Оксеншерна, Бенгт Габриельсон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Бенгт Габриельсон Оксеншерна
швед. Bengt Gabrielsson Oxenstierna
greve till Korsholm och Wasa
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Генерал-губернатор Ливонии
1662 — 1665
Предшественник: Аксель Густафсон Лиллье
Преемник: Клас Окессон Тотт
 
Рождение: 16 июля 1623(1623-07-16)
Смерть: 12 июля 1702(1702-07-12) (78 лет)
Род: Оксеншерна

Граф Бенгт Габриельсон Оксеншерна (швед. Bengt Gabrielsson Oxenstierna; 16 июля 1623 — 12 июля 1702) — шведский государственный деятель.



Биография

Уже при королеве Кристине исполнял важные дипломатические поручения.

Со вступлением на престол Карла Х значение Оксеншерны становится ещё большим; во время польской войны он назначен был губернатором Великой Польши и Мазурии, потом Кульмского палатината, проявил большие организаторские способности и заслужил любовь самих поляков. Играл видную роль на конгрессе в Оливе.

Вернувшись в Швецию, Оксеншерна помешал заключению союза с Польшей против России.

До 1666 года был генерал-губернатором Ливонии. В 1674 году он был послан в Вену, чтобы предупредить разрыв империи со Швецией.

На Нимвегенском конгрессе Оксеншерна был представителем Швеции. Его назначение в Нимвеген обозначало сближение Швеции с Австрией и Голландией; союз с Францией, по мнению Оксеншерны, приносил Швеции один только вред. После Нимвегенского мира Швеция перешла в лагерь врагов Франции.

С 1680 года король вверил Оксеншерне всю иностранную политику в качестве президента канцелярии. Принципы, руководившие Оксеншерной, сводились к дружбе с морскими державами — Англией и Голландией и Австрией; в голштинском вопросе он держался враждебной Дании политики. Договор о гарантии, заключенный между Швецией и Голландией в Гааге 30 сентября 1681 года, был делом Оксеншерны. Этим договором положено было начало целой системе новых политических комбинаций в Европе. Результатами дипломатической деятельности Оксеншерны в 1680-х годах были — новый договор с Голландией и Бранденбургом 1686 года, деятельное участие в Голштинском вопросе, направленное против Дании и приведшее к Альтонскому договору 1689 года, субсидия Вильгельму Оранскому при высадке его в Англию в 1688 году, а затем и помощь антифранцузской коалиции.

1690-е годы характеризуются усиленным влиянием на короля французской партии; несмотря на это политическая система, созданная Оксеншерной, оставалась в силе.

При Карле XII Оксеншерна не пользовался прежним влиянием; его благоразумные представления оставались без всякого действия.

Об Оксеншерне и его деятельности см. Карлсон, «Швеция при Пфальцских королях».

Напишите отзыв о статье "Оксеншерна, Бенгт Габриельсон"

Литература

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Оксеншерна, Бенгт Габриельсон

– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.