродетель женщины. Но мужчина не должен и не может забывать и прощать, – сказал он, и, хотя он до этой минуты не думал о Курагине, вся невымещенная злоба вдруг поднялась в его сердце. «Ежели княжна Марья уже уговаривает меня простить, то, значит, давно мне надо было наказать», – подумал он. И, не отвечая более княжне Марье, он стал думать теперь о той радостной, злобной минуте, когда он встретит Курагина, который (он знал) находится в армии.
Княжна Марья умоляла брата подождать еще день, говорила о том, что она знает, как будет несчастлив отец, ежели Андрей уедет, не помирившись с ним; но князь Андрей отвечал, что он, вероятно, скоро приедет опять из армии, что непременно напишет отцу и что теперь чем дольше оставаться, тем больше растравится этот раздор.
– Adieu, Andre! Rappelez vous que les malheurs viennent de Dieu, et que les hommes ne sont jamais coupables, [Прощай, Андрей! Помни, что несчастия происходят от бога и что люди никогда не бывают виноваты.] – были последние слова, которые он слышал от сестры, когда прощался с нею.
«Так это должно быть! – думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. – Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? – сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею.
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
