Квартерон
Квартеро́н (от лат. quarta — четверть) — в колониальной Америке так называли человека, у которого один предок во втором поколении принадлежал к негроидной расе. То есть — потомок мулатного и белого родителей. В настоящее время подобная терминология, основанная на количестве негритянской доли в крови, во многих регионах ассоциируется с эпохой расизма и считается отражением колониального менталитета.
Содержание
Количественная классификация
Престижность происхождения человека повышалась по мере понижения доли африканской крови (см. колониальный менталитет):
- Негр — 100 % генов негра.
- Мулат — половина генов — чёрные, то есть 50 % «белой» и 50 % «чёрной» крови.
- Квартерон — четверть генов — чёрные, то есть 75 % «белой» и 25 % «чёрной» крови, то есть один из родителей мулат, а второй белый; среди второго поколения предков (дедов и бабок) один чёрный, а трое других — белые.
- Окторон — потомок квартерона и белого, то есть 87,5 % «белой» и 12,5 % «чёрной» крови.
- Седецимион — потомок окторона и белого, то есть 93,75 % «белой» и 6,25 % «чёрной» крови.
- Тригинтадуон — потомок седецимиона и белого, то есть 96,875 % «белой» и 3,125 % «чёрной» крови.
- Метис — потомки от межрасовых браков.
США
Так, например, в США, где термин «квартерон» был довольно широко распространён в XIX веке (в штате Луизиана — до середины XX века), он постепенно перешёл в разряд архаизмов и историзмов вовсе не по причине исчезновения расизма, а наоборот, по причине его усиления в 1920—1930-е годы (Законы Джима Кроу). Белые американцы США старались как можно больше дистанцироваться от людей с какой бы то ни было долей негритянской крови. Негласный закон одной капли крови, соблюдаемый в американском обществе и сейчас , причисляет мулатов, квартеронов и квинтеронов к группе афроамериканцев.
Латинская Америка
В странах Латинской Америки, где рабство имело мягкие формы, термин употреблялся шире для обозначения постепенного процесса ассимиляции чёрного населения. Постепенно чисто количественная система классификации сменилась качественной (цвет кожи и самоопределение). Большинство светлокожих перешло в разряд белых, а более темнокожих — в разряд мулатов.
Знаменитые квартероны
- Александр Дюма-старший — самый знаменитый в России квартерон, его бабка — негритянка, а дед — французский аристократ, маркиз Дави де ля Пайетри. Однажды он ответил пытавшемуся задеть его этим недоброжелателю:
На самом же деле у Дюма никогда не было деда-негра, негритянкой была его бабка по отцу, рабыня и любовница его деда, маркиза де ла Пайетри.
- Салли Хемингс — квартеронка, рабыня и тайная любовница американского президента Томаса Джефферсона, который по результатам анализа ДНК оказался отцом по крайней мере одного из её восьми детей.
- Джоаким Ноа — квартерон, франко-американский баскетболист, выступающий за команду Национальной баскетбольной ассоциации «Чикаго Буллз». Его дед — негр (выходец из Камеруна), бабка — француженка, а мать — шведка.
- Мэрайя Кэри — квартеронка, американская поп, ритм-энд-блюз певица, автор песен, музыкальный продюсер и актриса. Её отец афро-венесуэльского происхождения, а мать — ирландка.
- Райан Гиггз — валлийский футболист, полузащитник, известный по выступлениям за английский футбольноий клуб «Манчестер Юнайтед» и сборную Уэльса. Его дед по отцу — выходец из Сьерра-Леоне.
В художественной литературе
- Квартеронка — роман Томаса Майн Рида.
- Квартеронка (англ. The Quadroon Girl) — стихотворение Генри Лонгфелло (русский перевод Михаила Михайлова).
Использованная литература
- Современный словарь иностранных слов, 20 000 слов. — М.: Рус.яз., 1992.
См. также
- Негры и мулаты в России
- Афроамериканцы
- Афробразильцы
- Афроазиаты
- Квинтерон
- Креол
- Метис
- Мулат
- Самбо (этнографический термин)
- Негр
- Кабокло
- Рабыня Изаура
Напишите отзыв о статье "Квартерон"
Примечания
|
Это заготовка статьи по антропологии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Квартерон
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.