Оксеншерна, Аксель

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аксель Оксеншерна
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Граф Аксель Густавссон Оксеншерна (швед. Axel Oxenstierna (16 июня 1583 — 28 августа 1654) — шведский государственный деятель, риксканцлер (1612-54) при Густаве II Адольфе и его дочери Кристине. Его стараниями Швеция вышла победительницей из Тридцатилетней войны и достигла зенита своего могущества.[1]



Биография

Аксель Оксеншерна родился 16 июня 1583 года в уппландской усадьбе Фонё, располагавшейся на мысу в заливе Экольсундсвикен. Его отцом был член риксрода Густав Габриельссон Оксеншерна, матерью — Барбру Аксельдоттер Бельке. Когда ему исполнился год, семья перебралась в Ревель, поскольку его отец был назначен эстляндским наместником. В 1588 году они вновь вернулись в Фонё.

В 1599 году Аксель вместе со своими братьями Кристером и Габриелем отправился за границу, где посещал в университетах Ростока, Виттенберга и Йены лекции по богословию и государственному праву. В 1603 году братья вернулись в Швецию. В 1605 году Аксель принимал участие в работе риксдага. В том же году ему было поручено осуществление контроля за поставками в армию, готовившуюся к походу в Лифляндию. После неудачного завершения кампании король назначил его своим представителем при провинциальных съездах, которые рассматривали королевское решение о введении нового налога.

В 1609 г. Оксеншерна был назначен членом риксрода, а с восшествием на престол Густава II Адольфа сделался, в звании государственного канцлера, высшим руководителем внешней и внутренней политики. В 1613 году им заключён мирный договор с датским правительством, в 1617 году — Столбовский мир с Россией. В 1622 году — перемирие в Огре с Польшей.

Особенно выделяется деятельность Оксеншерны в тот период Тридцатилетней войны, когда на помощь немецким протестантам выступил Густав II Адольф. Ему удалось заключить с Польшей перемирие на 6 лет, что дало возможность беспрепятственно направить все военные силы страны против немецких католиков. Когда шведские войска, после целого ряда блестящих побед, продвинулись вглубь Германии, Оксеншерне было вверено начальство над теми силами, которые сосредоточены были на Рейне.

После смерти короля (1632) Оксеншерна, на хайльброннском конгрессе 1633 года, созванном по его инициативе, провозглашен был главой протестантского союза. В следующем году он ездил во Францию и Голландию, чтобы склонить их к содействию протестантам в войне с императором. В 1636 году Оксеншерна оставляет навсегда театр военных действий и поселяется в Швеции; исполняя обязанности канцлера, он в то же время состоит в числе опекунов королевы Кристины.

После себя Оксеншерна оставил Швецию на пике могущества; при нём Балтийское море было обращено в «Шведское озеро». Ему принадлежит проект замечательных для того времени административных законов, одобренный в 1634 году собранием государственных чинов. Большую историческую ценность представляет и его переписка.

Напишите отзыв о статье "Оксеншерна, Аксель"

Литература

  • Wetterberg G. Axel Oxenstierna: makten och klokskapen. — Malmö, 2010.

Ссылки

  1. [www.hronos.km.ru/biograf/bio_o/oksenshern.html Оксеншерна Аксель Густафсон]
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Оксеншерна, Аксель

– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.