Оксид урана(VI)-диурана(V)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Оксид урана(VI)-диурана(V)
Kristallstruktur Triuranoctoxid.png
__ U4+/6+      __ O2−
Общие
Систематическое
наименование
Оксид урана(VI)-диурана(V)
Традиционные названия триурана октаоксид, U3O8, закись-окись урана
Хим. формула (U2VUVI)O8
Физические свойства
Состояние твёрдое (чёрно-зелёные кристаллы)
Молярная масса 842,0819 ± 0,0025 г/моль
Плотность 8,38 г/см³
Термические свойства
Т. плав. 1150 °C
Т. разл. разлагается до UO2 при 1300 °C
Классификация
Рег. номер CAS 1317-99-3
Рег. номер EINECS 215-702-4
Приводятся данные для стандартных условий (25 °C, 100 кПа), если не указано иного.

Оксид урана(VI)-диурана(V) (ОУД), триурана октаоксид, закись-окись урана (ЗОУ) — неорганическое бинарное соединение урана с кислородом, в котором металл имеет двойственную валентность: 5 (два атома) и 6 (один атом). Формула соединения: (U2VUVI)O8, брутто-формула: U3O8. Из всех соединений урана, встречающихся в природе, распространён наиболее широко: главный компонент основного рудного минерала урана — настурана. В свободном состоянии представляет собой зелёно-чёрное кристаллическое вещество. Термически и химически устойчивое соединение, из всех оксидов урана наиболее стабилен. Как и все соединения урана, слабо радиоактивен. Основной компонент урановых концентратов в составе топлива для ядерных реакторов.



Напишите отзыв о статье "Оксид урана(VI)-диурана(V)"

Отрывок, характеризующий Оксид урана(VI)-диурана(V)

– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.